— И все-таки хорошо, что ты здесь. — Клэр улыбнулась. Ее тронула забота Хантера, который был совершенно ничем не обязан Питу.
— Я хочу спуститься, — неожиданно сказала Сиена. Хантер и Клэр посмотрели на нее непонимающе, а затем их лица приняли озадаченные выражения. — Пусть увидят, что со мной сделал Рэндалл. Думаю, лучшего момента не придумать.
Хантер молча смотрел на подругу. Разумеется, перемены в ее внешности стали для него шоком, хотя он и пытался не заострять на них внимание. Еще на улице он заметил, что Сиена прячет лицо, а в зеркальных стенах лифта разглядел ее хорошенько. Он боялся спрашивать, что произошло. Страшно был предположить, что могло случиться с человеком, чтобы остались такие шрамы.
— Ты уверена? — тихо спросила Клэр. — Этим утром ты рассуждала иначе и не хотела встречаться с прессой. Их собралось так много. Ты справишься? Они же тебя заклюют.
Сиена медленно кивнула.
— Справлюсь, я бывала и в худших передрягах, — иронично сказала она.
— Значит, пойдешь? Ты все решила? Все взвесила?
Конечно, Клэр мечтала о том, чтобы Рэндалл Стайн поплатился за то, что сотворил с ее дочерью, но опасалась за эмоциональное состояние Сиены. Преследования прессы, сплетни, полиция, возможное судебное разбирательство — это может доконать кого угодно, а Сиене был необходим покой для полного выздоровления. Втайне Клэр даже начала надеяться, что Сиена решила просто забыть о произошедшем и начнет жить так, словно Стайна никогда не существовало.
— Да, я все взвесила, мама. У меня было на это почти две недели. — Глаза Сиены блеснули той уверенностью, которую давно не излучали, и Хантер с Клэр вздохнули с облегчением. Видеть отчаяние и равнодушие на ее лице было куда хуже. — Я раздавлю этого ублюдка, как он раздавил меня.
Клэр с обожанием посмотрела на дочь, чувствуя гордость и любовь.
Когда Сиена во второй раз вышла на улицу, ее встретила новая волна вспышек и крики, похожие на крики портовых грузчиков. Хантер держал ее под локоть, хотя на самом деле Сиене не требовалась поддержка. Она была готова ко встрече с прессой.
Медленно, давая папарацци время вдоволь пощелкать вспышками, девушка сняла очки и шарф. Даже нахальные журналисты умолкли, по толпе пробежал шелест вздохов.
Сиена еще в лифте отлично продумала свои действия и была уверена, что стратегия сработает. Она не собиралась подавать на Рэндалла в суд и требовать компенсации за моральный и физический ущерб. Нет! Ведь существовала приличная возможность потерпеть неудачу, даже с такими солидными доказательствами, как ее увечья.
Сиена выбрала другой путь, и ее месть должна была стать не менее изощренной, чем судебное разбирательство. Фотографии прессы должны были все сказать за нее. Она знала, что это будет обвинение без слов, для которого не нужны доказательства. Сиена хотела уничтожить Рэндалла, раздавить его и лишить всего того, что было для него дорого: карьеры, денег и репутации. После фотографий с ее лицом, которые появятся во всех изданиях и замелькают на телевидении, Стайн предстанет публике жестоким монстром, маньяком и садистом, и никакие опровержения ему не помогут. Можно судиться по закону, делать заявления и подводить под обвинение целую доказательную базу. А можно хранить ледяное молчание, позволив прессе и всему миру навешать свои ярлыки.
Сиена стояла молча, не двигаясь и позволяя журналистам сделать тысячи фотографий, а затем подняла руку, требуя молчания. Толпа замерла в ожидании заявления, тишина повисла такая, словно на улице вообще не было ни единого человека.
— Как вы понимаете, — начала девушка мягким, но уверенным голосом, — это тяжелое время для моей семьи и для меня лично. — Хантер слегка сжал ее локоть, желая поддержать. — Мой отец очень болен, а я сама прохожу тяжелое лечение после страшных побоев.
Журналисты завопили одновременно, срываясь на визг, но Сиена вновь остановила их поднятием ладони.
— Я воздержусь от комментариев, поскольку подробности насилия, совершенного надо мной, до сих пор причиняют мне душевную боль. — Она сделала паузу и повысила голос. — Я также не собираюсь ни на кого указывать пальцем. По личным мотивам мне не хотелось бы привлекать к делу полицию и подавать в суд на человека, по чьей вине я стала такой, какой вы меня видите сейчас. Но я бы хотела воспользоваться возможностью, чтобы поправить недавнее заявление мистера Стайна, который утверждал в прессе, что я страдаю от нервного истощения и психической нестабильности, а потому прохожу лечение антидепрессантами. Единственным признаком моей так называемой психической нестабильности является мой переезд в дом Рэндалла Стайна. Должно быть, я была не в себе. — Девушка усмехнулась.
Смешки в толпе папарацци. Сиена по-прежнему была любимицей прессы.
— Итак, господа, спасибо за внимание, других заявлений не будет.
Она повернулась и зашагала к стеклянным дверям, сопровождаемая вспышками и выкриками.
— Почему вы не желаете возбуждать дело?
— Вы говорили с Рэндаллом после того, как он вас избил?
— А Стайн? Он будет делать заявление? Сиена? Сиена!
Хантер пробил ей дорогу в холл, и они снова оказались в лифте.
— Ты как? — спросил он Сиену.
Вопрос был неуместным. Лицо девушки пылало от возбуждения, глаза сияли от восторга. Она знала, что своим поступком сколотила для Стайна гроб. А папарацци забьют в его крышку гвозди.
— Все прекрасно, — выдохнула она улыбаясь. — И прости меня, Хантер. За все-все!
— И ты меня прости. — Он порывисто обнял племянницу. — Прости, что меня не было рядом, чтобы остановить этого ублюдка.
Финансовые покровители Рэндалла услышали новости раньше его самого.
Телефонный звонок настиг его в дороге, в машине.
— Джон, но это полная чушь! Ей ничего не доказать. Я всего час назад говорил с адвокатом, он уверял меня, что мне ничто не угрожает.
В его голосе звучала мольба, но спонсоры остались глухи.
— Это твои проблемы, Рэндалл. На досуге еще раз перелистай контракт, там все подробно написано на этот счет. Пункт о моральной ответственности говорит, что, если ты каким-либо образом скомпрометируешь весь проект, «Орион энтерпрайзис» разрывает сотрудничество.
— Но, Джон, ведь это просто слухи. Брось! Ты же не думаешь, что я должен сделать харакири просто потому, что какая-то идиотка натрепала что-то журналистам? Господи, ты же знаешь, что у меня нет девяти миллионов! Дурацкие сплетни, не более того! — Стайн перешел на визг. — Уверяю тебя, эта девка — психопатка, вот и несет какую-то… Джон? Джон? Алло?
Из трубки неслись короткие гудки.
Глава 53
Следующие несколько недель Сиена пребывала в эмоциональном возбуждении.
Снимки ее обезображенного лица, сделанные журналистами возле больницы, разошлись по всему миру. Пресса делала одно предположение за другим, постепенно превращая Рэндалла Стайна в настоящего монстра, а Сиену — в безвинную жертву. Конечно, ни один папарацци не смог написать или заявить с экрана телевизора, что увечья девушке нанес именно бывший жених, но даже намеков хватало для того, чтобы не оставить камня на камне от его солидной репутации. «Орион энтерпрайзис» прекратила финансирование фильма и свернула съемки, а неустойку повесили на незадачливого продюсера.
Звездные дни Рэндалла Стайна подошли к концу.
Он всего однажды общался с прессой, но его заявление звучало глупо. На одном из гала-концертов он вылез из лимузина и, широко улыбаясь, сообщил журналистам, будто по-прежнему дружен с Сиеной, что желает ей скорейшего выздоровления, и категорически отрицал свою причастность к ее увечьям.
Сиена, глядя в экран, с которого вещал продюсер, заметила рядом с ним Мириам Стэнли и усмехнулась. Она еще помнила, как переживала из-за измены Рэндалла с этой выскочкой и охотницей за богатым спонсором, но теперь былая ревность казалась нелепой и смешной.
Что ж, оставалось пожелать Мириам удачи. Она ей понадобится.
Сиена не чувствовала удовлетворения от своей жестокой мести. Пожалуй, ей было все равно, словно вещи наконец встали на свои места и это внесло порядок в мироздание. Только и всего. Рэндалл Стайн для Сиены больше не существовал.
Крах Стайна был не единственной хорошей новостью в ее жизни. Конечно, видеть собственные шрамы, снятые крупным планом, на страницах газет было неприятно, но теперь у Сиены были надежные тылы: с ней были ее близкие. Девушку больше не заботила собственная слава или красота. Она нашла в жизни куда больший клад: поддержку и любовь семьи.
Несколько недель состояние Пита оставалось неизменным, и пресса потеряла к нему интерес. Врачи предвещали, что он может так и не выйти из комы и умереть во сне, но Клэр все еще не теряла надежды. Она каждый день навещала мужа, иногда ее сопровождала Сиена, которую теперь почти не тревожили журналисты.
Хантер проводил много времени в Хэнкок-Парке по просьбе Сиены и Клэр. Тиффани поначалу сильно пугали визиты ее парня к Макмаонам, потому что она с ужасом ожидала возобновления отношений с Сиеной.
— Что, если она снова тебя обидит? — спрашивала она Хантера. — Ты так переживал после вашего разрыва, я не хочу, чтобы ты снова пострадал. Всякий раз, когда Сиене плохо, она цепляется за твою руку, а как только дела у нее налаживаются, она забывает о тебе и двигается дальше.
Они сидели на диване в доме Хантера, глядя на огонь, потрескивавший в камине. За окнами лил дождь, постукивая по листьям и траве. Звук был заунывным, но по-своему приятным. В Лос-Анджелесе дождь всегда становился целым событием, и Тиффани была счастлива посидеть у камина в обнимку с любимым.
Разумеется, Хантер в очередной раз вступился за Сиену, утверждая, что она изменилась. Он принялся уговаривать Тиффани поехать в Хэнкок-Парк на ужин, но девушка отнеслась к идее скептически.
— Только один разок, милая, — настаивал Хантер. — Ну пожалуйста. Если после этого визита ты не пожелаешь больше видеть Сиену, клянусь, я не буду тебя неволить.
— Один разок? — уточнила Тиффани, смягчаясь.
— Один-единственный! — с жаром воскликнул Хантер. — Честно-честно! Я хочу, чтобы ты встретилась с Сиеной и поняла, что я прав.
Этот ужин стал поворотной точкой в отношениях Тиффани с Макмаонами.
Девушка не знала, что потрясло ее больше: изуродованное лицо Сиены или очевидные перемены в ее поведении.
— Я просто ревновала его к тебе, — сказала Сиена, когда девушки вышли прогуляться по садовой дорожке.
Тиффани, которая никогда не бывала в Хэнкок-Парке, пришла в восторг от его роскоши и размеров. Она много раз слышала от Хантера о его несчастливом детстве и «доме скорби», а потому представляла себе жилище Макмаонов мрачным замком с унылыми коридорами и голым двором, поросшим жидкой травой. Образ был настолько четким, что реальность потрясла Тиффани.
Теперь девушки шли по оранжерее, наполненной ароматом цветов.
Тиффани остановилась и недоверчиво посмотрела на Сиену.
— Ты ревновала? Но почему?
— Потому что тебе досталась любовь Хантера, — вздохнула Сиена. — И наверное, потому, что ты заслуживаешь этой любви.
Сиена тоже остановилась. Она все еще ходила с предосторожностями, потому что при резких движениях в ребрах ощущалась боль.
— Присядем? — предложила она.
Девушки устроились на деревянной скамье напротив розария.
— Но ведь Хантер и тебя любит. Всегда любил.
Сиена кивнула. Тиффани видела, как она сильно похудела и осунулась. Казалось, ее может унести резким порывом ветра.
— Я знала, что он меня любит, но… это трудно объяснить. Думаю, я всегда чувствовала, что не заслуживаю его любви. Да, наверное, так. Мне казалось, что если он увидит, какова я на самом деле, как избалованна и эгоистична, он убежит прочь. Но Хантер всегда был слеп, когда речь заходила обо мне. Он такой великодушный, правда?
— Правда, — улыбнулась Тиффани. — Хантер… сообщил тебе новости?
Тиффани поклялась Хантеру, что пока не скажет Сиене ни слова, но почему-то передумала. Казалось, наступил верный момент.
Сиена покачала головой, с любопытством глядя на собеседницу.
— В общем, — начала та с улыбкой, — я не должна была говорить, потому что это пока секрет… я беременна.
— Ух! Вот это да! — Сиена вскочила в возбуждении, затем снова села и обняла Тиффани за плечи. — Значит, у вас будет малыш! О, пусть он будет похож на Хантера! — Она осеклась, понимая, что это пожелание звучит невежливо. — То есть… на тебя тоже… я имела в виду.
Тиффани расхохоталась:
— Не оправдывайся! Я тоже хочу, чтобы ребенок был копией отца.
Девушки, не сговариваясь, встали, словно подсознательно уловив, что все главные слова сказаны, и направились к дому. Омытый светом звезд и луны, Хэнкок-Парк казался прекрасным райским уголком. Неудивительно, подумали обе девушки, что весь мир завидовал Хантеру. Ведь он вырос в таком прекрасном доме. Баловень удачи, счастливчик, любимец фортуны. Если бы только окружающие знали, сколько бед и несчастья повидал этот дом, сколько разбитых судеб переплелось под его крышей!
— Ты хотя бы сознаешь, — вдруг сказала Тиффани, когда они подошли к большому дубу у входа в дом, — что этот ребенок будет твоим кузеном? Или кузиной?
— Черт возьми! — Сиена рассмеялась, и это был легкий, счастливый смех. — А ведь и в самом деле! Вот это номер! А я и не сообразила, дубина!
Что ж, подумала Тиффани, по крайней мере язык Сиены остался прежним. А то она уж начала подумывать, что общается с бледной тенью былой Сиены Макмаон.
Тиффани рассмеялась.
Лишь после Рождества, спустя две недели после разговора с Тиффани, Сиена решилась спросить у Хантера про Макса. Она надеялась, что он или Тиффани хоть раз упомянут ее бывшего парня, сболтнут о нем что-нибудь, но оба старательно избегали этой темы. То ли они щадили ее чувства, то ли по каким-то иным причинам, Сиена терялась в догадках. В конце концов она не выдержала и решила спросить Хантера напрямую.
Они как раз завтракали. Сиена отложила газету, все еще пахнущую типографской краской, и улыбнулась Хантеру, сидевшему напротив. Шрамы вокруг ее глаз побледнели и уже не так портили вид. По крайней мере теперь Сиена больше напоминала близким прежнюю себя, чем совершенную незнакомку, какой казалась раньше. Правый глаз все еще почти ничего не видел (разве что размытые пятна), но левый почти оправился.
Заметив, что Сиена на него смотрит, Хантер тоже улыбнулся.
— А ты… — начала она и замялась. Сердце на мгновение сжалось в груди так сильно, что снова заныли ребра. — Ты слышал что-нибудь о Максе?
— Иногда мы общаемся, — ответил Хантер уклончиво. Он ждал этого вопроса, но так и не придумал, что будет отвечать. Ему не хотелось расстраивать Сиену.
— Иногда? Но ведь вы были так близки?
— Ну, он уехал обратно в Англию, причем давно. Мы по-прежнему близки, а поскольку почти не видимся, говорим лишь по телефону, и это… сама понимаешь. Жизнь не стоит на месте.
— Это точно, — грустно сказала Сиена, возвращаясь к газете.
Хантер видел, что она подняла газету только для виду, а сама напряженно размышляет. Он сочувствовал подруге, которая в последнее время больше жила воспоминаниями о прошлом, нежели мечтами о будущем. Постоянное чувство вины по отношению к тем, кого она когда-то обидела, могло довести Сиену до депрессии и превратить ее жизнь в унылое существование без цели.
— Послушай, милая, — сказал он. — Не знаю, сможете ли вы когда-либо увидеться и объясниться, ведь утекло столько воды. Но ты не должна погружаться в себя. Даже если бы события сложились иначе, вы могли расстаться с Максом — по какой-нибудь другой причине. По сути, вы всегда были словно разные полюса магнита.
— А он все еще в Англии? — выпалила Сиена и прикусила язык. Она знала, что Хантер прав, что нужно двигаться дальше, но ей было необходимо знать, где именно сейчас Макс. Он преследовал ее во сне и в минуты одиночества. У нее даже появилась привычка мысленно вести с ним беседы.
— Нет, — коротко ответил Хантер. — Он перебрался в Нью-Йорк. Кажется, помогает ставить фильм.
— Да? — Сиена помолчала, переваривая новость. — А у него есть подружка?
— Сиена. — Хантер нахмурился. — Забудь о Максе. Все, что между вами было, принадлежит прошлому. Ты должна жить своей жизнью. Однажды ты встретишь человека, который окружит тебя заботой и любовью, сделает тебя счастливой. Поверь мне, так будет лучше. Конечно, сейчас тебе трудно с этим смириться, однако я знаю, что я прав.
— Так есть или нет? — настойчиво повторила Сиена.
Хантер понял, что она не оставит его в покое, поэтому набрал в грудь побольше воздуха и сделал то, чего никогда раньше не делал. Он солгал:
— Да. — Его пальцы под столом сделали крестик. — Она из Франции. Кажется, у них все всерьез.
Он ненавидел себя за то, что это говорит, поскольку знал, что роман Макса и Фредерик окончен. Но это был единственный способ защитить Сиену от ложных надежд.
Каждое его слово ранило сердце девушки, словно острая бритва, хотя она никак не выразила своих эмоций. Сиена опасалась, что, заплакав, ударится в истерику и никогда больше не сможет улыбаться. Поэтому она усилием воли сдержала слезы и выдавила жалкую кривую улыбку:
— Что ж, я рада за него. — Хантер посмотрел на нее с сомнением. — Правда рада. Макс заслуживает счастья. Больше, чем я.
— Я считаю, что мне требуется медицинская помощь. Конечно, не мне ставить диагноз и вообще… но я чувствую себя глубоко несчастным. Порой мне так плохо, что колет сердце и прерывается дыхание.
Пожилой доктор внимательно посмотрел на Макса и ободряюще улыбнулся. Не всякий день к нему на прием приходили молодые, успешные миллионеры с полным набором симптомов депрессии: бессонницей, приступами апатии, утратой жизненных стимулов и неспособностью сконцентрироваться. У Макса Десевиля был тот самый полный набор.
— У вас действительно наличествуют признаки мягкой клинической депрессии, — заявил врач, и Макс вздохнул. — Я мог бы направить вас к психиатру. Он пропишет вам антидепрессанты.
— Вроде прозака? — усмехнулся Макс. — Хм… не думаю, что я готов к сильным медикаментам.
— Тогда просто сеансы психолога. Многим людям помогает когнитивно-поведенческая терапия, когда они находятся на грани нервного срыва. Возможно, это ваш случай. Я могу посоветовать вам психолога, кажется, он берет около пятидесяти фунтов за сеанс.
Макс снова усмехнулся:
— Думаю, это мне по карману.
Он вернулся в Англию, чтобы отметить Рождество, и во время одной из прогулок по окрестностям Баткомба решился-таки зайти к врачу и проконсультироваться по поводу своего состояния.
Маффи и Генри буквально ежеминутно рассыпались перед ним в благодарностях, поскольку он выплатил Эллису деньги за аннулирование ренты и дал Аркеллам средства для восстановления фермы. Грузовики и рабочие исчезли с земель Генри еще в начале декабря, и единственным напоминанием об их пребывании оставались лишь раскопанная лужайка перед замком да груды кирпича, которые Эллис даже не стал забирать, подгоняемый бессильной злобой.
— Я верну тебе все до последнего пенни, — бесконечно клялся Генри, но Макс лишь со смехом отмахивался от его слов.
— Вернешь? Какая нелепость, брат! Эти деньги достались мне без лишних усилий, да еще тогда, когда я совершенно в них не нуждался. Считай это подарком судьбы.
— Да, но ведь речь идет не о горсти монет, Макс, как ты не понимаешь! Это же огромная сумма, — говорила Маффи, качая головой. — Целое состояние! Как ты можешь говорить о миллионах, словно это не деньги, а фантики?
— Ребята, поверьте моему опыту, — горько отвечал Макс, — не в деньгах счастье. К тому же ваш замок — единственное место, где я чувствую себя как дома. По сути, это мой единственный дом. Я счастлив, что Бог дал мне шанс избавить вас и вашу ферму от посягательств проклятого ублюдка.
Кстати, Эллис не стал возражать против денег Макса, чего Аркеллы сильно боялись. Оказалось, что щедрое предложение застройщика стало для него самого приличной проблемой. Строительство гольф-клуба потребовало немалых вложений и постоянно превышало установленные лимиты. Бен Макинтайр, прораб Эллиса, проникся к Аркеллам теплыми чувствами и всячески ставил начальству палки в колеса, а затем и вовсе уволился, чем довел Эллиса до белого каления. Да и сам Гэри, сообразив, что ему так и не растопить сердце вожделенной Маффи Аркелл, утратил интерес к будущему гольф-клубу.
— Я изрядно переплатил твоему братцу, — признался Эллис Максу, подписывая с ним соглашение. — Сказать по правде, неудачное было вложение. Да и земли-то так себе, плохонькие, — выпустил он последнюю шпильку, которая звучала неубедительно.
Как стало известно Максу, проект скоростного шоссе М-40, которое должно было пролечь недалеко от земель Генри, несколько подкорректировали. Вышло так, что гольф-клуб, если бы он был построен, оказался бы на отшибе, а значит, не пользовался бы особой популярностью. Гэри Эллис еще легко отделался.
По идее, Макс должен был чувствовать себя невероятно счастливым. Брат и его жена получили обратно земли, а сам он в одночасье превратился в богача с большими перспективами в плане карьеры. Кто мог представить, что, сделав ставку на «Темных сердцем», он сорвет такой куш? И дело было не только в деньгах, но и в проектах, что замаячили на горизонте. Имя Макса Десевиля все чаще звучало в Голливуде, а в Нью-Йорке его ждала интересная работа.
Плюс ко всему, изматывающий роман с Фредерик закончился, и Максу больше не было необходимости испытывать чувство вины перед девушкой. Француженка даже прислала ему рождественскую открытку, в которой были только теплые слова и добрые пожелания и ни единого упрека.
Рождество пришло и ушло, а Макс продолжал играть роль человека, довольного жизнью. Впрочем, актер из Макса был никудышный: даже дети Аркеллов замечали, что с ним творится что-то неладное. Когда как-то за ужином Мадлен спросила, в чем дело, Макс улыбнулся одними губами.
— Твои глаза не улыбаются, — заметила девочка.
Макс встал, извинился и пошел в свою комнату. После замечания малышки он не смог бы улыбаться даже губами. Именно тогда он и решил обратиться к врачу.
Попрощавшись с доктором, Макс вышел на улицу и поплотнее запахнул куртку. Дул пронизывающий ветер.
Он не знал, что ему делать. Может, все как-нибудь устаканится, когда он вернется в Нью-Йорк? Может, жизнь войдет в какую-то колею, удастся погрузиться в работу с головой, и депрессия отступит?
Макс зашагал домой, всей душой надеясь, что в Нью-Йорке с ним все будет в порядке. Город, который никогда не спит, просто обязан заразить его своей энергетикой и жаждой жизни.
До отъезда оставалось три дня, через неделю предстояло приступить к репетициям.
Пересекая дорогу по переходу возле школы, Макс задумчиво вынул из кармана листок, сложенный вчетверо. На нем врач записал корявым почерком фамилию и номер местного психоаналитика. Первые капли дождя упали на бумажку, вслед за ними пришли более частые и упругие, безуспешно пытаясь размыть несмываемые чернила.
Макс вздохнул, смял листок в комочек и бросил в ближайшую урну.
Ему не нужна была помощь психолога.
Ему была нужна Сиена.
Канун Нового года Клэр и Сиена решили отметить праздничным ужином.
Они сидели в столовой Хэнкок-Парка вдвоем и лениво переговаривались.
Хантер и Тиффани уехали в Колорадо, чтобы поведать родителям девушки о будущем ребенке. Сиена волновалась за Хантера. Как Уэданы воспримут новость? Хантер упоминал, что так и не заслужил доверия родителей Тиффани.
Сиена мысленно улыбнулась. Не может быть, чтобы ребенок не примирил Уэданов с Хантером! Узнав о беременности и предстоящей свадьбе, они с радостью благословят дочь.
Вечер прошел в приятной, мирной атмосфере. Клэр и Сиена даже разговаривали вполголоса, так им нравился покой Хэнкок-Парка. Поэтому неожиданно зазвонивший в одиннадцать вечера телефон заставил их подпрыгнуть на месте и обменяться недоуменными взглядами. Сиена, в пижаме и с книгой в руках, сидела на диване возле камина, Клэр заканчивала письмо старой школьной подруге.
— Это, наверное, тетя Лори, хочет поздравить с наступающим Новым годом, — предположила Сиена, когда Клэр встала и направилась в холл за трубкой. — Поздравь ее от меня, ладно?
Лори так и вела жизнь старой девы, хотя после смерти Дьюка и обзавелась друзьями. Кажется, Новый год она встречала со знакомой компанией.
Снова углубившись в книгу, Сиена не сразу заметила, что Клэр ничего так и не сказала в трубку, а молча нажала отбой. Бледная, с дрожащими губами, она подошла к дочери.
Подняв голову и посмотрев на мать, Сиена сразу поняла, что произошло.
— Звонили… из больницы. Сказали, все случилось так быстро, что…
— О, мама! — Сиена вскочила с дивана и прижалась к матери. — Мне так жаль, мамочка!
— Мне тоже, милая. — По щеке Клэр прокатилась одна-единственная слеза. Огромная, словно стеклянный шарик, она оставила мокрое пятнышко на пижаме Сиены. — Мне тоже жаль, дочка.
Похороны Пита прошли очень тихо. Присутствовали лишь Сиена, Клэр, Тиффани, Хантер и тетя Лори.
Лори рыдала в голос и несколько раз принималась подвывать. Она и Пит никогда не были близки, но поскольку Лори так и не вышла замуж, у нее не было никого ближе брата. Всхлипывая, она рассказывала какие-то истории из детства, не слишком веселые, и беспрестанно называла усопшего брата «Пити».
Сиена не видела Лори так давно, что узнала лишь по расплывшейся толстой фигуре. К пятидесяти годам Лори выглядела почти на семьдесят. Она могла бы походить на бабушку из сказки про Красную Шапочку, но в ее лице было слишком много горечи.
Клэр предпочитала скрывать и контролировать свою боль. Она не делилась воспоминаниями о муже, в отличие от говорливой Лори. Клэр знала, что Пит любил ее, а она любила его в ответ. Быть может, они оба совершили немало ошибок, да и любовь их могла показаться несведущему человеку довольно странной, но ей хватало и того, что было.
Когда гроб опускали в землю рядом с могилой Минни Макмаон, Клэр на секунду зажмурилась изо всех сил. Она посвятила мужу большую часть своей жизни, а теперь вынуждена смотреть, как его мертвое тело принимает земля Пасадены.
Что ж, прошлое уходило, но оставалось будущее.
Клэр поклялась над могилой мужа, что это будущее будет принадлежать только ей и ее дочери.
* * *
Через неделю после похорон состоялась поминальная служба по Питу. Она проходила в огромной католической церкви в Беверли-Хиллз и была пышной и многолюдной. Собрались все, кто имел хоть какой-то вес в Голливуде и кинобизнесе вообще. Люди пришли почтить память Пита Макмаона, хотя из собравшихся знали усопшего лишь единицы, да и из тех большая часть продюсера недолюбливала.
Многие пришли из-за Сиены. Конечно, о постигшей девушку трагедии знал весь мир, но людям хотелось убедиться воочию, что и такую красоту возможно растоптать и уничтожить. Они подходили выразить сочувствие, а сами жадно шарили глазами по ее лицу.
Устав от этого лицемерия, Сиена сделала Хантеру знак, что хочет уехать, когда кто-то тронул ее за плечо.
— Послушайте, — устало сказала девушка, — это был очень длинный день, поэтому я… — Она обернулась и тотчас заулыбалась, встретившись взглядом с Дирком Мюллером. Этот человек обеспечил ей прекрасный старт в актерской карьере, а она отплатила ему черной неблагодарностью. Сиене до сих пор было неловко. — Дирк! — Она покраснела. — Как тебя сюда занесло? Не знала, что ты был знаком с моим отцом.
— А я и не был, — признался режиссер с этим ужасным и очень смешным немецким акцентом. — Я приехал повидаться с тобой.
Уголки губ Сиены опустились.
— Я… мне очень стыдно, что я наговорила про тебя гадостей журналистам. Правда, очень-очень стыдно!
— А, ты о том случае, когда обозвала меня «второсортным» или вроде того? Или ты как-то еще меня обзывала?
— Господи! — Сиена не выдержала и закрыла лицо руками. — Прости меня. Я… черт! Если ты приехал специально, чтобы высказать мне все, что обо мне думаешь, не утруждайся. Я и так в курсе, что я ужасная эгоистка и неблагодарная сука. Да взять хотя бы моего отца! Он умер всего неделю назад, а я не чувствую никакой боли при мысли, что его больше нет. А все эти люди таращатся на мои шрамы, словно пришли в цирк, несут какую-то сентиментальную чушь… я хочу вернуться домой и спокойно умереть, вот и все.
Подняв глаза, Сиена увидела, что Дирк улыбается.
— Какая жалость, что ты собралась умирать, — весело сказал он. — Конечно, нехорошо лезть человеку в душу на поминках отца, но я приехал, чтобы позвать тебя на пробы. У меня новый проект. Конечно, это опять арт-хаус, но тебе могло бы понравиться. Если честно, только тебя я и вижу в главной роли. Короче, позвони, если решишься, и я пришлю тебе сценарий.
Сиена от изумления выкатила глаза. Ей казалось, что у нее начались неожиданные проблемы со слухом и ей слышится то, чего нет на самом деле.
Какие еще пробы? Какой сценарий? Какая, к черту, главная роль?!
— Так как, позвонишь?
— Я думала, ты меня ненавидишь, — буркнула Сиена первое, что пришло в голову.
— Что, правда? — Дирк был позабавлен.
— Погоди, а как же мои шрамы? И я почти не вижу одним глазом! Это называется частичная слепота. И вообще, я же выгляжу… ужасно.
— Действительно частичная слепота? — Дирк покачал головой. — Прости, не знал. Очень сочувствую. Но ведь ты можешь читать? И не споткнешься на съемочной площадке?
Сиена едва не расплакалась. Ей было странно, что Дирку плевать на ее изуродованную внешность. Возможно, ему действительно важнее ее талант и актерское мастерство?
Судорожно вздохнув, Сиена бросилась Дирку на шею.
— Я не могу поверить! Ведь моя внешность…
— Значит, так, девочка. — Режиссер взял ее за плечи, как делал всегда, когда собирался сказать что-то серьезное и очень важное. Сиена еще помнила этот жест. — Мне не интересно твое лицо точно так же, как и раньше. Это ты считала, что для успеха на кастинге нужно обладать красивой мордашкой. Для моих фильмов я ищу совсем иное.
— Что же это? — затаив дыхание, спросила Сиена.
— Талант, идиотка, — резко сказал Дирк и вдруг расхохотался. — Ты же сама это знаешь! Что бы тебе ни внушал этот психопат Стайн, ты невероятно талантлива. Ну так как, согласна прочесть сценарий?
— Да. Конечно, да! — Лицо Сиены озарила та самая яркая счастливая улыбка, которой были нипочем никакие невзгоды. — Согласна. Конечно, согласна!