Толкнув створку, инквизитор занес меня внутрь. В доме оказалось всего два помещения. Кухня с небольшой круглой печкой, от которой убегала труба вверх, и спальня с единственной кроватью.
— Где мы? — спросила я, когда Реннголд наконец поставил меня на ноги.
— Охотничий домик, — ответил он и присел у печки.
— Чей он?
— Мой, — просто ответил он. — Я прилетаю сюда, когда мне нужно… спрятаться.
Последнее слово Лау сказал тише.
— Спрятаться? Тебе? — не поверила я.
Реннголд закинул в печку единственное найденное полено и распрямился.
— Тебя это удивляет? — он посмотрел мне в глаза.
— Просто… — я замялась, теряясь в бездне его взгляда. — Мне казалось, ты такой… всесильный. От кого тебе прятаться?
— От мира, — Лау улыбнулся краешком рта. — Всем рано или поздно нужно побыть одним. Но ты устраивайся, я пойду еще дров наколю.
Он снял с себя камзол и принялся закатывать рукава рубашки.
— Ты ранен, — я заметила бинты на предплечье.
— Пустяки.
— Но разве ты не мог себя излечить? — я подошла ближе. — Отменить раны?
— Не когда их нанесла магия разрушения.
На мгновение между нами повисла пауза, но я всё же взяла его за руку.
— Можно я посмотрю?
Инквизитор опустился на стул и, вытянув руку, уложил ее на стол. Я принялась осторожно разматывать повязку. Кожа была покрыта волдырями. Некоторые еще только набухали, но часть лопнула и источала гной. Вряд ли в этом домике есть нужные лекарства. А если раны не вычистить, то может начаться заражение.
Пока я смотрела на руку Реннголда, он наблюдал за мной. И стоило мне поднять глаза, как наши взгляды встретились.
— Ты позволишь? — спросила я.
Лау лучезарно улыбнулся, отчего стал еще красивее.
— Я в твоих руках.
Я занесла ладонь над его раной и, глубоко вдохнув, сосредоточилась. От пальцев пошли розовые искорки и, касаясь волдырей, помогали им заживать. Кожа стягивалась, и гнойные подтеки исчезали.
Пока использовала магию, я боялась смотреть на Реннголда, боялась сбиться и сделать что-то не так. И лишь закончив, когда на его предплечье не осталось следов, решилась поднять голову.
Инквизитор накрыл мою ладонь своей.
— Значит, это правда, — скорее сказал, чем спросил он.
— Маргарет не родная моя тетя. Они с мужем служили во дворце, и когда начался пожар, мама попросила их меня увезти. Меня запихнули в карету, не спрашивая, — я моргнула, чувствуя, как подкатывают слезы.
— Они спасли тебе жизнь.
— Знаю, — я вздохнула. — Но от этого не легче.
Реннголд поднялся на ноги и, подавшись вперед, обнял меня. Я уткнулась носом ему в грудь и закрыла глаза, слушая его сердце. В голове царила полная неразбериха. Я не могла понять, что правильно, а что нет. И малодушно цеплялась за возможность не думать об этом пусть еще лишнюю минуту.
Инквизитор погладил меня по волосам и вкрадчиво произнес:
— Я давно понял, что ты маг созидания, Леа. Заподозрил еще после того, как Адамант странно на тебя отреагировал. И все подтвердилось, когда в корзине под твоим столом нашлась наполовину созданная книга. Но я не знал… Я не знал, что ты принцесса. И мне очень жаль.
Захотелось не просто плакать, а разреветься. Громко, по-детски, и не сдерживаясь.
Но я осторожно выскользнула из объятий Реннголда и отвернулась.
— Я могу создать нам еды, — сказала, боясь смотреть на него. — Есть предпочтения?
— Лучше не истощать себя без необходимости, — ответил Реннголд. — В этих лесах много дичи. Я поймаю что-нибудь.
Он вышел из домика и вернулся через несколько минут с поленьями, которые сложил у печки. А я так и стояла, таращась перед собой и не зная, что теперь делать.
— Леа, — инквизитор обнял меня со спины и прижал к себе. — Нам надо о многом поговорить, это правда. Но знай, что я никогда не причиню тебе вреда. Мы на одной стороне.
«На одной ли?» — отозвалось у меня в голове.
В груди болело, словно меня пронзили копьем. Хотелось обернуться и, поднявшись на цыпочки, поцеловать его в мягкие губы. Раствориться в нежности и почувствовать себя счастливой. Но я не могла. Не имела права. Воспоминания о той ночи, когда не стало моих родителей, душили. И больше обманывать себя, что инквизитор был ни при чем, я не могла. Я знала, что он был там в ту ночь. И этого не изменить.
Реннголд поцеловал меня в макушку и, выпустив из объятий, покинул домик.
Чтобы хоть чем-то себя занять, я прибралась. Сняла наросшую паутину и, набрав в озере воды, вымыла полы и вытерла пыль. Все делала без магии, потому что Реннголд был прав. Я редко ей пользовалась, а потому не привыкла. И чрезмерные усилия могли лишить меня сил.
Реннголд вернулся, когда солнце касалось верхушек сосен и норовило убежать за горизонт. Инквизитор принес парочку упитанных кроликов. Сам их разделал, ловко орудуя ножом. А потом развел на улице костер и пожарил мясо на вертеле. Все он делал легко, уверенно, словно его ничего не беспокоило. Я же сидела на крылечке и просто смотрела, следила за каждым его движением, любовалась, как чудом.
Не думала, что он мог стать еще привлекательнее. Но весь такой деловитый за готовкой, он был и вовсе неотразим. Куда красивее, чем на приеме во дворце. И от одного взгляда на него в животе порхали бабочки.
— Готово, — сообщил Реннголд, пробуя мясо.
Я встрепенулась и, вернувшись в дом, разложила тарелки. К кролику решила все-таки сотворить жареной картошки и простенький салат. Я раньше не пользовалась магией созидания именно для еды и была не уверена, что получится вкусно. А потому выбрала блюда, которые часто ела у тети Маргарет. Ничего изысканного.
Мы сели за стол на кухне и какое-то время провели в молчании. То ли потому, что голодные, то ли не могли подойти к болезненной теме.
— Ты как-то спрашивала про мой день рождения, — первым заговорил Лау.
Я кивнула и, сложив ладони вместе, приготовилась слушать.
— Третье февраля, — продолжил инквизитор. — Я родился в маленькой деревушке на окраине империи. Ты бы ее и на карте не нашла. Мать умерла вскоре после родов. Отец считал виноватым меня, и у нас были… сложные отношения. И когда в пять лет во мне стала проявляться магия разрушения, это его до смерти напугало. Он просто вывез меня из деревни и бросил в чистом поле.
Мое сердце сжалось. Мне так и хотелось воскликнуть, что это ужасно, но я замерла, боясь обидеть своей жалостью. Еще никогда Реннголд не был со мной так открыт.
— Я не понимал, что происходит, — продолжал он. — Бежал за повозкой, отстал, потом свернул не туда и к вечеру дошел уже до другой деревни. Нашлись добрые люди, покормили и отвезли в город в приют для беспризорников. Там я прожил несколько месяцев, пока опять не взыграла магия. В городе нашелся маг-целитель, который определил, что дар у меня редкий, но для людей опасный. С таким в маленьком городе делать нечего.
И я ушел. На этот раз сам. Скитался по империи, пока не добрался до Сельгарда. Здесь людей много. Я надеялся затеряться, пока не научусь лучше контролировать магию. Я побирался, подрабатывал, где мог, и в общем-то жил неплохо. Однажды мы с приятелем пошли на ярмарку. Там были дрессированные звери и диковинные птицы. Моему другу особенно понравились ферийские тигры. Он по глупости полез к ним, хотел потрогать. Думал, это кошки, ласковые и дрессированные, как медвежата. А один из тигров бросился к нему и через прутья царапнул лапой по спине, а потом чуть было не вцепился зубами в руку. И я не выдержал. Применил магию прямо на глазах у всех. Уничтожил тигра и спас жизнь приятелю. Но через минуту меня скрутили городские стражники и оглушили.
Я пришел в себя в темнице, скованный магическими браслетами. Два дня провалялся без еды. Пока ко мне не пришел странный посетитель. Солидный мужчина в дорогой одежде, но в маске. Он велел меня накормить и, отведя в допросную, принялся расспрашивать, кто я, откуда и на что способен. Он разговаривал со мной мягко, даже уважительно, и к концу беседы я был готов идти за ним на край света. Лишь бы не возвращаться в камеру.
И он забрал меня к себе. Поселил у себя дома, отмыл, переодел и принялся учить. И грамоте, и наукам, и, что самое главное, — как контролировать магию. Потому что он тоже оказался магом разрушения. Причем самым сильным в мире.
— Император, — я прикрыла рот ладонью.
— Да, — ответил инквизитор. — Реннголд — не моя фамилия. Это дальняя ветвь императорского дома, почти забытая при дворе. Но Его Величество дал мне больше, чем имя.
В четырнадцать он отправил меня учиться в академию, а после выпуска сделал своим советником. Для остальных я был как бельмо на глазу. Молодой и взявшийся из ниоткуда, с властью, ради которой убивают. И надо сказать, меня и правда пытались убить. Вернее, сначала просто давили авторитетом, отмахиваясь от любых моих слов. Но император ко мне прислушивался, и быстро стало ясно, что от меня нужно избавиться. Что они и пытались сделать. Подстраивали несчастные случаи, нападения бандитов, подсыпали яд. Способов было много.
И я понял, что дворец — место не самое уютное. И попросил Его Величество выделить мне отдельную службу. Я хотел бороться с врагами императора, хотел приносить стране пользу, а не тратить время на пустые интриги.
Ты, возможно, не знаешь, но инквизиция была создана задолго до правления Оранджея. Тогда на магов шли гонения, ведь считались, что они поклонялись хаосу. Но после того как магия пробудилась у наследника престола, церковь прижали, и от инквизиции осталось одно название.
Император предложил мне возглавить ее и заняться тем, на что не хватало сил у городской стражи. А именно борьбой с подпольем, шпионами и прочими врагами государства. Надзором за магами инквизиция, конечно, она тоже продолжила заниматься. Словом, это была большая и ответственная работа. Да ты и сама это прекрасно знаешь.
Император предложил советникам проголосовать за мою кандидатуру на пост главы инквизиции. А те резонно отвечали, что я слишком молод для такой должности. В итоге сошлись на том, что мне нужна проверка. И для нее выбрали Ферию. Здесь как раз набирало силу движение повстанцев. Все понимали, что революционные настроения могли перекинуться и на нас. С одной стороны, император был бы рад устранению короля Бернарда, с которым они не ладили, но с другой — опасался, что огонь перекинется с соседнего дома на наш.