я на Танасиса. Ей хотелось, чтобы он стал прежним: ее любимым внуком, ее красавцем, так похожим на отца. Он сильно изменился с момента трагедии, не только внешне, но и внутренне.
Темис видела, как кирия Коралис старается угодить Танасису. Старушка нарезала ему еду и застегивала пуговицы. Помимо этого, бабушке приходилось успокаивать его и согласно кивать в ответ на все его речи. Безусловно, ею двигала любовь, но Темис воротило от этого.
Чем больше приходило новостей об успехах коммунистов, тем чаще гневался Танасис. Гражданская война усиливалась, и все кругом словно рушилось. Город пребывал в состоянии хаоса, разваливалось правительство, а прохожие на улице отворачивались при виде Танасиса.
Он редко покидал дом, а Темис старалась как можно чаще уходить, чтобы избежать его приступов ярости. Квартиру наполнила гнетущая атмосфера. Этими блеклыми январскими днями часто отключали электричество, и в воздухе от дыхания появлялись облачка пара.
Весной 1947 года Танасис чуть взбодрился: Америка предложила помощь слабому греческому правительству. Он понимал, что за экономической поддержкой кроется не только желание накормить греков и отстроить заново Афины. Этим оправдывали финансирование военных действий против коммунистов – Танасис чуть ли не праздновал это событие.
Темис научилась отстраняться. Без Паноса ей некому было рассказать о своих страхах. По одной внешности сложно было определить, во что верил человек или какую сторону поддерживал, и даже реакция на новости ничего не говорила о политических убеждениях. Девушка, сменившая в аптеке Димитриадиса-младшего, имела схожие с Темис взгляды. Парень же вступил в правительственную армию, чтобы бороться с коммунистами, и в первый рабочий день Элени еле слышно бросила пару неодобрительных слов на этот счет.
В тот же месяц, когда Америка предложила помощь, Темис ощутила в воздухе перемену. Как-то вечером девушка остановилась у киоска взглянуть на заголовки в «Ризоспастис». В Афинах арестовали сотни коммунистов, а в течение последующих недель начались казни.
Танасис всегда с радостью делился историями об избавлении от коммунистических группировок. Он верил во что хотел и читал газеты, которые поднимали боевой дух правых.
Темис услышала, что некоторые солдаты правительственной армии не имели хорошей подготовки, а при недостатке дисциплины и без достойной оплаты многие дезертировали. Ходили слухи, что выросла численность коммунистической армии, а левосторонняя пресса намекала на то, что скоро внутри Греции создадут независимое коммунистическое государство.
Шла война за северные города. В конце июля в «Ризоспастис» напечатали карту, где были обозначены обширные территории, захваченные коммунистами. Темис думала о Паносе, представляла его с победоносным видом на передовой линии фронта. Она добавляла к этому еще одну фантазию: как сбежит из Афин и присоединится к брату.
Где-то далеко шла партизанская война, но в Афинах, как и в других городах, наступили тяжелые времена. Продуктов не хватало, совсем как во время оккупации, сотни тысяч людей сбежали из деревень, опасаясь жестокости коммунистов. Дефицит отразился на всех, на правых и левых, как и наплыв беженцев в Афины.
– Не было бы беды, не пытайся коммунисты завладеть страной! – воскликнул Танасис.
Темис молча терпела дурной нрав брата. Его изувеченное лицо иногда освещала улыбка, и Темис думала, пусть лучше он жалуется, чем злорадствует. Арест тысяч коммунистов в июле 1947-го осчастливил Танасиса, как и арест редакции «Ризоспастис».
– Скоро любимая газетенка Паноса не будет распространять ложь, – довольно сказал старший брат.
Танасис редко упоминал имя Паноса, и Темис вздрогнула. Она вспомнила, какая ненависть существовала между братьями.
– Мы увидим, кто находится на стороне закона, – твердо сказал Танасис. – А кто нет.
– Если устанавливать свои законы, тогда кто угодно может оказаться на противоправной стороне, – ответила Темис.
В стенах дома она с опаской критиковала власти. Даже на улице Темис могла встретить людей, разделявших ее взгляды, но в квартире чувствовала себя одиноко.
По пути в аптеку, пока открытую, несмотря на нестабильные поставки товара, Темис всегда изучала новостные заголовки. Владельцы некоторых киосков служили осведомителями, поэтому девушка с осторожностью следила за прессой левых и правых, не покупая никаких газет.
Ее воодушевляли последние события. Несмотря на аресты и казни, коммунисты захватывали города и деревни, а поддержка соседей, Болгарии, Югославии и Албании, помогала удерживать контроль.
Танасис распинался, что все изменится, как только прибудет помощь из Америки, и он оказался прав. С притоком оружия и солдат во многих районах ослабло коммунистическое влияние, и правительственная армия стала добиваться больших успехов.
В декабре 1947 года коммунистическая партия учредила Временное демократическое правительство и попыталась завладеть Коницей, городом на северо-западе, чтобы сделать его своей столицей в противовес Афинам. Обе стороны несли огромные потери, но жители защищали свой город, поддерживая правительственную армию.
В Патисии трое из семьи Коралис безотрывно следили за событиями. Танасис радовался, когда слышал про заключение или смерть кого-то из левых. Победа правительства и новый закон, который объявил коммунистическую партию вне закона, и вовсе взбудоражили его.
– Эти бандиты получат по заслугам, – сказал Танасис.
Никак иначе он коммунистов не называл и ни разу не выразил тревоги за брата.
Левые все больше сдавали позиции, и Темис ощутила, что пора ей перейти к активным действиям. Каждый день она думала об этом все чаще, не в силах оставаться сторонним наблюдателем.
В Афинах Темис ничего не держало. Напряженная атмосфера в квартире усиливалась. Кирия Коралис только и делала, что успокаивала Танасиса. Девушка пришла к выводу, что бабушка разделяет его взгляды, и с отвращением слушала обоих. Работу Темис теряла. Несколько дней назад фармацевт с извинением сообщил, что не сможет заплатить ей в конце месяца. В аптеке закончились запасы, пропали и клиенты со средствами.
Последней каплей стала фотография в газете Танасиса. С передовицы светилась счастьем новая жена короля, Фредерика. Ее запечатлели в Конице, куда она отправилась, чтобы поднять боевой дух правительственных войск. Темис разделяла ненависть Паноса к монархии, но королеву Фредерику она особенно невзлюбила. Та была немкой, внучкой Кайзеров, а ее братья, по слухам, состояли в СС. Многие считали королеву Фредерику нацисткой. Теперь она в открытую поддерживала солдат, жаждавших смерти коммунистов.
Темис все еще преследовали мысли о Фотини. Что бы сделала подруга? Она бы обязательно боролась за справедливость и демократию.
Фотография в Конице напомнила Темис, что коммунисты нуждались в любой помощи. Она пообещала себе вскоре присоединиться к ним.
Глава 12
Темис не сказала родным, что скоро лишится работы. В январе 1948-го она, как обычно, рано утром ушла из дома. Наспех набросав записку, она оставила ее под книгой возле кровати, зная, что бабушка позже зайдет к ней в комнату. Темис направилась по обычному маршруту, но за несколько сотен метров до аптеки остановилась, чтобы поздороваться с молодой женщиной, контактным лицом от своей бывшей коллеги Элени. Они взялись за руки, свернули в переулок и пошли дальше, будто ничто в этом мире их не заботило. Благодаря связям Ирини (Темис даже не знала ее фамилии) ближе к полудню Темис уже сидела в грузовике, который увозил ее прочь от Афин.
Ее посвятили в «легенду» на ближайшие дни. Четыре девушки и парень якобы были детьми фермера – водителя машины, и они возвращались за город, везя обратно товары со своего участка. Молодые люди быстро познакомились, выяснили, сколько кому лет, – для пущей убедительности, чтобы притвориться родственниками. Катерина, самая старшая, была видной девушкой с ярко-рыжей шевелюрой. Следом Деспина, с длинными черными волосами. Дальше по возрасту шла Темис, а самой младшей была восемнадцатилетняя Мария, еще более хрупкая, со светло-русыми волнистыми волосами и ярко-голубыми глазами. Единственный парень, Томас, притворился их старшим братом.
По дороге на север их множество раз останавливали на блокпостах, и, хотя они рассказывали довольно правдоподобную легенду, Томаса два раза выводили из грузовика и допрашивали. Каждый полицейский и жандарм жаждал арестовать врага, и единственный прокол мог выдать всех с головой.
В какой-то момент Темис заметила, что разглядывает молодого полицейского. Он напомнил ей Танасиса еще до ранения: гордый и красивый, с идеальными усами и аккуратной стрижкой после еженедельного визита к парикмахеру. На девушку нахлынула тоска, когда она подумала о раздробленной ноге брата, его покалеченной руке и лице, изуродованном шрамами и злостью.
Вскоре разбитому фургону дали отмашку двигаться дальше, и вновь зарычал мотор.
– Не пялься на них так, – проворчал водитель. – Они в мгновение ока заберут любого из нас. А с таким милым личиком ты можешь первой покинуть нашу скромную компанию.
– Простите, – пробормотала Темис.
Через несколько километров все пятеро разговорились, страх отступил.
– Как часто вы здесь проезжаете? – спросила она у «фермера».
– Даже и не считаю. К счастью, они не замечают, что каждый раз у меня новая семья!
Темис улыбнулась.
– Правда, я всегда везу одного сына и четырех дочерей, – добавил водитель с ухмылкой. – Солдатам просто жаль меня. Кому нужно столько дочерей?
– Наверное, у фермеров никому, – сказала Катерина.
– Скоро вы все превратитесь в мужчин, – посерьезнел водитель. – Это неизбежно.
– Что вы имеете в виду? – наивно спросила Мария.
Томас решил просветить ее:
– Для начала, вы будете носить брюки.
– Брюки, – повторила Деспина. – Я всегда хотела их померить.
Темис оживленно слушала.
– И вас научат обращаться с оружием.