Но я продолжала заходить на сайт, где говорилось, как сильно они нуждаются в помощи. Особенно в педиатрии. На сайте показывали снимок маленького мальчика, сидевшего в прекрасной игровой комнате. Он что-то лепил из глины, высунув от стараний язык. Похоже, он на несколько минут забыл, что болен.
Я долго смотрела на снимок. Наконец, я ответила на письмо Кэти Моуди.
Что мне терять?
«Меня зовут Мэгги Локвуд. Мое имя, должно быть, вам знакомо. Это я полтора года назад устроила пожар в Серф-Сити. Две недели назад меня выпустили из тюрьмы, и мне нужно отработать триста часов по приговору суда. Я знаю, что обязана общине большим, чем триста часов. Как я уже говорила в первом письме, я услышала ваш призыв и поняла, что работа в больнице – это самое подходящее место для меня. Я должна искупить преступление. Поскольку так много людей пострадало из-за того, что я сделала. Я пойму, если вы не захотите принять человека, отбывавшего тюремный срок, но хотелось бы, чтобы вы дали мне шанс».
Я напечатала свой телефонный номер, отправила письмо, и через минуты, буквально минуты – это говорит о том, как отчаянно им не хватало людей, – Кэти Моуди позвонила мне. Мы проговорили с полчаса, и я рассказала ей правду о том, что случилось с моими попытками работать в школе и библиотеке.
– Вы позволите мне поговорить с вашим психотерапевтом? – спросила она.
Я удивилась, что она не отказала мне, но голос был поразительно сочувствующим.
– Хотите убедиться, что я нормальная?
– Ну… – Она рассмеялась. – Что-то в этом роде.
– Я увижусь с ним сегодня днем, – сказала я. – Спрошу у него разрешения и перезвоню вам.
Доктор Джейкс показал мне большие пальцы, когда я сказала ему, что пытаюсь устроиться волонтером в больницу.
– Молодец, девочка! Взяла быка за рога!
Мне не нравилось, что он так доволен. Хотя я не могла понять, почему с таким трудом учусь доверять ему? Он определенно на моей стороне. Может, виновата тюрьма? Это она заставила меня не доверять людям, которые хорошо ко мне относятся. Джен была исключением. Она так спокойно принимала все, что я рассказала ей о себе, что с ней я чувствовала себя в полной безопасности. Правда, у нее были какие-то дурацкие представления о жизни за решеткой. Я попыталась объяснить, что по телевизору показывают всякую чушь, и она извинилась за то, что раньше ей казалось, будто жизнь в тюрьме – это почти как пребывание на курорте.
– Тут вот какое дело, – сказала я доктору Джейксу. – Я объяснила насчет… вы знаете. Моего срока. И женщина, которая у волонтеров главная, спросила, может ли она поговорить с вами.
– А ты как считаешь?
– Все нормально. Вряд ли вы знаете обо мне что-то такое, чего не знает весь мир.
– Неправда, – покачал он головой.
– О чем вы?
– Судя по тому, что ты мне сказала, основная часть остального мира считает, что ты заслуживаешь большего наказания, чем уже получила.
– А вы? Не считаете?
Он снова покачал головой:
– Не считаю. Ты уже приговорила себя к пожизненному.
Я взглянула на свои руки. Этот приговор необходимо отбыть.
– Но, так или иначе, я буду рад поговорить с ней.
Он подался вперед. Несчастное старое кресло заскрипело.
– Это первый шаг к тому, чтобы спасти себя, – сказал он.
– О чем вы?
– На этот раз ты взяла инициативу в свои руки. Твоя мать не может сделать это за тебя.
– Но я просто услышала объявление по телевизору и…
– Рассуждай как хочешь, Мэгги. Но ты сделала огромный шаг вперед.
После первого дня в больнице я позвонила Джен и подробно рассказала о мисс Хелен и детях, которых встретила, и о том, что я там делала. Я сидела на кровати рядом с мишкой и восхищалась фиолетовым лаком на ногтях ног.
– Ты просто на седьмом небе, – сказала Джен, когда я, наконец, замолчала. – Странно, что тебе позволили работать там. Я имею в виду с детьми.
– Ты права, но я так рада!
Библиотека неожиданно показалась мне абсурдно спокойной.
– По-моему, мне там понравится.
– Здорово.
Джен казалась… я не знаю, какой именно… отчужденной, может быть? Или просто усталой? Это я надоела ей своими откровениями?
Я неожиданно поняла, что постоянно говорю о себе. Я хоть раз расспрашивала ее о чем-то? У меня так давно не было настоящей подруги, и, наверное, я разучилась дружить. Она так прекрасно умела слушать, а я была полностью поглощена собой.
– Прости, я тебе все уши прожужжала об этой больнице, – пробормотала я.
– Нет, все нормально.
Она зевает? Может быть, я ее разбудила?
– Хочешь, встретимся?
Я уже формулировала вопросы, которые задам ей, если она скажет «да».
– Конечно.
Она немного оживилась:
– В эти выходные?
– Да, супер.
Услышав энтузиазм в ее голосе, я облегченно вздохнула.
– На этот раз я хочу услышать о тебе.
На следующий день мисс Хелен предоставила мне свободу действий. Я возила тележку с книгами по палатам пациентов. Развлекала парочку детишек в приемном отделении, пока их младшему брату накладывали швы. Сидела с напуганным четырехлетним мальчиком в его палате, дав матери возможность поесть. Помогала рисовать и лепить из глины в игровой комнате. И пыталась удержать двух мальчишек от драки из-за очереди кататься с горки. И это было только утро.
Днем я привела в игровую нового пациента, пятилетнего Джейкоба. Он попал в больницу из-за астмы. Как когда-то Энди в его возрасте. Джейкоб оглядывал комнату, крепко сжимая мою руку. Здесь столько можно было делать! Просто ошеломляюще! Но его, должно быть, ошеломил сам приезд в больницу.
Кроме него, здесь была только бледная маленькая лысая девочка, которую я вчера видела с мистером Джимом. Она выглядела такой усталой и очень-очень больной. Сидела одна в большой качалке и смотрела телевизор. Я знала, что ее зовут Мэдисон, мисс Хелен сказала мне, что у нее редкий вид рака крови и что она больше лежит в больнице, чем живет дома.
Рассказывая мне все это, мисс Хелен прикрывала рукой рот, словно пересказывала грязную сплетню.
– Неблагополучная семья, – прошептала она.
– Привет, Мэдисон, – сказала я, выдвигая стул для Джейкоба. Она не ответила. На лице не было ни тени улыбки. Ее глаза напоминали мои собственные, огромные и темные. Только у нее не было ни бровей, ни ресниц. Кожа была такая бледная, что я видела серо-голубые вены, обвивающие голый череп. К левой руке широкими полосами пластыря в зелено-голубой горошек была приторочена закрытая трубка, и Мэдисон осторожно держала руку на коленях, словно ей было больно.
– Хочешь порисовать с Джейкобом и со мной? – спросила я.
Девочка покачала головой.
– Нет, спасибо, – прошептала она и закрыла глаза.
В пять вечера я пошла на пост медсестры, чтобы сказать, что ухожу. За стойкой сидели двое мужчин и две женщины, деловито писали что-то или щелкали клавиатурой. Я уже узнала, что некоторые мужчины были медбратьями, а женщины – докторами. Но понятия не имела, кто есть кто. Все казались очень занятыми, но я знала, что не усну сегодня ночью, пока не поговорю с кем-нибудь о Мэдисон.
– Простите, – начала я.
Молодая женщина с короткими светлыми волосами и слишком сильно подведенными глазами подняла голову от клавиатуры и улыбнулась мне:
– Как прошел второй день, Мэгги?
– Хорошо.
Я удивилась, что она знает мое имя, но потом вспомнила о бейджике, прикрепленном к голубому жилету, форме волонтеров.
– Но у меня вопрос насчет Мэдисон…
Я поняла, что не знаю фамилии девочки. Но женщина, которую, судя по бейджу, звали Тэффи Круиз, поняла, о ком я.
– Здесь ее доктор, – сказала она, показав на широкоплечего темноволосого мужчину, сидевшего перед компьютером. – Доктор Бриттен! У вас найдется минута для волонтера?
Он поднял голову, потер подбородок. Мне он показался почти таким же усталым, как Мэдисон. В нем было что-то знакомое, но что именно? Может, я видела его вчера и просто не помню?
– Что случилось? – спросил он.
– Я…
Я неожиданно смутилась. Кто я такая? Девятнадцатилетняя бывшая заключенная, новоиспеченный волонтер. Что я знала?
– Я заметила, что Мэдисон держит руку так, словно ей больно. Та рука, что с… – Я потерла внутреннюю сторону руки: – С трубкой.
– Возможно, ей действительно больно, – сказал он так, словно ничего особенного в этом не было. – Но она твердый орешек. – Он повернулся ко второму мужчине. – Не проверите капельницу Мэдисон, когда будет возможность?
Тот кивнул, продолжая барабанить по клавиатуре.
– Хорошо, – сказала я. – Спасибо.
– Без проблем.
Доктор Бриттен поднял картонный стаканчик с кофе и снова уставился на экран монитора. На безымянном пальце было золотое обручальное кольцо, в уголке губ виднелась ямочка. На меня вдруг нахлынуло дежа-вю. Я знаю, почему он показался мне знакомым. Похож на Бена. Темные волосы, как у Бена. Лет тридцать, совсем как Бену сейчас. Большой, сложен, как медведь. Может, не такой огромный, как Бен, но все же…
Доктор поставил стаканчик и снова застучал по клавиатуре. Я уставилась на его руки. Я знала его руки, и хуже того, гораздо хуже, я вдруг ощутила тоску по ним. Тоску по Бену, по тому Бену, которого, как мне казалось, я знала. По тому, кто касался меня этими руками и выглядел почти как доктор Бриттен.
Как я посмела даже думать так? После всего, что было!
– Увидимся завтра, Мэгги, – сказала Тэффи, и я поняла, что стою тут, как идиотка, и пялюсь на доктора Бриттена.
– Точно.
Я повесила ремешок сумки на плечо.
– Увидимся завтра.
Я пошла к выходу. Добрела до парковки, села в машину и прислонилась лбом к рулевому колесу. Несколько раз глубоко вдохнула. Он действительно похож на Бена? Немного старше, да? И глаза не такие темные.
– Прекрати!
Я стукнула кулаком по рулю.
– Немедленно прекрати!
Я со вздохом откинула голову на спинку сиденья.
За воротами больницы не было протестующих родителей. Никто не плевал на меня в коридорах. Но на пути к моим общественным работам стояло одно большое препятствие, и это был отнюдь не доктор Бриттен. И вообще не мужчина. Это я сама – слабовольная, легко поддающаяся соблазну, не уверенная в себе девушка, которой стала. Я – это препятствие. И таковым останусь до конца жизни.