Я становилась параноиком. И уже попала в сегодняшние новости. Когда я вернулась домой от психотерапевта, ма сказала, что они показали эпизод, в котором я мчалась по дорожке задним ходом. Как маньячка.
– Почему ты это сделала, милая? – допрашивала она. – Испугалась?
– Да, полагаю, – кивнула я.
Она обняла меня, и я снова расплакалась. Сегодня я совершенно расклеилась и злилась на себя за то, что дала идиотам-репортерам прекрасную возможность снова говорить обо мне. И я не спущусь с крыльца, чтобы дать им еще один повод выставить меня сумасшедшей.
Ма поняла и сама поджарила курицу, пока я готовила пюре и фасоль, а Энди – салат. В отдельной миске я сделала для ма пюре без масла. В этом она ничуть не изменилась. По-прежнему была помешана на здоровом питании. По утрам бегала и принимала дюжину витаминных таблеток, а также следила за каждой крошкой трансгенных жиров, которую отправляла в рот.
Но в остальном она стала другой. Я могу честно сказать, что раньше никогда не знала, каково это – иметь настоящую мать. Теперь я это знаю. Все равно что сетка безопасности, свитая из самовосстанавливающегося волокна, которая всегда будет рядом, как только мне понадобится. Полагаю, я всегда любила ее. Но до сих пор не чувствовала, что она меня любит. До этого года. Абсурдно. Стоило совершить преступление, как у меня появилась мать.
Отец Кимми подвез к нам гостью, как раз когда ма заканчивала жарить курицу. О боже! Я поняла, почему Энди потерял голову от этой девочки! Наяву Кимми выглядит еще более интригующей, чем на фото, которое показал мне Энди. Густые темные волосы свисали почти до талии, а эти зеленые глаза были прекрасны, хотя на фоне темной кожи смотрелись почти жутко. Раньше я никогда ничего подобного не видела. Кимми сильно хромала, о чем я мгновенно забыла, едва увидев ее широкую белозубую улыбку. Ее характер тоже не был обычным. Я любила брата всем сердцем. Но никогда не считала, что какая-то девочка тоже может его полюбить. Кимми любила. Я была в этом уверена. Когда они с Энди вошли на кухню, я увидела, как она на него смотрит. Она едва смогла оторвать от него глаза, чтобы взглянуть на меня. Я всегда считала Энди красивым. Еще бы, с его вьющимися каштановыми волосами и большими темными глазами. И вдруг я поняла, что могла увидеть в нем его ровесница. Да. Он коротышка. Но такой симпатичный. Созданная для него девушка могла даже посчитать его крутым.
– Я делаю салат, – сказал он Кимми после того, как, наконец, догадался представить ее мне. И показал на разделочную доску. – Режу зеленый перец.
– А я порежу помидоры, – сказала она, вынимая ножик из блока с ножами у плиты.
Я наблюдала за ними, прикрывая миски с пюре алюминиевой фольгой, чтобы не остыло. Кимми руководила резкой овощей, и складывалось ощущение, что она наполовину его подружка, наполовину – мать. Именно такая девушка и нужна ему в жизни.
Когда мы расселись за кухонным столом, Кимми прочитала молитву, с которой мы не заморачивались, хотя я была уверена, что при жизни папы мы обязательно читали молитву перед едой.
– Благодарим Тебя, Отец Небесный, за эту прекрасную пищу и за то, что привел Мэгги, сестру Энди, домой, живой и невредимой. Аминь.
– Аминь, – сказали хором ма и Энди. Очевидно, они уже знали о новой для меня привычке Кимми. Что же касается меня, я не была уверена, что из-за кома в горле смогу проглотить хоть немного этой «прекрасной пищи».
– Спасибо, Кимми, – выдавила я. – Это было так мило с твоей стороны.
Мы стали передавать друг другу тарелки и миски.
– Послушай, – сказала Кимми, когда мы немного поели, – не пойму, почему ты должен был смотреть на все эти коробки?
Энди вспомнил, что, прежде чем ответить, нужно проглотить.
– Потому что мисс Сара пропала, а у нее была коробка, – пояснил он.
Кимми закатила глаза:
– Какое отношение к ее исчезновению имеет коробка? Это бессмысленно.
Мне хотелось защитить Энди. Мне не нравилось, когда кто-то унижает моего брата. Я уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но ма повелительно подняла руку.
– Нет, это имеет смысл, – возразил Энди.
– Тогда объясни получше. Я знаю, что миссис Уэстон пропала. Где у нее была коробка?
– В трейлере.
Кимми ждала. На ее месте я задала бы другой вопрос. Например, когда у нее была коробка? Что она с ней делала? Именно так ма, я и дядя Маркус общались с Энди. Но у Кимми был свой способ. И хотя я буквально чесалась от дискомфорта, считая, что она все делает не так, ма, очевидно, не хотела, чтобы я вмешивалась.
– Я проснулся, а она несла коробку с кастрюлей на ней, – сказал Энди. – Из дома. По-моему, она несла ее из дома. Но в магазине я запутался.
– Теперь понимаю. Полиция хотела узнать у тебя, видел ли ты такую же коробку в магазине?
– Верно.
Энди взглянул на меня.
– Кимми очень умная.
– Все успевают в одних вещах и не успевают в других, – философски заметила Кимми.
– Вроде меня! Я хорошо плаваю. Хотя не так хорошо, как раньше, – кивнул Энди.
– Ты – классный пловец, – заверила Кимми и, взглянув на меня, добавила: – Мой отец говорит, что я – мозги, а Энди – мускулы. А вместе мы – идеальный человек.
О, вот это да! Ком снова встал в горле. Что это со мной? То, что она сказала, – это так чудесно. Однако мне все время хотелось сжать ее запястье и сказать:
– Не смей никогда, никогда причинять ему боль!
Я пыталась понять ее. Она далеко не гений и все же куда умнее Энди. Возможно, у нее вполне обычный IQ, но у нее не было проблем с умственным развитием. Не было его «конкретного мышления», как называла это ма. На Кимми такое бремя не лежало. Плюс, в отличие от Энди, она вполне умела общаться с людьми.
– Энди сказал, что на общественные работы вы будете ходить в школу, – сказала она мне, как мог сказать взрослый человек, желая начать разговор.
– Не в его школе. В начальной. Рядом с его школой.
Я начну с понедельника. Слишком скоро. Жаль, что у меня нет в запасе хотя бы недели, а еще лучше – месяца до того, как придется выйти на люди.
– Почему ты не хочешь общественно работать в моей школе? – спросил Энди.
– Ходить на общественные работы, – поправила ма.
– Потому что ма уже договорилась о моей работе в «Дуглас Элиментери», тем более что сама работает там.
Энди воткнул вилку в кусочек зеленого перца.
– Туда ходит сестра моего друга Макса, – сообщил он. – А его отец не хочет, чтобы ты была там. Поэтому тебе лучше прийти в мою школу.
Моя рука, подносившая ко рту стакан с водой, замерла на полдороге, и я уставилась на мать.
– Начнутся проблемы?
– Я так не думаю, – покачала головой ма. – Особенно если мисс Террел и миссис Хедли дали зеленый свет.
– После обеда можно посмотреть кино, – сказал Энди Кимми, словно совсем забыв, что мы говорили об общественных работах.
– Тебе еще нужно сделать уроки, Энди, – напомнила ма.
– Я помогу тебе с заданиями. А потом можем посмотреть кино, – решила Кимми.
– Только ничего не делай за него, – предупредила ма.
Кимми закатила глаза:
– Я никогда так не поступаю, мисс Лорел.
После ухода Энди и Кимми я принялась убирать со стола.
– Она такая умница, – сказала я ма.
– Думаю, она хорошо на него влияет.
Ма открыла посудомоечную машину:
– Но это странно.
– Что именно?
Я попыталась найти слова:
– Видеть, как кто-то говорит с ним, словно родственник.
– Ну, это не сразу. Ты просто не видела, как развивались их отношения.
Я соскребла в пластиковый контейнер остатки пюре. Сколько я всего пропустила за этот год! Не видела, как развиваются отношения между дядей Маркусом и ма, например. Столько всего изменилось. И больше всего – я.
Я закрыла крышку контейнера.
– Физические отношения?
Ма, загружавшая посудомоечную машину, остановилась:
– Имеешь в виду сексуальные?
– Как бы там ни было.
Я не могла себе такого представить.
– О, пожалуйста, даже не думай! – рассмеялась ма. – Мы с Маркусом говорили с ним насчет… ты знаешь… не допускать большой близости. Мы наблюдаем за ними, и правило такое: когда они в его комнате или в комнате Кимми, дверь должна быть открыта. Ее родители тоже так считают. Но когда мы сегодня были в «Уол-Марте», Энди признался, что они несколько раз обнимались. Насколько я понимаю, если он так спокойно говорит об этом, значит, все нормально. Я видела, как они держались за руки, но это все.
– Важно то, что они делают, когда мы их не видим, – заметила я.
– Ты говоришь, как Маркус.
– Но, мама! Ты думала о том, чем я занимаюсь, когда это делала я?
Ма не ответила. И продолжала загружать посуду. Сказанное мной повисло в воздухе.
– Ты не рассказала о встрече с психотерапевтом, – сказала ма, когда я отдала ей сполоснутую тарелку. – Не хочу вмешиваться, но ты довольна? Она похожа на человека, с которым тебе хотелось бы говорить по душам?
Я рассмеялась:
– Прежде всего, Мэрион Джейкс – мужчина. Он стар и весит около четырехсот фунтов.
– Нет.
– Честное слово. Ну, по крайней мере, триста.
Она взяла из-под раковины моющий раствор для посудомоечной машины и налила в чашку.
Я подумала о том, как рыдала в офисе Джейкса. Стыдно вспомнить.
– Все нормально, – сказала я вслух. – Но думаю, что это зряшная трата времени. У меня был целый год, чтобы подумать о том, как все произошло с Беном, пожаром и всем остальным. Однако мне нужно туда ходить. Значит, буду ходить.
– По-моему, это важно, Мэгги, – сказала ма, закрывая дверцу посудомойки. – Существует большая разница между тем, что случилось с тобой, и беседами с психотерапевтом.
– Полагаю, что так.
Лучше просто соглашаться.
Телефон зазвонил, и я вытерла руки, после чего проверила номер звонившего.
– Это дядя Маркус, – сказала я, нажимая кнопку «разговор». – Привет.
– Привет, Мэгги. Как хорошо, что именно ты взяла трубку. Я так рад, что ты дома.