В полдень бригада триумфально вошла в рабочий городок Шарлеруа и на большой площади повторила свою клятву верности национал-социализму. Затем сотни танков устремились через валлонский Брабант. Большой лев Ватерлоо смотрел с высоты своего холма, как мы проходили.
Мы думали о всех тех героях, что когда-то приняли в этих плодородных полях такие же испытания, как и мы в русской грязи.
Но эта грязь была далеко. Наши бронемашины были усыпаны цветами, венки из дубовых ветвей высотой в два метра украшали борта. Кортеж трепетных девушек с искрящимися глазами ждал нас на пороге Брюсселя.
Центр столицы представлял собой сказочную карусель лиц и флагов. Наши машины с трудом пробирались через многотысячные толпы людей, бежавших приветствовать наших солдат. Толпа с криками поднималась, как море, бросая тысячи роз, первых, самых нежных роз, возвещавших свет и тепло весны.
Мой танк остановился перед колоннами Биржи. Я посадил в машину веселую ватагу ребятишек, чувствуя в своих руках их маленькие горячие ладони. Я смотрел на этот чудесный праздник, общность, причастие народа, столь восприимчивого к славе моих солдат. Беспрерывно с грохотом появлялись новые танки на дороге, усыпанной цветами.
Точно по той же самой дороге через пять месяцев в Брюссель войдут англо-американские танки.
VIIЭстонская эпопея
Наш легион в мае 1944 года отправился в Польшу для переформирования на огромном поле в местечке Дебица между Краковым и Лембергом.
Более восьмисот бельгийских рабочих заводов Рейха после моей агитации добровольно записались в нашу бригаду.
Первый контингент из трехсот моих соотечественников едва прибыл в лагерь в июле 1944 года, когда началось новое наступление советских войск. Был взят Минск. За две недели мощная волна войск затопила немецкий фронт, сметая все на глубину в триста километров. В том же месяце советские армии подошли к границам Литвы и Пруссии. Зацепив половину Польши, они достигли пригородов Варшавы. Дорога на Берлин была открыта. Для отпора под Варшаву бросили дивизию «Викинг» с новыми танками.
Второй мощный удар Советов потряс фронт, на этот раз он потряс эстонский сектор Восточного фронта до линии Финского залива. На острие позиций под Нарвой стоял отборный корпус СС, третий танковый корпус, составленный из добровольцев всех германских стран: фламандцев, голландцев, датчан, шведов, норвежцев, латышей. Все они отчаянно сопротивлялись, но у них были большие потери.
На этом направлении тоже надо было срочно латать дыры. Но чем заткнуть?
Некоторые военные ведомства Берлина, образно говоря, взнуздали осла за хвост и разослали в расположение войск неслыханные телеграммы. В частности, лагерь у Дебицы получил приказ в тот же день погрузить для отправки на эстонский фронт триста новых волонтеров, прибывших недавно. Сотня из них была мобилизована только четыре дня назад, две трети других были на службе только три недели и едва умели обращаться с винтовкой, никто никогда не имел дело с пулеметом.
Я в тот момент был вызван в Бельгию, где мой брат только что был зверски убит террористом. Когда мне доложили об этих безумных предписаниях, три сотни наших парней уже направлялись к Балтийскому морю в сопровождении сотни ветеранов, которые должны были быть им инструкторами в Дебице. Все были перемешаны. В последнюю минуту им выдали пулеметы с приказом в дороге научиться обращению с этим сложным оружием!
Сначала я не верил этой отправке. Я позвонил в Берлин, мне подтвердили известия. Аналогичный приказ был отдан другим частям. Фламандские волонтеры были направлены точно в таких же условиях, что и валлонцы.
Я был поражен, потому что эти триста новобранцев могли принять меня за обманщика. Они пришли в наш легион и доверяли мне. Их, едва прибывших на место, ожидавших получить серьезную боевую подготовку, бросали в бессмысленную авантюру!
Что добавляло мне тревоги, так это то, что после Черкасс Гитлер запретил мне возвращаться на фронт. Что сделать, чтобы спасти моих новобранцев или по меньшей мере разделить их участь? Я решительно позвонил в Генеральный штаб Гиммлеру, резко протестуя против этой отправки, требуя отмены этого приказа или, если это невозможно, разрешения мне присоединиться к моим людям.
Никакого ответа не последовало. У меня горели ноги. Через три часа ожидания я послал новую телеграмму. Берлин мне сухо ответил через несколько часов. Я тут же послал снова просьбу отправиться на фронт. Ночью из Берлина пришел окончательный ответ-приказ: «На фронт!»
На рассвете мой автомобиль был готов. Вечером я прибыл в Берлин, который я из предосторожности объехал, боясь получить личный контрприказ. Я ехал в сторону Данцига. Когда я прибыл туда, то узнал, что мои солдаты перешли через территорию Литвы как раз до того, как железная дорога на Ригу была отрезана авангардом советских войск. Теперь было уже невозможно добраться до Эстонии через балтийские страны.
Также не было и самолета, которым я мог бы воспользоваться. Наконец, в одной внутренней гавани я нашел патрульное судно, отправлявшееся в Финляндию. На обратном пути оно должно было сделать остановку в Ревеле. После сильных перепалок я устроил на палубе свой старый «Ситроен».
В полдень наш корабль поднял якорь, покинул огромный рейд, в то время как над нами в сине-золотом небе появилась советская эскадрилья.
Под Нарвой
Наше судно, бывший перевозчик бананов из Гвинеи, медленно прошло вдоль берегов Пруссии к северо-востоку. Это был один из последних кораблей, шедших в Финляндию. Через несколько дней она капитулировала.
На борту нас было тысяча человек, принадлежавших к самым различным родам войск. Наши глаза всматривались в морскую ширь цвета голубиной шеи. Иногда вместо русалки возникал перископ подводной лодки и сама лодка, лоснящаяся, как туша кита. Это был наш дружественный подводный охотник, он был в дозоре.
Но подлодки, они как люди, их больше злых, чем добрых, и не один транспорт с войсками был уже потоплен в Балтике. У нас были спасательные жилеты, и мы спали вповалку на палубе рядом с люками, похожие на пингвинов.
Мы прошли вдоль Литвы и Латвии. В последнюю ночь наш береговой лоцман получил приказ остановиться и сделать остановку в Ревеле, где нужно было погрузить на корабль сотни раненых.
В пять часов утра мы прибыли в спокойный залив, отливавший стальным и голубым цветами, напротив столицы Эстонии, знаменитого Ревеля тевтонских рыцарей, разбросанного по склону, утыканного острыми колокольнями, где возвышались мощные валы славного града.
Каждый старый город Прибалтики был отмечен следами прошлого: он имел величественный замок, откуда веками шло излучение германской цивилизации и порядка; он имел белые соборы с голубыми колокольнями, изящными, как стрелы; торговые дома из мощного песчаника, отполированного веками, любовно украшенные скульптурами, красивыми и величественными, как их сестры в Любеке, Бремене или Брюгге, цветы богатства и искусства Средних веков.
Рейд Ревеля, как полет мечты, на целое лье растянулся вдоль берега, усыпанного красноватыми камнями. Вдалеке были золотистые поля, среди них вырисовывались пышные руины огромной готической крепости, такой как те, что можно еще видеть на побережье Фландрии.
Один генерал объяснил мне, где могли находиться мои солдаты. Это было почти под Нарвой. Через час вдоль Финского залива я отправился по разбитой песчаной дороге в направлении Ленинграда.
Деревенский пейзаж выглядел бедно: ланды и сосняк, осиновые рощи, дикие цветы, похожие на розовых птиц. Время от времени виднелось море, синее и блестящее. Дома были покрыты деревянной черепицей. Жилье встречалось редко. Девушки были великолепны, с широкой костью, на мощных ногах, в новых платьях из тарлатана и органди.
После нескольких часов пыльной дороги я увидел заслон из десятков четырех больших бочек. Они защищали огромный завод, где инженеры Рейха дробили сланец и получали огромное количество сланцевого масла. Так же как на Кавказе мы дрались за нефть для самолетов, здесь дрались за масло для подлодок.
Фронт был поблизости. Деревни, что я проезжал, лежали в руинах. Деревья вдоль дороги были изрублены, повалены или обуглены. Воздух был сероватого цвета. Была слышна сильная канонада.
В конечном счете я нашел своих солдат. Они располагались в десяти километрах от передовой. Офицер, который привел их, знал, что никогда валлонцы не были в боях без моего участия. С уверенностью в своей правоте он доложил генералу армейского корпуса, что люди не были готовы и что, ожидая моего прибытия, он снимает с себя всякую ответственность.
Командир корпуса был замечательный человек, генерал Штайнер. Мы познакомились на Кавказе. Он принял решение подождать.
Я прибыл на мой КП на склоне дня. На генерале был белый галстук, как у Пьера Лаваля, щегольского вида. Всегда отглаженный и благоухающий, он с воодушевлением обнял меня. К ночи, когда я вернулся к моим людям, я добился для них трех недель отсрочки и права выбрать инструкторов.
Мы расположились лагерем на вершине песчаной горы, откуда открывалась величественная панорама Финского залива. В ста метрах вертикально вниз под нашими ногами вдоль всей линии воды раскручивалась странная лента черных деревьев, прилепившихся к самому берегу.
Мы спустились к бухточке, освещенной теплой августовской ночью. Мы бросились в море, и наши крепкие обнаженные тела долго плавали в поющей воде.
Финский залив
Эстонский фронт — это было что-то немыслимое. Русские были у ворот Варшавы, а несколько десятков тысяч добровольцев со всех германских стран еще цеплялись за опустошенные леса под Ленинградом!
Нарва обозначала границу старой Европы и славянской Азии. По обе стороны маленькой речки, пересекавшей город, встали два мира: на западном берегу возвышался старый замок тевтонских рыцарей; прямо напротив него русский город раскинул ярусами от воды свои зеленые луковые огороды и церкви в восточном стиле.