– Я бы хотела, чтобы ты мне его показала.
– Сейчас? Или когда мы вернемся, чтобы я могла познакомить тебя со всеми?
– Как насчет сейчас, пока еще светло?
– Конечно, – кивнула я, выходя из машины. – Пойдем.
Джен была поражена. Я видела, что она помешана на дизайне.
– У твоей ма потрясающий вкус, – твердила она, восхищаясь мебелью и цветами красок, шторами и всем тем, что я принимала как должное. Она прошлась по первому этажу, осматривая все так, словно собиралась покупать этот дом. Серьезно. Я ожидала, что она вот-вот начнет открывать кухонные шкафы. Ей понравилось крыльцо, где она долго стояла, глядя на залив и на наш причал.
– Почему у вас нет лодки? Будь у меня такой причал, я бы купила. Выходила бы с черного хода, прыгала бы в лодку и путешествовала бы по всему заливу.
– Моя мать не слишком любит лодки. Правда, сказала, что Энди можно купить каяк. У дяди Маркуса есть пара лодок. Так что, пожалуй, она начинает немного смягчаться.
– Он – пожарный. Верно?
– Да. Начальник пожарной команды. Они с ма очень дружат. Я имею в виду романтически.
Ее синие глаза широко распахнулись:
– Но он – твой дядя!
– Брат отца, – рассмеялась я. – Не матери. И это круто.
– Видно, у вас все налаживается, – кивнула она.
Что это должно означать?
– Но твой дядя не живет здесь, верно? Я хотела сказать, что, если у него есть лодки, он мог швартовать их здесь.
– Он практически жил здесь, но теперь Кит, сын пропавшей женщины…
– Сары Уэстон.
– Верно. Ее сын переезжает к моему дяде. Потому что ему только семнадцать, и его хотели определить к приемным родителям. Так что теперь дядя Маркус будет у нас бывать не так часто.
Как это мы все забыли о возрасте Кита? Ма чувствовала себя из-за этого просто ужасно, но тут была ошибка полиции, так что никто не занимался подсчетом.
Джен открыла дверь на крыльцо, словно хотела выйти во двор, но тут же закрыла ее снова.
– Окна твоей спальни тоже выходят на залив? – спросила она.
– Да. Пойди посмотри.
Я вернулась в дом. Джен пошла за мной и закрыла дверь.
– Хочешь, я запру? – спросила она.
– Нет. Они скоро приедут.
– Хорошо жить там, где можно не тревожиться о том, заперты ли двери, – вздохнула она.
– Ну, иногда мы их запираем. Поскольку меня в данный момент вряд ли можно назвать Мисс Популярностью.
Опять я! Болтаю только о себе и своей жизни. Как раз сегодня собиралась расспросить Джен о ней самой.
– А в Эшвилле об этом приходится волноваться? – спросила я.
– Там не так плохо, – буркнула она, поднимаясь за мной.
– Сначала я покажу тебе комнату ма. Потому что она единственная, которая тебе понравится, – рассмеялась я.
Комната ма была самим совершенством. С голубыми стенами и голубовато-коричневым покрывалом на кровати, а также с видом на залив за большими окнами.
– Мне нравится эта картина.
Джен показала на большую картину со стадом гусей над изголовьем кровати.
– Идеальный колорит. Как же здорово!
– Да, верно, но я поведу тебя в самую безвкусную часть дома. В наши с братом комнаты.
Я показала ей комнату Энди, которая была в довольно приличном состоянии. Если не считать типичных запахов мальчика-подростка. Я надеялась, что Джен не будет противно.
– Что это? – Она подошла к пробковой стене и стала читать одну из схем матери.
– Моя мама делает схемы, чтобы он рос организованным, – пояснила я.
– Ты с ним ладишь?
– Еще как! С ним легко ладить.
– Я помню, что видела его на шоу «Сегодня». Он симпатичный, – сказала она, теребя край схемы.
– Ты его полюбишь. Познакомишься с ним и его подружкой, когда мы вернемся с обеда. Хочешь увидеть мою комнату?
Мы пошли в мою очень желтую комнату. Солнце опускалось в залив, а небо и облака окрасились фиолетово-розовым. Джен смотрела на залив с таким же видом, как на нашем крыльце, и у меня было такое чувство, словно ее влечет к воде не меньше меня. Каково ей живется в окруженном сушей Эшвилле?
– Тебе повезло жить здесь, – заметила она.
– Знаю.
– Тебе так повезло, – повторила она. Я видела, как в ее глазах отразился фиолетовый закат. – У тебя потрясающая семья и все остальное.
Это была возможность расспросить Джен, и я не собиралась эту возможность упускать.
– А твоя семья? Какие они?
Она повернулась ко мне. Выражение лица было замкнутым.
– Я не слишком люблю говорить о своей семье.
И на этом разговор закончился.
Я так нервничала, когда мы подъезжали к парковке «Сирз Лэндинг». Джен остановила машину и открыла дверь. Но я продолжала сидеть. Джен глянула на меня:
– Трусишь?
– Немного.
Я вспоминала, когда в последний раз была здесь. Тогда дядя Маркус рассказал о связи отца с Сарой. Официантку, обслуживавшую нас, я знала еще со школы. Звали ее Джорджия Энн. Интересно, работает ли она там сейчас? Я не хотела видеть ее. Тогда я считала себя лучше. Умнее. Красивее. Богаче. Уверена, что она хочет встретиться со мной не больше, чем я с ней.
– Пойдем! – позвала Джен. – Все будет в порядке.
Ей легко говорить!
Я вышла из машины, и мы направились к зданию. День был будний, сезон закончился, но в ресторане было достаточно народа. Никто не обратил на нас внимания, пока мы ждали, что нас усадят.
Одно из объявлений о пропаже Сары, которые я печатала, было прикреплено к стойке. Я показала на него.
– Ее по-прежнему нет.
– Знаю. Похоже, дело плохо, как считаешь?
– Не знаю. Полиция распространила листовки по всему Восточному побережью. Там указан номер ее машины, но ничего не нашли.
– Думаю, она покончила с собой. Как та, другая женщина. Может, сделала это в безлюдном месте, чтобы ни ее, ни машину не нашли.
– О, пожалуйста, не говори так.
Я хотела, чтоб с Сарой ничего не случилось. Знаю, все это выглядело мрачнее некуда, и я ненавидела мысль о том, что она решила покончить с собой.
Наконец, появилась одна из официанток и повела нас к столику. И, вручая меню, улыбнулась мне. Именно мне. Даже глазом не моргнула. Может, все и обойдется.
– Видишь? – сказала Джен, открывая меню. – Никто не обращает на тебя внимания.
– Ты права. Прости, что была такой трусихой.
– Без проблем.
Меня разрывало желание зарыться в меню и оглядеться в поисках Джорджии Энн, чтобы не сталкиваться с ней.
Подошла другая официантка, чтобы принять заказ.
– Что будете пить? – спросила она. Судя по взгляду, она меня узнала. Я, заикаясь, заказала кока-колу.
Официантка вернулась на кухню.
– Она, возможно, плюнет в стакан, прежде чем принести его мне, – пробормотала я.
– У тебя начинается паранойя, – покачала головой Джен. Мне показалось, что она немного раздражена, словно ее достала моя жалость к себе. Возможно, это действительно раздражает!
О чем мы говорили перед тем, как сесть? Ах да, о Саре. О самоубийстве.
Я не хотела возвращаться к этой теме. Но Джен не желала говорить о своей семье, так что придется попробовать что-то еще.
– Просвети меня, как идет твой поиск колледжа, – попросила я.
Эта тема всегда казалась безопасной.
– Прекрасно.
Джен пила через соломинку охлажденный чай.
– Но библиотека без тебя уже совсем не та.
– Да, никто ни в кого не плюется, – согласилась я.
«Прекрати», – велела я себе. Но Джен рассмеялась.
– Если я решу, что хочу уехать из штата, – начала она, – придется собираться как можно скорее. Чтобы я смогла стать постоянным жителем другого штата, там, где выберу колледж. Для постоянных жителей обучение дешевле. Намного. Иначе я просто не смогу позволить себе учиться.
– Угу.
Я почувствовала, как при мысли об ее отъезде голову окутало большое, густое, черное облако. Поверить невозможно, как сильно я к ней привязалась. Моя единственная подруга.
– Надеюсь, ты не переедешь, – сказала я.
Официантка поставила передо мной стакан с колой.
– Уже решили, что хотите? – лениво спросила она.
Мы заказали сэндвичи с крабовыми котлетками, и официантка не потрудилась записать. Захлопнула наши меню и отправилась на кухню.
Джен вертела соломинкой в чае.
– Я пока еще ничего не решила насчет колледжа. Здешняя жизнь слишком хороша, и я люблю торчать на пляже.
– У тебя классный загар, – признала я.
– По большей части фальшивый. Крем, – пояснила Джен. – Просто ненавижу быть бледной.
– Как я, – вздохнула я. Год в тюрьме с кого угодно сотрет краски.
– Ты будешь прекрасна, даже если позеленеешь, – заверила она.
Я впервые насторожилась. Не может ли она быть лесбиянкой? Надеюсь, что нет. Только этого мне не хватает! Несколько заключенных подкатывались ко мне, но я смогла от них отделаться. Парни в школе говорили, что я горячая штучка или что-то в этом роде. Бен единственный, кто употреблял слово «прекрасная».
Но тут я вспомнила о противозачаточных таблетках Джен. Слава богу!
– Как больница? – спросила она. – Все еще работаешь?
– И мне очень нравится. Все такие славные, и дети… они удивительные, храбрые и нуждаются во мне. Мисс Хелен сказала, что все сестры говорят обо мне после того случая с Мэдисон и ее настоящим отцом. «Ты была хладнокровна, собранна и спокойна», – говорила она мне.
– У меня от больниц мурашки по коже, – сообщила Джен.
– А я ничего.
– Может, найдешь себе подходящего доктора в пару, – улыбнулась она.
– Нет уж, спасибо. Я еще долго не найду себе пару. Хотя есть один доктор, который напоминает мне Бена.
– Бена? Парня, из-за которого ты зажгла огонь?
– Я ничего не зажигала.
– Ну, устроила пожар, – закатила глаза Джен.
– Да. Именно. Противно, что меня тянет к кому-то, кто напоминает мне его. Я хочу забыть Бена. Я уже его забыла.
– Я пошутила насчет романа с доктором, – поспешно сказала Джен. – Сколько ему лет?
– Не знаю. Примерно ровесник Бена.
– Серьезно? А сколько Бену?