— А зачем?
— А не знаю. Но если ты, — Эртхиа бросил значительный взгляд на шнуровку на груди Дэнеша, — если ты ашананшеди, то проводи меня в Аз-Захру, потому что у меня важнейшее дело к царю, а дороги я не знаю.
Дэнеш задумался на минуту.
— Ладно, — согласился он, — я провожу тебя в Аз-Захру, но потом. Один человек, который называл тебя своим другом, попал в беду. Поспешишь ли ты ему на помощь?
— Назови его имя, и, если ты ничего не напутал, я ни минуты не промедлю!
Дэнеш протянул на ладони перстень с крупным багровым камнем.
— Знаешь его?
Эртхиа наклонился, взял перстень, повертел его в пальцах.
— Удивительный камень! Такой царю пристал! Но кто бы мог носить его? Мне он и на мизинец мал. Разве ребенок или… Ты говоришь — называл другом? А не братом? А? Ну, что молчишь? Говори — это Акамие?
Эртхиа вскочил на ноги так порывисто, что Дэнешу ничего не оставалось, как вскочить следом — не ровен час, не удержится на карнизе пылкий царевич…
— Погоди-ка, — прищурился Эртхиа, — хоть и говорят, что все ашананшеди на одно лицо, но я тебя, кажется, узнал. Не ты ли привез мне послание от отца моего, да будет Судьба милостива к нему и на той стороне мира, послание, написанное рукой моего брата? И ты сомневаешься, что я брошусь к нему на помощь, даже если бы нас разделяли земли и воды и сами небеса?
— Нет, — ухмыльнулся ашананшеди, — твоя коса тому свидетельство. Но пойдешь ли ты против воли царя?
Эртхиа опустился на прежнее место и пригласил лазутчика:
— Сядь и объясни мне все толком, потому что до сих пор ты не прояснял, а только запутывал дело. Если ты знаешь, скажи, чем я могу помочь моему брату, а если не знаешь, скажи мне хотя бы где он, а уж я сам отыщу способ…
— Акамие здесь, в замке, принадлежавшем Тахину ан-Аравану, если ты слышал о таком. Теперь замок принадлежит повелителю Хайра, и поэтому я предполагаю — только предполагаю, — что Акамие находится здесь с ведома царя, если не по его приказу. Охрана при нем — десять евнухов, обученных владеть оружием, и до сегодняшнего вечера были еще двое ашананшеди. Сейчас их нет, и я хочу увезти Акамие отсюда, потому что знаю доподлинно, что Кав-Араван — тюрьма для него, и ему грозит худшее, если еще не случилось. Так пойдешь ты против воли царя?
— Не понимаю я! — всплеснул руками Эртхиа, — Разве ты не ашананшеди? Как ты сам можешь нарушить волю повелителя?
— Не могу. Но нарушу. Тебе достаточно знать, что если ты пойдешь в замок, то я иду с тобой, а если нет — пойду и без тебя.
— Ну нет! Я иду, но объясни мне, какая беда грозит Акамие.
— До рассвета время есть, и раньше нам не двинуться с этого места, потому что ты не пройдешь там, где прошел я. И то удивляюсь, как ты сюда-то забрался?
Эртхиа шумно втянул воздух с самым оскорбленнымвидом. Но усмехнулся, смущенно махнул рукой.
— И сам не знаю. Шел и вот — пришел. А ты уверен, что мы не опоздаем, если промедлим?
— Теперь — не опоздаем. Твой брат Эртхаана уже уехал, и все, что он сделал, уже сделано.
— Эртхаана? Что ему понадобилось в этих глухих горах?
— До рассвета у тебя есть время подумать об этом.
Глава 27
Вершины вспыхнули изломанной оранжевой чертой, и небо за ними из фиолетового стало сиреневым, а потом багровым, а потом золотистым. Тени съежились, из ущелья потянуло свежим ветерком. Вспугивая озябших ящериц, выползавших на плоские камни погреться в первых утренних лучах, Эртхиа спустился к дороге и там долго оправлял и отряхивал одежду, разминал ноги, поудобнее прилаживал суму за плечом, давая Дэнешу время выполнить все, о чем они сговорились. Не торопясь, он подошел к воротам, стукнул по ним кулаком и, недовольный, стал оглядываться. Ага, нашел подходящий камень, взвесил его на руке, ухватил ловчее и принялся колотить им в кованные ворота. Колотил он размеренно и усердно, показывая, что не намерен оставлять своего занятия, пока оно не принесет плодов. Нескоро, но все же его усердие было вознаграждено. С той стороны ворот свирепо потребовали, чтобы он шел прочь, кто бы он ни был, и не смел нарушать уединения того, кто приговорен к этому повелителем.
— Именем царя! — дерзко потребовал Эртхиа. — Открывай, или тебе несдобровать. Я царевич Эртхиа ан-Эртхабадр и желаю повидаться с моим братом, который здесь находится.
— Это запрещено. Есть ли у тебя письменное разрешение от повелителя? Если нет, ты напрасно проделал этот путь и зря теряешь время.
— Не тебе судить об этом, раб! — разгневался Эртхиа. — Открывай, кому говорю.
С той стороны послышались возбужденные переговоры — видно, привратник получил подкрепление. Похоже, теперь их было двое-трое, не больше, но, сколько бы их ни было, Эртхиа не беспокоился за их судьбу: она была предрешена. Затем последовал вопрос:
— Велика ли твоя свита, господин?
— Тебе хватит, сын гиены.
— Если велика, то она не сможет разместиться в замке…
— Я войду один!
— И это не позволено…
И так они препирались еще некоторое время, а потом с той стороны никто не ответил на очередную угрозу царевича и наступила тишина. Она была недолгой, ее нарушил лязг и скрежет отодвигаемого запора и разъяренные крики. Тяжелые ворота приоткрылись, Эртхиа протиснулся в щель как раз вовремя, чтобы принять участие в короткой схватке с остававшимися стражами, бежавшими от замка на выручку своим уже не нуждавшимся ни в какой помощи товарищам. Подхватив меч одного из убитых, Эртхиа ринулся в бой бок о бок с Дэнешем, из-за плеч которого, подобно крыльям, взметнулись два слегка изогнутых иссиня-черных клинка.
Акамие, разбуженный шумом — а уснул он только под утро, углаженный и убаюканный легкими пальцами и ласковым шепотом Айели, — выглянул в окно, гадая, какие перемены сулит внезапное вторжение.
Во дворе плясал смерч, окруженный мерцанием и вспышками разъяренных клинков, и мечи евнухов пытались и не могли достать его, а если один из них хоть на миг погружался в плещущую волну серого плаща, то путался и увязал в нем, и летел на камни, а его владелец уже валился под ноги своим товарищам, затрудняя им и без того нелегкую задачу. А чуть в стороне трое евнухов атаковали невысокого плечистого бойца, который с упоением рубил направо и налево, не давая им приблизиться к себе, но не упускал момента, чтобы стремительным выпадом уменьшить количество своих противников.
Едва Акамие успел вглядеться в пляшущий смерч, как полы плаща опали вокруг невзрачной фигуры ашананшеди, мечи спрятались в ножны за плечами, и Дэнеш, никто другой, поднял лицо и с тревогой окинул взглядом серую глыбу замка. Встретившись глазами с Акамие, он дернул за рукав своего союзника, еще вытиравшего меч об одежду поверженного врага. Тот разогнулся и тоже посмотрел наверх. Теперь Акамие узнал и его и не сразу понял, почему не узнал раньше. Это был Эртхиа, брат дорогой, только без косы. Акамие ни на миг не задался вопросом, почему Эртхиа постигло такое поношение и бесчестье. Это было все равно, и, что бы с ним ни случилось, Эртхиа оставался любимым и почитаемым братом и дорогим другом. И эти двое, самые дорогие, стояли внизу и улыбались, радуясь вместе с Акамие так внезапно нагрянувшему избавлению.
Акамие кинулся от окна и едва не сбил с ног Айели. Ничего не объясняя, он только выдохнул:
— Ну, все! — и, накинув на плечи полосатое покрывало, бросился вон из комнаты.
По лестнице он летел, не коснувшись рукой перил, и покрывало многоцветным облаком клубилось за ним. Так он и выпорхнул из дверей — прямо на шею протянувшему руки брату Эртхиа. Дэнеш стоял в стороне, сквозь сощуренные ресницы наблюдая за поднявшимся над вершинами солнцем. Но краем глаза он разглядел и счастливое лицо Акамие, по которому вчерашние слезы размазали черную и золотую краску, и наряд его: тонкие шальвары и сползшее на плиты цветное покрывало — и все; и оголенные руки без синяков или следов веревки, и что Эртхиа в восторге колотит его ладонями по спине, а ему не больно…
Дэнешу на миг показалось, что он понял. Но он успел и простить Акамие, и убедиться, что был неправ в своем подозрении, даже прежде, чем додумал до конца, будто Акамие уступил Эртхаане. Это ведь не избавило бы Акамие от расправы.
И, что важнее, в коротком взгляде, который Акамие бросил через плечо брата, не было вины и раскаяния, одна чистейшая радость и облегчение оттого, что беда миновала.
Когда братья вдоволь наобнимались и Эртхиа отер рукавом радостные слезы и на своем лице, и на лице Акамие, Дэнеш кашлянул, привлекая внимание. Теперь Эртхиа с готовностью обернулся к нему, а Акамие остался чуть поодаль, потупившись.
— Вот что, господа мои, — начал Дэнеш, обводя рукою двор, где вповалку лежал десяток тел. — Нам не следует задерживаться здесь, потому что солнце всходит и утро будет жарким, падаль быстро протухнет в такую погоду. А к вечеру будет гроза, и нам хорошо бы укрыться от ненастья. К тому же мы не знаем, куда, зачем и надолго ли увел Эртхаана собак-предателей, которые служат ему. По всему по этому — не ускорить ли нам сборы? Поспешим покинуть это место, а когда гроза вынудит нас прервать путь, остановимся и обсудим наши обстоятельства и намерения. Теперь я осмотрю лошадей, какие пойдут под седлом, какие — под вьюком, но мы заберем всех, чтобы не оставлять без опеки. Благородный Эртхиа не мог бы осмотреть кухню и кладовые, чтобы обеспечить нас припасами? В то время как слуга, что выглядывает из-за завесы на окне, лучше бы собрал необходимое для своего господина и помог ему переодеться в более подходящую его сану одежду.
Акамие смутился и сказал со сдерживаемой досадой:
— Другой здесь не найдешь, разве что в покоях Эртхааны, я же молю Судьбу избавить меня от этого.
— Разве в его сундуках не найдется ненадеванной одежды? — подсказал Эртхиа.
— Брат, меня будет всю жизнь мутить от запаха галийи, если я еще хоть раз вдохну ее от рубашки, принадлежащей Эртхаане. Что за беда? — добавил он уже с обидой, не глядя даже в ту сторону, где стоял Дэнеш. — Отсюда я готов уехать хоть и вовсе без одежды.