Но спустя годы уже смертельно больной Горбатов успел прислать с адъютантом записку: просил А. Е. Голованова простить его за несправедливую аттестацию и предвзятое к нему отношение»[26]. (Больше он никогда не служил, хотя и предпринимал к этому попытки. Обращался к главкому ВВС Жигареву, в Генштаб и Министерство обороны – везде отказ. Отвечали формально: «Для ваших погон у нас и должности нет!» Не пустили его в Группу генеральных инспекторов, как и А. А. Новикова и Г. К. Жукова, в МАПе его тоже не ждали…)
После смерти Сталина Голованова мгновенно уложили в госпиталь и списали по здоровью. На том и завершилась сверкнувшая, как пролетевшая комета, двенадцатилетняя военная служба этого незаурядного и самобытного военачальника. В академии военные профессора ещё долго вспоминали своего талантливого выпускника, отзываясь о нём не иначе, как с восторгом, в самых превосходных степенях…
«Но адаптация к новым условиям жизни прошла спокойно. Александр Евгеньевич перешёл как бы на другое дыхание…»[27]
«Вскоре после смерти Сталина Лаврентий Павлович Берия (первый заместитель Председателя Совета министров СССР Г. Маленкова и одновременно министр внутренних дел СССР), руководивший Атомным проектом, вызовет командира корпуса в Москву, и Александр Евгеньевич примет участие в секретном совещании, на котором обсуждались вопросы использования ядерного оружия и проведения диверсионных операций в Западной Европе. Однако недруги Главного маршала решили, что Л. П. Берия сознательно приблизил к себе некогда служившего в органах ГПУ А. Е. Голованова, чтобы использовать его корпус в предстоящей борьбе за власть. После ареста Л. П. Берия недоброжелатели припомнят А. Е. Голованову его близость к тому: за глаза его назовут „бериевским генералом“ и в том же 1953 году поспешно уволят в отставку»[28].
Гражданка
В. В. Решетников: «…трудно поверить, но первое, с чего он начал, – поступил на вечернее отделение института иностранных языков. Увлёкся английским. Абитуриент, несмотря на свой далеко не студенческий возраст, обладал, как оказалось, недюжинными способностями к освоению иностранных языков. Учился старательно и вполне успешно, дотянув до диплома.
Была ли в том какая-нибудь прикладная цель – вряд ли. В залежах его одарённости он, видимо, не хотел оставлять неразработанным и этот пласт. Пусть для души – а это ведь немало. Но, как оказалось, не только: позже, когда ему пришлось иметь дело с иностранной авиационно-технической информацией, он читал её в подлинниках, а не в паршивых переводах.
Иняз инязом, но этим сыт не будешь. Для такой семьи нужен не студент, а хороший работник…»[29]
Снова органы безопасности
«…Единственное учреждение, где приняли его, будто ждали, был Комитет государственной безопасности. Как-никак „альма-матер“… Но, как бы то ни было, весной 1955 года А. Е. Голованова видели в Арктике, в обществе серьёзных персон.
С этого направления Соединённые Штаты планировали воздушные вторжения стратегических ядерных сил. Да и наши кратчайшие пути к вероятному противнику „номер один“ лежали вдоль тех же меридианов через купол Северного полюса. Предстояло закрыть эти бреши сетью боевых аэродромов, оплести радиотехническими постами и системой управления, укрепить силами ПВО…
Главный маршал авиации А. Е. Голованов
Один из крупнейших деятелей этого ведомства, начальник Главного управления внешней разведки генерал П. Судоплатов, в своей книге „Спецоперации“ отметил, что в первое послесталинское время А. Е. Голованов в сотрудничестве с автором „Спецопераций“ участвовал в планировании стратегической разведки и разработке превентивных мер по срыву воздушного ядерного нападения на нашу страну. Так что Заполярье для А. Е. Голованова явилось, скорее всего, объектом продолжения этих разработок с „корректировкой на местности“»[30].
Из материалов выставки в Иркутске, посвящённой 110-й годовщине со дня рождения А. Е. Голованова, в середине 50-х годов он работал начальником экспедиции «Север-7», в 1955-м участвовал в арктических экспедициях в качестве второго пилота самолёта Ил-14:
«…В октябре 1957 года И. С. Конев в угоду Н. С. Хрущёву формирует список военачальников, недовольных действиями министра обороны, и затем на октябрьском Пленуме ЦК КПСС совершается надругательство над Г. К. Жуковым. Позорный список не подписали Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский и Главный маршал авиации А. Е. Голованов. И у того, и у другого было с Г. К. Жуковым немало острых столкновений на служебной почве во время войны, к тому же Г. К. Жуков лично в 1945 году вычеркнул фамилию А. Е. Голованова из списка на представление к присвоению звания Героя Советского Союза. Честь для К. К. Рокоссовского и А. Е. Голованова была превыше всего…»[31]
В ноябре 1958 года при Министерстве обороны была образована Группа генеральных инспекторов. Однако в неё единственные Главные маршалы авиации А. Е. Голованов и А. А. Новиков, как и Г. К. Жуков, не попали: что-то греховное и ущербное мерещилось в их облике чистоплюям из ЦК.
Наука и снова полёты
Только в мае 1958 года А. Е. Голованов был назначен заместителем начальника ГосНИИ ГВФ по лётной части. Начальник института, правда, был в чине генерал-лейтенанта, но Александр Евгеньевич форму носил редко, и несоответствие званий должностным отношениям ничуть не мешало.
В то время институт осваивал поступивший в эксплуатацию самолёт Ил-18, внедрял его для полётов на трассах «Аэрофлота». Голованов весь отдался любимой работе: к новой авиационной технике он всегда был неравнодушен и постоянно стремился быть в числе пионеров её освоения. Большой энтузиаст слепых полётов, он особое внимание уделял испытанию приборного оборудования, всесторонне экспериментировал, добиваясь его наибольшей эффективности и надёжности в работе. Практически летал вторым пилотом на опытных самолётах.
В свои преклонные годы он трудился так же неутомимо, как и в молодости. Весь его рабочий день был расписан по часам (давнишняя привычка к самодисциплине и порядку). Сам во всём показывал пример дисциплинированности и того же требовал от подчинённых. Случалось, поджимали сроки. И тогда он сокращал даже время на обед, но никогда не отменял его.
Его мечтой было создать современную лётно-испытательную базу и такой коллектив, которому под силу решение самых сложных задач по освоению современной авиационной техники. Голованов тщательно, по очень жёстким критериям отбирал кандидатов. И в бесконечных хлопотах делал всё возможное, чтобы создать работникам хорошие условия и, учитывая их напряжённый труд, обеспечить всем необходимым в быту, прежде всего жильём. Ведь, приглашая людей, Александр Евгеньевич исходил не из наличия столичной прописки, а из деловых качеств. Он помог лётчикам приобрести легковые автомашины, которые были не роскошью, а необходимостью, поскольку аэродром находился далеко от города. И то, что лётчики-испытатели института после ухода на заслуженный отдых стали получать повышенную пенсию, – тоже его заслуга.
А. Е. Голованов организовал в институте лётно-испытательный отряд, мечтал со временем превратить весь институт в лётно-испытательный и очень стремился к этому. Но верх взяла другая точка зрения: научно-исследовательский институт определили головным по всей авиационной науке.
В шестидесятых годах в народном хозяйстве начали широко применяться вертолёты. Они стали незаменимыми помощниками в строительных и монтажных работах в самых труднопроходимых местах и на объектах, где с успехом совершали операции, которые были не по силам монтажным кранам. Голованов много и настойчиво занимался внедрением в практику винтокрылых машин, разрабатывая методики сложнейших операций. Выезды в командировки на места помогали успешно решать эту задачу.
Он окунулся в новое дело как в родную стихию. Самолёты, лётчики, аэродромы – что может быть прекраснее?! Тут уже испытывали принципиально новые самолёты – реактивные. Но до штурвала он всё же добрался. Попробовал – получается. Летал, много летал. Менял самолёты. Участвовал в испытаниях. Он был всецело поглощён своим делом, работал много, увлечённо, даже с азартом и лишь к шестидесяти годам окончательно сошёл с пилотского кресла.
Его авторитет и сила влияния были высоки, он брался за всё, что затрагивало интересы института в любой области. И институтский народ со своими проблемами чаще всего и шёл к нему, к А. Е. Голованову. Поговаривали даже, будто Александр Евгеньевич претендовал на роль начальника института. Его предложение о реорганизации института не нашло поддержки вверху, назревал конфликт с министром Гражданской авиации маршалом Е. Ф. Логиновым (бывшим комкором АДД, его подчинённым). В июне 1966 года А. Е. Голованов вынужден был уйти на пенсию. В министерстве запоздалым приказом в конце года он был награждён почётным знаком за налёт семи тысяч часов.
На пенсии
Пенсию ему назначили небольшую, всего-навсего 1800 рублей. Половина пенсии шла на оплату квартиры в Доме на набережной: опального маршала лишили всех льгот по оплате жилья, 500 рублей он ежемесячно посылал своей старенькой матери. В итоге семья, имевшая пятерых детей, была вынуждена жить на 400 рублей в месяц. Даже в те скудные времена это было намного ниже прожиточного минимума. Выручало подсобное хозяйство на даче, гектар земли на Икше.
Полгектара засевали картошкой, все сбережения потратили на корову и лошадь. Его жена Тамара Васильевна сама вела хозяйство, доила корову, ухаживала за ней, делала творог, варила сыр. Сам маршал очень много работал на земле, ходил за плугом, который тащила его лошадка Копчик, любимица всей семьи. Александр Евгеньевич даже научился делать вино из ягод. Когда нужны были деньги для покупки школьной формы для детей, Головановы всей семьёй собирали ягоды и сдавали их в комиссионный магазин.