От таких дурных фантазий забыл, где нахожусь. И деловой ужин в ресторане превратился… не знаю, во что. Вместо того, чтобы слушать партнера, встречи с которым я ждал несколько недель, пялился, как очумелый от буйства гормонов подросток, на этот снимок. И разве что не скрипел зубами, то и дело оттягивая брюки, чтобы хоть как-то скрыть набухший до болезненности член.
Когда давление в паху стало нестерпимым, вынужден был извиниться и уйти из зала. Заперся в туалете, продолжая рассматривать неожиданный подарочек. Просто блеск, докатился! Осталось только спустить штаны и начать дрочить, глядя на фотку и представляя, что и как хочу сделать с девчонкой.
Не знаю, как удержался. Вот ведь до чего доводит отсутствие регулярного секса. Чувствовал себя гребаным извращенцем, которого тянет на юную девицу. Ну и пусть прелестную и соблазнительную, мне-то зачем все это нужно? И главное, она сама чего добивается? Зачем отправила мне этот снимок? Чего ждала? Что я сорвусь с места и брошусь к ней? Разложу на первом попавшемся столе и отымею так, чтобы имя собственное забыла? И только мое стонала и хрипела, умоляя не останавливаться?
Было такое желание, не скрою. Наплевать на все условности и сделать то, в чем я так отчаянно нуждался. Возможно, действительно решился бы, но следом пришло еще одно сообщение.
«Алексей Андреевич, простите меня, пожалуйста. Это вышло случайно, я писала совсем не вам! Перепутала контакты».
Так значит? Перепутала? То есть она не меня, другого кого-то впечатлить вздумала своими прелестями?! И эта дразнящая, дурманящая красота не мне предназначалась. А кому? Кому, черт возьми, она отправила настолько провокационное фото?
Разумеется, я не нашел ответа прошлым вечером, как и не смог ничего написать в ответ. Но утро принесло новые откровения и сюрпризы. И теперь я стою тут, смотрю вслед отъезжающей машины и чувствую, что свирепею. Ему? Она писала этому престарелому папику? И наверняка не только писала, судя по тому теплому прощанию, которым они обменялись на глазах у всего офиса. А я-то еще считал ее скромной, сдержанной девочкой.
И что же это получается? Спит с одним, а глазки строит другому, мне то есть? И все ее страхи, неловкость, волнение – лишь хорошо продуманная игра? Но с какой целью?
При виде меня она моментально заливается краской. На нежной коже щек растекаются темно-розовые пятна, и я застываю, пораженным этим зрелищем. Девочка такая красивая сейчас. Взволнованная до какого-то трогательного, незнакомого чувства внутри. Я думал, в наше время уже не умеют краснеть. Тем более странно было наблюдать подобное у той, что провела ночь с мужчиной вдвое старше себя. Перед ним она так же смущалась, обнажаясь до прозрачного кружева?
Цежу сквозь зубы ругательство, ощущая, как снова реагирует тело на ее присутствие. Волна болезненной тяжести обжигает бедра.
Глаза девчонки распахнуты, ресницы подрагивают, будто она собирается разрыдаться, а губы приоткрыты, и я вижу, как она то и дело касается их кончиком розового языка. И с трудом сдерживаю стон. Член снова становится колом, натягивая ткань брюк, потому что слишком отчетливо представляю совсем другую картинку. Ее в этом чертовом белье. Или вообще без всего. На коленях передо мной, ласкающей своим нежным ротиком мою набухшую до боли плоть. Вижу эту сцену и завожусь еще сильнее. В паху горит огнем, и такая зависимость от нее здорово выбешивает.
Никогда не реагировал на женщину подобным образом. Она снова облизывает губы, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наброситься на нее прямо здесь, наплевав на все условности и собственные принципы.
– Ал-л-лексей Андреевич… – испуганно лепечет девчонка, кажется, ошалев от моей реакции. Я понятия не имею, как все это выглядит со стороны, но не заметить, что со мной что-то не так, точно невозможно. – Простите меня, пожалуйста… за вчерашнее. Это вышло совершенно случайно.
Только не вздумай повторять, что ты писала другому мужчине, – мрачно советую про себя, переводя взгляд в ту сторону, куда скрылся доставивший ее к офису автомобиль с престарелым ловеласом. Разумеется, машины уже и в помине нет, но только что это меняет? Я и так успел увидеть предостаточно.
– Вы уже извинялись, Мария, – это все, на что меня хватает. Я зол на нее и еще больше – на себя за такую неадекватную реакцию. И хочу поскорее обо всем забыть. Выкинуть из головы и эту мышку, и ее сомнительные развлечения.
Странно, что мама оказалась такой недальновидной. Ведь это она подсунула мне такую секретаршу, явно не без умысла. Неужели не заподозрила, чем занимается ее ученица? Жаль, что ничего не могу рассказать, это наверняка стало бы для уверенной в себе Капитолины Сергеевны отличным уроком. В будущем сто раз бы подумала, прежде чем заниматься сводничеством.
– Поднимайтесь в офис, рабочий день начинается, – бросаю девчонке и разворачиваюсь, чтобы уйти, но меня останавливает тоненький голосок.
– А вы разве не идете?
– Позже, – пытаюсь выровнять дыхание. Мне только в лифте вместе с ней не хватало ехать, сейчас, когда член рвется из штанов, а внутри все кипит и клокочет. Мы же даже до следующего этажа не доберемся…
– Но я думала… – что же она не уймется никак? Будто задалась целью проверить мое терпение. Или специально провоцирует, видя, что я на грани. В любом случае с этим разговором пора кончать, пока еще могу хоть немного владеть собой.
– На рабочем месте думать будете, Мария! Марш в офис! – рявкаю в ответ. И без того огромные глаза расширяются еще больше, наполняясь слезами, а я чувствую себя последней сволочью. Сам с собой справиться не могу, а на ней отрываюсь. Что если правда ошиблась? Могла же она действительно перепутать отправителя. А с кем и как проводит время – это не мое дело. И не должно нисколько волновать. Не должно!
– Идите, Мария, – стараюсь говорить тише и ровнее. Ни в коем случае не смотреть на дрожащие капли на пушистых ресницах. И не желать отчаянно притянуть ее к себе, стискивая в объятьях, и не начать утешать всеми известными мне способами. – Если кто-то станет спрашивать, я буду примерно через час.
Глава 11
Он возвращается в офис спустя сорок три минуты, но теперь в его глазах нет ни холода, ни раздражения. Вообще ничего нет, потому что Лавроненко просто не смотрит в мою сторону. Не улыбается, не кивает, не дает никаких распоряжений. Сразу направляется в кабинет, будто бы не замечая, что я нахожусь в приемной.
И мои попытки успокоиться летят в тартарары. Все это время, дожидаясь шефа, уверяла себя, что проблема не во мне, и он с утра был занят. Но теперь вижу, что это не так. Мужчина намеренно дистанцируется, и объяснения, что приходят на ум, одно хуже другого. Сердится из-за моего сообщения? Или ему так сильно не понравилось, что теперь неприятно меня видеть? Это же возможно… Я понятия не имею, какие девушки его привлекают, но любые сравнения совсем не в мою пользу.
Очень хочется расплакаться. Мне жалко себя, жалко до такой степени, что я готова поддаться этим чувствам. Сбежать из кабинета, спрятаться где-нибудь в туалете и утонуть в слезах. Уже и так шмыгаю носом, и горячие капли то и дело срываются из глаз, оставляя на столе крохотные лужицы. И салфетка, с помощью которой пытаюсь их стереть, уже совсем мокрая. Если немедленно не остановиться, то совсем скоро у меня покраснеют глаза и распухнет лицо, что не заметить будет невозможно. А я совершенно не хочу, чтобы ко всем негативным впечатлениям добавилось еще и это.
Ведь только говорят, что мужчин трогают женские слезы. На самом деле гораздо чаще верным оказывается обратное. Плач и истерики воспринимаются как попытки любой ценой добиться желаемого. А это мало кому понравится. Я знаю, мне папа говорил. И предупреждал, чтобы я никогда не выбирала такой способ манипулирования.
А еще об этом рассказывала Капитолина Сергеевна. Она не раз упоминала, что слезы – нечестная игра, и проявлять такую слабость не стоит.
Я вздыхаю и, выбираясь из-за стола, тихонечко крадусь мимо директорской двери к выходу. Глупо, конечно, вряд ли Лавроненко дежурит за ней в ожидании моих шагов, он наверняка занят делами и думать забыл обо мне. Но все равно так спокойней: выйти поскорее, убедившись, что никто ничего не заметил, и привести себя в порядок в женской комнате.
Я торчу там с четверть часа, старательно брызгая в лицо холодной водой, чтобы убрать все-таки случившееся покраснение. А потом отправляюсь в столовую. Благо, уже наступило обеденное время и можно этим воспользоваться, чтобы окончательно прийти в себя. Хотя бы внешне – про внутреннее мое состояние лучше даже не думать.
Беру салат, компот и какой-то пирожок и усаживаюсь за столик у окна. Людей пока немного, и это хорошо: никто не подсядет и не станет доставать разговорами.
Я наивно надеюсь на это, но, как оказывается, зря. Отвлекаюсь на еду и не сразу замечаю, как у моего стола появляется Денисова. Оглядывается по сторонам и садится, не спрашивая разрешения.
– Машунь, не знаешь, что Потапова делала у шефа?
Понятия не имею. Я эту Потапову вообще видела только раз, и знать о ней ничего не знаю, кроме того, что она жила с Лавроненко и недавно они расстались. Да и не приходил к нему никто сегодня. Разве что в те несколько минут, когда я отсиживалась в туалете.
Мотаю головой в ответ на вопрос Снежаны, но она и не думает уходить. Наклоняется ко мне и начинает шептать, то и дело косясь на дверь.
– Я вообще думаю, что этот их роман был ненастоящим. Во-первых, после того, что узнала про нашего Лешу, а во-вторых, уж слишком дружелюбно они ведут себя друг с другом. Совсем не как бывшие.
Смотрю на остатки салата на тарелке и понимаю, что больше всего на свете сейчас хочется вывалить их этой змее на голову. Ну, какой он ей Леша? И ведь не угомонится никак, продолжает нести чушь про его якобы нетрадиционную ориентацию. Наверняка не только мне наболтала об этом. Мерзко и отвратительно, мало того, что сплетничает за спиной у шефа, так еще и настраивает против него других. Ведь обязательно найдутся такие, кто осудит за то, чего нет и в помине.