Все лежало на своих местах, за исключением одной вещи. Темис заметила, что исчезло с двери зимнее пальто Маргариты. В Афинах все еще стояла теплая погода – пока не пришло время переодеваться в шерстяную одежду. Темис ничего не сказала взволнованной бабушке.
Девушка взглянула на ту сторону кровати, где спала сестра: постель небрежно заправлена, стеганое покрывало смято, из-под него торчала простыня. Что-то лежало возле подушки.
Это оказалась записка, наспех нацарапанная на обратной стороне счета. Маргарита знала, что рано или поздно ее найдут.
Дорогие мои родные, с отъезда Хайнца прошел год, а я не могу прожить и дня дольше без него. Я решила попытать счастья и добраться до Германии. Дам вам знать, когда доеду туда.
Маргарита
– Theé mou, – прошептала кирия Коралис. – Я знала, что однажды она так и сделает.
В комнату зашли братья, и Темис передала им письмо.
Пока Панос и Танасис утешали бабушку, Темис выдвинула верхний ящик в тумбочке. Он был пуст. Она как-то видела, что Маргарита клала туда свои сбережения, и теперь поняла, на что она копила. Также пропал небольшой немецкий разговорник, стоявший на тумбочке.
– Но как она туда доберется? С кем поедет? А что, если с ней что-то случится?
– Йайа, уверен, с ней все будет в порядке, – сказал Танасис, стараясь успокоить бабушку. – Она знает, как о себе позаботиться.
Они с трудом могли представить подобное путешествие, особенно с ужасным состоянием дорог и железнодорожных путей. Но беженцы передвигались по всей Европе, и Темис не сомневалась, что с присущим ей упрямством и обаянием Маргарита выживет. Главное, чтобы сестра нашла то, что искала.
Потянулись месяцы, а они все ждали, надеясь на хорошие новости.
Весной 1946 года сообщили о первых за десятилетие выборах. Темис вернулась домой из аптеки и увидела на коврике письмо. На дрожащих ногах она побежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.
– Это от Маргариты! – выкрикнула она, врываясь в квартиру и размахивая потрепанным конвертом. – Из Германии!
Темис передала письмо бабушке, и та осторожно вскрыла его ножом для овощей. Оно оказалось не длиннее оставленной записки.
Дорогие мои!
Я наконец нашла Хайнца. Состояние Берлина еще хуже, чем Афин. Война разрушает все на своем пути. Я соскучилась по вас и надеюсь, что у вас все в порядке. Берегите себя.
С любовью,
Маргарита
Письмо было составлено из общих фраз, и все же, несмотря на краткость, Темис прочла меж строк кое-что неожиданное. «Соскучилась» и «с любовью». Неужели это правда?
Все тяготы жизни рядом с сестрой стерлись из памяти, когда Темис представила ее в Берлине. В газетах она видела фотографии разрушенных улиц и знала о состоянии города. Как же сильно любила сестра своего немца, раз помчалась за ним в столь суровое место, навстречу неизвестности. Темис никогда не испытывала подобной страсти и даже позавидовала Маргарите.
Танасис взял у Темис письмо.
– Там есть адрес? – спросила кирия Коралис. – Маргарита сказала, где она живет?
– Здесь ничего нет. Может, на конверте?
Панос поднял с кухонного стола брошенный конверт и поднес его к свету. Адрес расплылся, возможно из-за снега или дождя.
– Только марка Берлина. И все.
– Подождем следующего письма, – сказал Танасис. – Может, оно расскажет нам больше.
Кирия Коралис приуныла.
– Моя бедняжка Маргарита, – вздохнула старушка. – Она даже не сообщила, поженятся ли они.
– Йайа, самое главное, что она в безопасности, – отозвался Панос.
Смешанные чувства облегчения и разочарования, вызванные письмом, вскоре омрачились предстоящими выборами. Хотя женщины не имели права голоса, Темис радовалась тому, что выборы состоятся.
– Наконец-то! Это наш шанс на справедливость! – сказала она. – Возможно, страна начнет все с чистого листа!
– Будем надеяться, агапе му, – ответила кирия Коралис. – Уверена, все проголосуют сознательно.
– Что ты имеешь в виду, йайа? – с вызовом спросил Панос.
– Я надеюсь, что каждый мужчина проголосует за благополучие страны. Вот что я имею в виду.
– Да, а не за свои эгоистичные идеалы, – сердито сказал Танасис. – И не за то, чтобы открыть ворота Сталину.
– Танасис… – сказала Темис, пытаясь разрядить атмосферу, но брат стоял на своем.
– Панос, не соверши ошибки. Если коммунисты доберутся сюда, страна превратится в государство-сателлит Советского Союза. Для нас это не самый лучший путь.
Рассердившись, Панос поднялся, нависая над Танасисом.
– Ты считаешь, это справедливые выборы? Демократические? Когда тысячи людей все еще в тюрьмах? А сотни тысяч подвергаются гонениям? Те самые люди, которые дали отпор немцам? Левые воздержатся, – выпалил он. – Никто из нас голосовать не будет.
– Это твой выбор, глупец, чертов коммунист! – прокричал Танасис брату в спину.
После возвращения из госпиталя Танасису совсем не удавалось сдерживать эмоции. Как-то Темис вернулась домой с работы и застала его рыдающим на балконе. Но хуже, когда он совершенно терял самообладание. Даже в присутствии бабушки Танасис не стеснялся грубых выражений.
Темис сидела тихо. Ее пугали вспышки гнева брата, но она соглашалась, что неправильно упускать возможность решить, кто будет править страной. Бабушка считала так же.
– Безумие, – пробормотала старушка, покачав головой. – Они теряют свой шанс высказаться. В чем здесь смысл?
В марте 1946 года состоялись выборы. Массовая неявка на голосование неизбежно открыла дорогу сторонникам правых сил, а из ссылки вернулась семья монархов. Бывшие бойцы Сопротивления ЭЛАС ушли в горы, чтобы избежать репрессий, и ситуация накалилась до предела. Новое правительство обвинило коммунистов в том, что те получили оружие из Болгарии и Югославии.
Танасис все еще не мог вернуться на службу, но после выборов у него улучшилось настроение. В честь этого события он даже решился снять бинты, скрывавшие его лицо больше полутора лет.
Когда Темис вернулась с работы, то едва сдержала крик. Левая половина лица брата была изуродована, от глаза до подбородка шел рваный шрам.
Панос ничего не сказал. Он редко смотрел в сторону брата.
Несколько дней Танасис сохранял достоинство, продолжал бриться, но не мог смотреть на себя в зеркало дольше нескольких минут. На правой стороне отрастала щетина, но возле шрама не пробилось ни волоска, лишь подчеркивая изъян. О его внешности осмеливалась говорить только бабушка.
– Ты до сих пор такой красивый парень, – говорила она Танасису. – Все заживет.
Оба знали, что это ложь.
К концу года разрозненные группировки коммунистического Сопротивления сформировали Демократическую армию Греции, ДАГ. Панос вместе с друзьями решили сразу же пополнить ее ряды. Маноли сомневался.
– Я устал воевать, – сказал он.
Товарищи с упреком восприняли такое уныние, но через час, выслушав аргументы соратников, Маноли сдался. Мужчины подняли бокалы.
– За коммунистическую армию Греции! – хором выкрикнули они. – За ДАГ!
Темис переживала, что Панос снова уедет.
– Со мной все в порядке, – сказал ей брат. – Я больше не могу здесь сидеть, слушать радио и читать новости. Хочу лично участвовать в борьбе.
– Панос, ты вряд ли успокоишься. Но хватит ли тебе сил?
– Скоро я это выясню. – Он взял сестру за руку.
– Ты хотя бы попрощаешься с бабушкой?
– Нет. Лучше и Танасису ничего не знать, поэтому…
– Я помогу тебе, как в прошлый раз. У тебя будет чуть больше времени, чтобы исчезнуть.
Следующие два дня Темис старалась отгонять грусть из-за скорого отъезда Паноса. Она готовила его в дорогу: заштопала ему носки, купила еще хлеба, завернула в полотенце и сунула ему в карман.
Панос ушел рано, так тихо, что Танасис, живший с ним в одной комнате, ничего не заметил.
Только Темис, которая всю ночь не сомкнула глаз, услышала, как тихонько щелкнул замок. Она поборола желание вскочить с кровати, побежать и обнять брата. Но не стоило тревожить остальных. Танасис без колебаний сдал бы Паноса бывшим сослуживцам. За прошедшие годы многих левых предали их же родные, границы между друзьями и врагами стирались. С точки зрения полицейского, Панос являлся врагом.
Слезы катились по щекам Темис, впитываясь в подушку. Не успел брат пересечь площадь и сесть в грузовик, шедший в горы, как она уже соскучилась по нему.
Когда кирия Коралис и Танасис поняли, что Панос пропал, тот был уже далеко. Темис прикинулась встревоженной, но Танасиса это не обмануло.
– Я не удивлен, что он уехал, – сказал Танасис с неким самодовольством. – Легко ему на севере не будет. Их поджидает правительственная армия.
Шли недели, Панос не слал вестей. Зато они узнавали о том, что происходило на далекой границе, и все больше переживали за его безопасность.
– Должно быть, он голодает, – причитала кирия Коралис, слушая новостную сводку по радио о том, как небольшие отряды нападают на жителей деревень в поисках еды. – Он и так у нас худой.
– В тех деревнях живут невинные люди. Их убивают, – сказал Танасис. – Нужно ввести военное положение и запретить коммунистам делать все, что они пожелают.
Хотя сердцем Темис была с Паносом, она не поощряла действий его армии. Слишком много рассказывали очевидцы об изнасилованиях и похищениях, она лишь надеялась, что брат не причастен к жестокостям.
В радиопередаче также предположили, что коммунисты получили поддержку от других стран.
– А если им помогут на северной границе, тогда правительство с ними расправится, – сказал Танасис. – Они станут предателями. Мой брат чертов предатель.
– Прошу, Танасис, не говори так, – взмолилась бабушка.
Когда он злился, шрам на его лице наливался краской, и неровная борозда приобретала вид свежей кровоточащей раны. Второпях хирургические швы наложили неаккуратно.
Бабушка расстраивалась, гляд