Иначе жизнь мы прожили б свою…»
Но призывает совесть нас к ответу
В начале жизни, а не на краю.
Живите так, как будто наступает
Тот самый главный, самый строгий суд.
Живите, – словно дарите на память
Вы жизнь свою
Тем,
Что потом придут.
«Уходят безвозвратно ветераны…»
Уходят безвозвратно ветераны —
Бывалые рубаки и бойцы…
Уходят в нашу память,
На экраны.
На горькие газетные столбцы.
Мы скорбно провожаем их в дорогу.
И говорим последние слова.
И верим, не лукавя перед Богом,
Что юность их по-прежнему жива.
Она летит в космические дали
И на земле выращивает хлеб…
На их мундирах светятся медали
Такие же, как у идущих вслед.
«Я разных людей встречал…»
Я разных людей встречал —
Лукавых, смешных и добрых.
Крутых, как девятый вал,
И вспыльчивых, словно порох.
Одни, как хитрая речь.
Другие открыты настежь.
О, сколько же было встреч
И с бедами, и со счастьем.
То надолго, то на миг.
Все в сердце моем осталось…
Одни – это целый мир.
Другие – такая малость.
Пусть встречи порой напасть.
Со всеми хочу встречаться.
Чтоб вдруг до одних не пасть,
А до других подняться.
«Бывает, что мы речи произносим…»
Бывает, что мы речи произносим
У гроба по написанной шпаргалке.
О, если б мертвый видел, как мы жалки,
Когда в кармане скорбь свою приносим
И так же радость делим иногда,
Не отрывая взгляда от страницы…
Еще бы научиться нам стыдиться,
Да жаль, что нет шпаргалки для стыда.
«Однажды я возьму рюкзак на плечи…»
Однажды я возьму рюкзак на плечи
И побреду – без цели и дорог —
В тот мир, где сосны вновь меня излечат
От всяких напридуманных хвороб.
В тот мир, где ввечеру роса дымится
И птичьи песни прячутся в листве.
Где маки, как нежданные зарницы,
Утрами загораются в траве.
Где прямо в сердце падает роса мне
С тяжелых сосен, радостных берез…
Где овцами лежат крутые камни
И пруд зеленой тишиной зарос.
И знаю я – Природа мне поможет
Здесь разобраться в тайнах бытия:
И в том, что сердце вновь мое тревожит,
И в том, к чему стал равнодушен я.
«Фотоснимок хранится в моем столе…»
Фотоснимок хранится в моем столе
Грустной памятью прожитых дней.
Если фото поверить – на доброй земле
Нет красивей, душевней тебя и нежней.
Но меня не обманет твоя красота.
Хоть порою о ней вспоминаю, скорбя.
Не тревожь меня взглядом.
Ты вовсе не та,
За кого ты пытаешься выдать себя.
«Последние дни февраля…»
Последние дни февраля
Неистовы и искристы.
Еще не проснулась земля,
А тополю грезятся листья.
И вьюга, как белый медведь,
Поднявшись на задние лапы,
Опять начинает реветь,
Почуяв восторженный запах.
Я все это видел не раз.
Ведь все на земле повторимо.
И весны пройдут через нас,
Как входят в нас белые зимы.
«Чтоб ты не захлебнулась морем…»
Чтоб ты не захлебнулась морем,
Плывет он рядом в ранний час.
Когда ж захлебывалась горем,
Он от беды тебя не спас.
К чему теперь об этом помнить?!
А надо бы, чтоб дальше жить,
Лишь слово доброе промолвить.
На плечи руки положить.
Бывает легче прыгнуть в пламя,
И мужеством осилить смерть,
Чем за текущими делами
Родную душу рассмотреть.
«Я в «Юности» печатал юных гениев…»
Я в «Юности» печатал юных гениев
С седыми мастерами наравне.
Одним судьба ответила забвением.
Другие вознеслись на той волне.
Журнал гордился тиражом и славою
И трудно пробивался к торжеству.
И власть, что не была в те годы слабою,
Считалась с властью имени его.
Но все забылось и печально минуло.
Журнал иссяк, как в засуху родник.
Виновных нет…
И время тихо вынуло
Его из кипы популярных книг.
«Приходит опыт и уходят годы…»
Приходит опыт и уходят годы.
Оглядываясь на неровный путь,
Чему-то там я улыбаюсь гордо,
А что-то бы хотел перечеркнуть.
Все было в жизни – поиски и срывы.
И опыт постоянно мне твердит,
Что дарит мать птенцу в наследство крылья,
Но небо за него не облетит.
Пусть юность и спешит, и ошибается.
Пусть думает и рвется напролом.
Не принимаю осторожность паинек,
Входящих слепо в мир с поводырем.
«Наверно, ты по-своему права…»
Наверно, ты по-своему права:
В твои года жизнь для тебя,
Как праздник.
И чьи-то восхищенные слова
То радуют, то в недоверье вязнут.
Но, может, этим юность и мила,
Что все ей интересно и нежданно.
И чей-то взгляд, и нежность, и хула,
И горькое предчувствие обмана.
И первая восторженность любви,
Когда весь мир вместился
В образ милый,
Когда все ожидания твои
Перехлестнут все радости былые.
Декабрь – 80
Нелегко сейчас земле моей —
Ей давно бы надо спать под снегом.
Но декабрь теперь пора дождей.
Что там происходит
С нашим небом?!
Скоро Новый год, а за окном
Тусклая осенняя погода.
Ночью – дождь.
И так же было днем.
Может, поменяли время года?
Снег еще белеет под Москвой,
Но и он доверья не внушает.
Лес шумит пожухлою листвой,
Теплый ветер по оврагам шарит.
Сердце учителя
Николай Николаевич, отдохните немного.
Вы устали небось тридцать лет у доски.
Скольких вы проводили отсюда в дорогу.
Не от тех ли разлук побелели виски?
В нашем классе как будто ничто не меняется.
И зимой, и весной на окошках листва.
Та же вас по утрам тишина дожидается.
Те же взгляды ребячьи…
И те же слова.
А прошло тридцать лет.
По цветению вешнему
Годы шли – по осенним ветрам,
По снегам.
Но и ныне встречает вас юность по-прежнему.
Словно время стоит…
Только что оно вам?
Только что оно вам?
Вы же с будущим рядом.
Продолжается начатый в прошлом урок.
И ребятам опять задаете вы на дом,
Словно юность свою —
Строгость блоковских строк.
Вы хотите, – как с нами —
Понять и всмотреться
В души этих ребят, не забыв никого.
Никого вы из них не обходите сердцем.
А ведь сердце одно…
Пожалеть бы его.
Пожалеть?
Нет, уж вы не смогли бы иначе.
Все родные для вас.
Так о чем же тут речь?
Им без вашего сердца не будет удачи.
Потому не хотите вы сердце беречь.
Эмигрант
Вернулся как-то в отчие края
Мой старый друг,
Слинявший за границу.
Судьба его, карьера и семья
Здесь начались…
Чтобы вдали продлиться.
В России получил он свой диплом
И опытом запасся поневоле.
Но стал не мил провинциальный дом.
Как видно, захотелось лучшей доли.
И ничего зазорного в том нет,
Когда бы не презрение к былому.
Как будто кроме пережитых бед
Уже и вспомнить нечего…
Но, к слову,
Хочу сказать, что отчая земля
Его за вероломство не простила.
За то, что, вдалеке ее хуля,
Он позабыл, чья в нем таилась сила.
Но он понять ее уже не мог.
Хотя его о том и не просили.
И жизнь былая – как условный срок,
Который он «отсиживал» в России.
«Стихи читают молодые…»
Стихи читают молодые…