— На его, вконец оглушил своими воплями,— сунул ребенка в руки и тут же выскочил во двор.
Евдокия Петровна, войдя в квартиру, сразу зажала пальцами нос:
— Ну, устроили у меня сортир, мочой как из конюшни воняет. Превратили жилье в отхожку! — выскочила на лестничную площадку под крик внука.
Катька улыбалась Димке:
— Молодец сынок! Теперь твой отец ни одного дружбана не приволокет. Посмотрим, как они его к себе позовут и разрешат ли ему то, что он им позволял в своем доме? Может тогда у него в голове посветлеет, умнеть начнет...
Колька вернулся домой затемно. Следом пришла Евдокия. Она тут же проскочила в свою комнату, закрылась и легла спать.
Катька едва успела постирать пеленки, как проснулся Димка. Колька по забывчивости включил телевизор и малыш запротестовал. Человек торопливо уменьшил громкость, но ребенок не умолкал.
— Ну и горластый! Откуда силы столько берет? Нигде от него не спрятаться. Вконец оглушил этот свисток,— возмущался мужик. За неделю Димка достал криком всех домашних. Колька шел на работу, не выспавшись, его шатало. И он взмолился:
— Слушай, Катька, а что если вы и впрямь поедете в деревню? Сил больше нет...
— Давай зарегистрируем сына, тут же уедем,— предложила баба. Колька размышлял еще три дня, а потом согласился:
— Пошли, пока я еще живой! — позвал Катьку и попросил:
— Не звони матери в деревню, пока она соберется, неделя пройдет. Вас мой кореш сегодня отвезет на своей машине. В легковушке будет удобнее и быстрее.
Баба с радостью согласилась. И первым делом положила в сумку свидетельство о рождении сына, какому Колька дал свою фамилию. Катька торжествовала. Эту победу они вырвали у Кольки вместе с Димкой, всяк по своему...
— Я через два месяца вернусь, ты не скучай. Мы ненадолго. Отоспись и отдохни, а сын подрастет. Знай, детство быстро кончается. Не забывай нас! Мы тебе звонить будем,— предупредила мужика.
— Да уж звенеть вы умеете оба! — ехидно улыбался Колька, закладывая в машину нехитрый багаж.
Когда машина уже подъезжала к деревне, друг мужа Борис спросил:
— А почему пацан молчит? Колька жаловался, что сын постоянно орет, никакой жизни нет от него. Тут же за всю дорогу ни звука, хотя больше двух часов в дороге. Почему так?
— Димка чует, что едет к своим, домой, где все его будут любить. Не назовут козлом и придурком, не пригрозят, что надерут уши и задницу. Малыши только с виду маленькие, а душа у них взрослая. Иногда старше, чем у мужиков. И людей они чувствуют безошибочно. Не любят злые руки, от каких нет добра и тепла. Потому, кричат. Протестуют по-своему. Да и мыслимо ли, чтоб родной отец на сына жаловался? Но вот случается. За что же любить такого? — вздохнула Катя.
— А и верно,— согласился Борис, подумав. Остановив машину перед домом Катьки, добавил погрустнев:
— Терпеливая ты женщина, мы все Кольке завидовали, что ему с тобою повезло. Но всегда его предупреждали, что любое терпенье не бесконечно. Испытывая его, мы по капле теряем главное. Взамен получаем ненависть. Обратного хода нет. К сожалению, любовь вернуть невозможно. Она, если уходит, то навсегда. А как жить без нее? Второй уже не будет. Судьба один раз дарит это счастье. Если человек не понял или проглядел, не удержал свое, считай, что потерял жизнь. Вот так и Колька. Когда-то поймет и спохватится. Но будет поздно.
— Он уже потерял свое. Хотя уверен, что женщин на его век хватит и он всегда будет любим, а самому любить необязательно.
— Ой, как ошибается! — вздохнул Борис.
— Ну, мне пора. Спасибо тебе! — поблагодарила женщина человека и, бережно держа сына, вышла из машины навстречу матери, спешившей к приехавшим.
Катя не могла нарадоваться, Димку словно подменили. Он уже не кричал ночами напролет, подолгу спал, полюбил купаться и спать в саду под пенье птиц. Охотно шел на руки к родне, ни у кого не капризничал и не боялся. Катька радовалась этим переменам и сама понемногу успокаивалась. Если она и скучала по городу, то только о своих женщинах с комбината. О муже и свекрови вспоминать не хотела. Она действительно отдыхала от них. Родные старались не напоминать о городе и долго не расспрашивали, как ей там жилось. Конечно, мать поделилась с отцом увиденным и услышанным, но она побыла в семье Кольки совсем немного, хотя и этого хватило женщине. До самого приезда Катьки не могла спокойно уснуть. Уж чего только не передумала. Сколько раз пожалела, что отпустила Катю с Колькой в город. Уж как не понравился, никому не пришелся по душе человек, какого пришлось назвать зятем.
Он с самого начала повел себя так, будто облагодетельствовал семью, женившись на Катьке. Колька не просил руки дочери у родителей, как поступали все. Говорил о гражданском браке, хвалился матерью, квартирой, друзьями и связями. О себе рассказывал скупо, мол, работает электриком, зарабатывает неплохо, на жизнь хватает.
Ольга Никитична еще тогда, усадив зятя за стол, поняла, что тот любит выпить. Но особо не понравилось семье то, что Колька любил похвалиться. Чтоб понять зятя, ему щедро наливали в стакан и человек, захмелев, развязал язык.
— Катька, не выходи замуж за этого полудурка, откажи ему, подожди свое. Уж лучше одной жить, чем с этим козлом. Ведь он никчемный дурак, трепач и выпивоха.
— Я люблю его! — отвечала девка всем.
Как сам Колька относится к девке, он так и не признался.
Обидело Катькину родню, что никого из них не пригласил зять к себе в город, в гости. Обронил, что выдергивает девку из говна, а в городе сделает из нее человека, культурную женщину. И Катька будет безмерно счастлива.
Ему не поверили. И провожая дочку, Ольга Никитична сказала ей, отведя в сторону:
— Коль не склеится, вертайся обратно без раздумий. Не держись до последнего, ты молодая, еще сумеешь устроить жизнь.
— Мамка, зачем такое говоришь? — отшатнулась Катя в испуге.
— На всякий случай. Знай, мы от тебя никогда не откажемся и не отвернемся. В беде не кинем.
Катя никому из деревенских не пожаловалась на свекровь и Кольку. Но люди и без слов поняли, тяжко ей пришлось в городе. С таким крошечным малышом в деревню приехала. Значит, свекруха отказалась помогать невестке растить внука. Оно и мужик не лучше, если отпустил из города обоих. Покой понадобился, устал от мальца, а значит, не любит сына и женой не дорожит, не беспокоится о них, себя уважает.
— Мы даже в лихолетье сами детвору свою растили, никому не отправляли, хотя и не по одному дитенку рожали. Сами всех поднимали на ноги и поныне ни за кого не совестно. Бабки внуков доглядывали, а молодые на хозяйстве работали, меж собой не лаялись. Свекрухи матерями были у невесток, молодые семьи берегли, учили разуму. А нынешние вовсе сдурели. Никакого стыда не знают. Не успел дитенок на свет выкатиться, его уже с глаз подальше отправили, чтоб самим от мороки и забот уйти. Запамятовали, что детвора растет быстро и помнит все...
— Ништяк, Ольга Никитишна уже троих внучат растит. При себе их держит неотлучно. Вместе с ими и этот выходится,— судачили старики.
Катька, едва приехав, сразу впряглась в работу. Дома и на свинарнике дел всегда хватало. За работой некогда было вспоминать о городе. Все неприятности с Колькой и свекровью показались мелкими, смешными.
— И чего я переживала дура? Надо было сразу домой вернуться,— думает баба.
Только деревенские девки ехидно посмеивались над Катькой. Каждая считала, что она сумела бы ужиться в городской семье, взять Кольку в руки и все были бы довольны и счастливы.
— Катька сама виновата. Девка не должна вешаться парню на шею...
— Так они не разбежались. Она в деревню только ненадолго! — спорили другие.
— С ребенком приехала, а значит, оба надоели, захотел отдохнуть от обоих, а может, вздумал избавиться насовсем.
Катька через неделю забыла о городе, возвращаясь домой с работы, покормив Димку, ужинала и ложилась спать. Ей перестали сниться сны, ничто ее не тревожило и не будоражило. Она и не думала звонить домой в город, как вдруг в конце второй недели к дому подъехал Борис и из его машины выскочил Колька. Он вошел в дом незамеченный никем. Удивленно огляделся по сторонам. В доме было так тихо, что мужику показалось, будто здесь никого нет. Он пошел по комнатам. Увидел спящего сына. Возле него сидела с вязаньем в руках теща, рядом двое мальчишек — старшие внуки, собирали из конструкторского набора замысловатый дворец. Катьки дома не было, хотя во дворе уже темнело.
— А где это моя стерва до сих пор шляется? — спросил Никитичну. Та, глянула на зятя, лицо мигом собралось в морщинистую фигу. И теща ответила зло:
— У нас никто не шляется и не бездельничает. Все работаем. И Катя при деле, как всегда.
— Это при каком таком деле? — прищурился Колька недоверчиво.
— В свинарнике отцу помогает.
— А почему не с сыном?
— Ты-то что за указ здесь? Сами знаем, кому где быть! Чего ты приперся на ночь глядя? — спросила теща хмуро.
— Своих навестил. Кто мне запретит? Мой сын, вот и приехал проведать.
— Шибко нуждаешься в Димке, коли целых две недели про него не вспомнил,— упрекнула Ольга Никитична зятя.
— Он же с матерью и с вами, а я на вас обоих полагаюсь больше, чем на себя.
— А чего Евдокия не захотела внучонка навестить? Иль гребует нами, деревенскими? — обидчиво поджала губы Никитична.
— О чем вы? Мамка и сама из деревни. Но теперь ей ни до чего. Неприятность на работе случилась. Теперь начальство все нервы вымотало. Кто-то из медсестер не досмотрел, а она отвечай одна за всех. Когда мамка спасала родих от смерти, теперь о том забыли. И всякую оплошку на нее стараются повесить. Понятное дело, ей до пенсии совсем немного осталось. Вот и подставляют ее, чтоб срань в работе молодых врачей скрыть, стараются их пропихнуть, а пожилых запихнуть на пенсию.