И, намаявшись работой,
Разуверившись в любви,
Мы уходим в анекдоты,
Чтобы слезы скрыть свои.
«Запад развалил державу нашу…»
Запад развалил державу нашу.
Ну, а мы лишь тупо помогли.
И теперь разваливаем дальше…
Позабыв про суд и гнев земли.
Может быть, пора остановиться?
Сохранить себя и свой престиж?
Но пока нас учит заграница —
Ничего уже не возвратишь.
Ни стыда перед похабным словом,
Что поссорит душу с красотой,
Ни почета к тем седоголовым,
Что остались где-то за чертой.
Все равно я верую в наш разум,
В здравый смысл российских мужиков….
Нас не испугаешь медным тазом,
Не удержишь в ржавчине оков.
Вежливый чин
Раньше тебя родилась твоя вежливость,
Все заменив – и порывы, и честь.
Душу твою я напрасно выслеживал…
Нету души…
Только вежливость есть.
Как же ты вежлив бываешь в общении:
Просьбе с улыбкой откажешь.
Солжешь…
Кто-то, поверив умелому щебету,
Примет за правду лукавую ложь.
Ну, а Россия по-прежнему бедствует…
Стелешь ты мягко, да жестко ей спать.
И с нищетою бесстыдно соседствует
Новая знать.
Тридцать седьмой
Отцу моему дали срок
За то, что лукавить не мог.
За то, что молчать не умел,
Когда начался беспредел.
Я помню тот пасмурный час,
Когда его взяли от нас.
И он, оглянувшись в дверях,
Заметил в глазах моих страх.
И боль, и недетскую грусть.
И тихо сказал: «Я вернусь…»
Но минуло долгих пять лет,
Пока он исполнил завет.
Я помню тот радостный миг…
И мамин пронзительный крик.
Но помнится больше всего,
Как сняли судимость с него.
Как плакал мой батя навзрыд
От всех незабытых обид.
Поэты и власть
Власти нас не жалуют вниманием.
Был бы ты банкир иль олигарх —
Мог, к примеру, на проект дать мани им.
А какая выгода в стихах?!
Власти нас вниманием не жалуют.
Мы не гоним нефть, не шьем бюджет.
И стихи для них – подобно жалобе,
Если гонор власти не воспет.
Ну, а то, что дарим мы надежду,
В душах зажигаем добрый свет, —
Это безразлично самодержцам.
Прибыли от вдохновенья нет.
Но и эта власть уйдет когда-то,
Уступив другим чинам черед…
У поэзии – всего одна лишь дата,
Та, что ей определит народ.
«Мне судьба не оставила шанса…»
Юрию Полякову
Мне судьба не оставила шанса
Жить иначе, чем некогда жил.
И когда я не с теми общался,
И не с теми бездумно дружил.
Лучезарно неслась моя юность
Мимо чьих-то невзгод и обид.
Перед сильными мира не гнулась,
Не искала высоких орбит.
Жил, как жил…
Не стыдясь прожитого,
Не грустя по былым временам.
Ничего, кроме доброго слова,
Я не брал у судьбы своей внайм.
«Как мне больно за российских женщин…»
Как мне больно за российских женщин,
Возводящих замки на песке…
Не за тех, что носят в будни жемчуг
И с охраной ездят по Москве.
Жаль мне женщин – молодых и старых,
Потемневших от дневных забот,
Не похожих на московских барынь
И на их зажравшийся «бомонд».
Что же мы позволили так жить им,
Не узнавшим рая в шалаше…
Уходящим, словно древний Китеж…
С пустотой в заждавшейся душе.
«Отшумели выборы…»
Отшумели выборы…
Распродан
Весь пиар и весь рекламный бум.
Власть предпочитает быть с народом
С голубых экранов и трибун.
А Россия так же в бедах корчится.
Негодует, мучится, скорбит.
Вымирает в гордом одиночестве
От недоеданья и обид.
Вновь Россию краснобаи кинули,
Потому что верила она.
Машет птица бронзовыми крыльями,
Но взлететь не может с полотна.
«А в метро на переходах…»
А в метро на переходах
Много нищих, как в войну.
Просят денег у народа,
Ну a кто подаст ему?
Раскошеливайся, Запад!
Аппетит неукротим.
Мы стоим на задних лапах,
Потому что есть хотим.
А поодаль барахолка.
Вся Москва торгует тут.
Ждать, наверное, недолго —
И страну распродадут.
И, устав от словоблудий,
Я кричу у стен Кремля:
– Что же с нами завтра будет?
Что же с нами будет…[2]?!
«Разворована Россия…»
Разворована Россия.
Обездолена страна.
Никого мы не просили
Жизнь менять и времена.
Но уже нам жребий роздан.
И подсунут новый миф…
Так же вот крестьян в колхозы
Загоняли, не спросив,
Как теперь нас гонят к рынку,
Будто к собственной беде.
Ты ловись, ловися, рыбка,
В мутной рыночной воде.
И уж вы «не подведите»,
Олигархи-рыбаки…
Я иду к строке на митинг,
Всем запретам вопреки.
«Я отвык от России…»
Я отвык от России.
И сказала она:
«Где вас черти носили?
Я – другая страна.
Та, которую знал ты,
Отгуляла свое,
Где ни взрывы, ни залпы
Не терзали ее».
Что ж ты сделала с нею,
Голубая шпана,
Что теперь всех беднее,
Всех несчастней она?!
И кричит Кахамада:
«Чтоб воскреснуть стране,
Крест поставить бы надо
На замшелом старье».
Вымирайте без музык,
Ветераны войны.
Вы большая обуза
Для любимой страны.
Пусть приходит скорее
К нашим бабушкам смерть.
Сколько можно на шее
У России сидеть.
Пусть повесточки на дом
Им из моргов несут.
И тогда кахамадам
Будет кайф и уют.
Памяти Сергея Юшенкова
В этой жизни фатальной
Все во власти Небес.
Из колоды игральной
Карту вытащил бес.
И была эта карта
Черным знаком судьбы…
Ты признался мне как-то,
Что устал от борьбы.
От бесплодных баталий,
И предательств друзей.
В этой жизни фатальной
Ты был искренен с ней.
Ах, Сережа, Сережа,
Дорогой мой земляк,
Без тебя здесь все то же:
Тот же гимн, тот же флаг.
Между властью и долгом
Та же Дума сидит.
Не поймешь ее толком —
Чей она сателлит.
Жаль, что век уже прожит.
Твой, упавший во тьму.
Ты прости нас, Сережа,
За чужую вину.
И за то, что ни завтра,
Ни потом, никогда
Не вернешься внезапно
В мир, где крепнет вражда.
И за то, что уходят
Не по воле своей
Те, чья память в народе
Все грустней и грустней.
«Мы помним, что российские герои…»
Мы помним, что российские герои
Спасли планету от фашистской тьмы.
Спасенный мир, – будь славы их достоин!
Без тех побед не выжили б и мы.
Они нам завещали свято помнить
Года мучений, мужества и слез.
И вновь Победа озаряет Площадь…
Как жаль, что им дожить не довелось.
Идут в колоннах их однополчане,
В душе звучат – родные имена.
Заполнен мир надеждой и печалью.
Стучит в сердца минувшая война.
Сторожа
Что-то много у нас
Развелось сторожей.
Своровали страну —
И теперь сторожат:
Бедняков – от огромных
Своих барышей.
От властей сторожат
На себя компромат.
Кто чего сторожит,
То ему и в доход:
Нефтяная труба