Темис и Йоргос тихо сидели вдвоем, слушая музыку и смех с верхнего этажа. Оба почувствовали, что счастье поселилось в их семье, и переглянулись.
Наутро все поменялось.
Йоргос, как всегда, слушал радио, пока брился, и сразу понял, что случилось нечто плохое. Вместо музыки передавали новости. После полуночи, когда весь город спал, группа армейских полковников устроила переворот.
Все были потрясены. Ничто не предвещало такой трагедии. Не пролив ни капли крови и оборвав связь с внешним миром, армия получила контроль над Грецией.
Весь день семеро членов семьи сидели возле радио, ожидая новостей в перерывах между бесконечными маршами. Наконец сделали новое заявление. Государственный переворот провели с военной точностью и безжалостностью. Семья слушала новости о том, как развивались события. Танки заблокировали дворец и министерства, а новый премьер-министр принес присягу. Заблокировали дороги на выезд. Закрылись школы и университеты, банки не давали денег.
– А ведь в следующем месяце выборы, – возмутился Никос.
Он еще не достиг избирательного возраста, но знал, за какую партию хочет голосовать.
– Поэтому они так и поступили, – яростно сказал он. – Они испугались, что к власти придут левые.
– Что насчет короля? – спросил Андреас. – Разве он не спасет нас?
– Говорят, что он в Татое[32], матиа му, – ответил Йоргос. – Уверен, что он все уладит.
Король Константин с семьей, включая его мать, королеву Фредерику, по слухам, находились в семейном особняке за пределами Афин. Монархия играла в основном символическую роль, но многие хотели избавиться от изжившей себя инстанции.
Темис изогнула бровь и неодобрительно посмотрела на мужа.
– Возможно, он стоит в центре всего этого, – пробормотала она.
– Темис! Ты н-н-не знаешь этого, – укорил ее муж.
Их взгляды на монархию не совпадали. Темис все еще питала отвращение к «немке» и подозревала, что королевская семья с радостью поддержит военную диктатуру. Похоже, король выступал за полковников. Или, по крайней мере, не выражал протеста.
– Что бы ты ни говорил, – обратилась Темис к мужу, – но королева Фредерика…
– Темис! Н-н-не надо спорить.
Через несколько дней Темис набралась смелости и снова вышла на улицу, посмотреть, что было в магазинах. Дойдя до булочной, в которой всегда покупала хлеб, она с потрясением увидела вывеску на двери: «Закрыто на неопределенный срок».
Темис вспомнила, как после возвращения с Трикери кирия Сотириу шепотом высказала сожаление из-за Паноса, а потом в качестве сочувствия положила на стеклянное блюдце несколько драхм. Уже тогда Темис поняла, что жена пекаря не стала бы грустить, не будь она на стороне левых.
Мимолетное замечание несколько лет назад навело Темис на мысль, что пекарь и его жена голосовали за ультралевую партию, как и она. Ходили слухи, что ее брат умер на Макронисосе.
Этого было достаточно, чтобы супруги попали под подозрение. Скорее всего, их задержали представители нового режима.
В последующие дни правительство дало указания – запретить длинные волосы юношам и короткие юбки девушкам. Андреас злился, что его подстригут, и еще больше, когда для детей ввели обязательное посещение церкви.
Некоторых учителей их школы задержали, и никто не старался скрыть причину. Об арестах заявили публично: «Они являлись провокаторами, которых следует изолировать, чтобы они не отравляли умы молодежи», – примерно так говорилось в школьном объявлении.
Спустя несколько дней дети вернулись в школу. Около четырех часов ночи семья услышала стук в дверь. Он шел с нижнего этажа, но разбудил всех.
Не слушая жену, Йоргос приоткрыл дверь. Из коридора донесся голос соседа, юриста, и мольбы его жены. Слов было не разобрать.
– Они арестовывают ю-ю-юриста! – сказал Йоргос, тихонько закрывая дверь.
Из гостиной Темис осторожно вышла на балкон – посмотреть, что происходит. Она увидела припаркованный на площади фургон. Забирали не только их соседа. В машину также посадили пожилую пару из дома напротив, еще двоих незнакомцев. Находясь в тени лимонных деревьев, муж и жена могли наблюдать за площадью. Сердце Темис бешено билось. Зная, что ее дело все еще где-то хранится, она понимала, что с легкостью может оказаться среди этих людей. Теперь она будет вздрагивать от каждого шага на лестнице и стука в дверь.
Король публично поддержал переворот, заявив, что прежняя демократическая система была подорвана и пострадали интересы народа. Он принимал то, что новое правительство хотело вернуться к демократии.
Заявление короля ужаснуло Темис. Она узнала, что многих арестовали и держали на футбольном стадионе. Где еще уместить столько людей? Некоторых вернули в островные тюрьмы.
– Что я тебе говорила? Они предатели! Монархия не на стороне народа. Они заодно с армией. С диктаторами. И все потому, что они боятся настоящей демократии, левого правительства. И знаешь почему?
– П-п-прошу тебя, Темис, – взывал к ней Йоргос.
Ему не нравилось видеть жену в такой ярости.
Темис не могла успокоиться и вышла из квартиры. В коридоре она столкнулась с Танасисом, но промчалась мимо, не заговорив с ним. «Темис!» – позвал он, когда за ней закрылась входная дверь. Она знала о взглядах брата и не собиралась их выслушивать. Ей хотелось ощутить на лице дуновение ветра.
Все скамейки на площади были заняты. Несколько мальчишек гоняли мяч, женщина выгуливала собаку. Все выглядело так мирно, но это была только видимость.
Ради своей семьи ей следовало успокоиться. Темис направилась в пекарню, в которой никогда не была, и купила буханку хлеба для ужина. До Страстной пятницы оставалось два дня, еще продавали цуреки, пасхальный кулич. Она купила и его, а выйдя на улицу, отломила себе кусочек. Ароматный хлеб на некоторое время отвлек Темис.
По пути домой она прошла мимо церкви Святого Андрея. Там толпились люди, из здания лилось пение хора. Даже Темис, несколько лет не заходившая в церковь, остановилась насладиться спокойствием.
Дома ее поджидало нечто совсем иное. Открыв дверь в квартиру, Темис услышала строгий мужской голос. Он шел из радио и описывал страну как «больного человека», привязанного ремнями к операционному столу.
«Если пациента не связать покрепче, правительство не сможет излечить болезнь».
Йоргос и Ангелос сидели возле радио, а Темис слушала стоя, поражаясь каждой новой фразе.
«Цели нового правительства заключаются в дисциплинировании страны… Коммунизм вступил в конфликт с нашим эллинистическим христианским обществом, а те, кого мы признаем опасными коммунистами, будут представлены трибуналу наших комитетов безопасности… Арестованы пять тысяч человек».
– Можем мы выключить это? – дрожащим голосом сказала Темис. – Я не хочу слушать.
– Выступал вожак переворота, полковник Пападопулос, – тихо произнес Йоргос.
У Темис кровь заледенела в жилах. Снова начались гонения на левых. Политиков сажали в тюрьмы, и даже бывший премьер-министр, Георгиос Папандреу, содержался в военном госпитале.
Йоргос попытался приободрить Темис, но она не отреагировала. Пересекла комнату, положила на кухонный стол хлеб и начала готовить ужин. Впервые за десять лет ей снова стало страшно.
Спустя час она понесла еду наверх, бабушке и Танасису, но не хотела затевать с братом обсуждения о преимуществах и недостатках военного переворота. Темис считала это возмутительным.
Во время Пасхи, пришедшейся на последующие дни, король посетил полуночную службу вместе с высшим командованием. Темис в церковь не пошла, Йоргоса сопровождали трое младших детей, Танасис и прабабушка. В последнее время Темис повсюду слышала: «Христос воскрес» и «Эллада воскресла». Казалось, церковь и государство слились воедино. Темис сослалась на головную боль и пролежала в комнате с закрытыми занавесками, пока не вернулась семья.
Власти нового режима то и дело издавали новые указы, которым предшествовали слова: «Мы решаем и мы приказываем». Полковники переняли идею воскрешения. «Эллада возродилась!» – постоянно звучало по радио.
Темис до глубины души поразило то, с какой скоростью произошел переворот. Предстоящие выборы обещали социальную справедливость, за которую она боролась двадцать лет назад. А теперь, за одну ночь, у них отняли свободу выражать политические взгляды, рухнула оппозиция.
В последние дни Темис не могла заставить себя взять в руки газету. Никос тоже ненавидел консервативную прессу.
– Посмотрите! – стонал он. – Посмотрите на это!
– Никос, не злись так, – говорил отец. – Нужно же нам как-то узнавать новости.
– Но вы только посмотрите! Посмотрите на эту счастливую рожу Пападопулоса! С этой газетой что-то не так. Здесь совсем не критикуют то, что происходит.
Накрывая на стол, Темис бросила беглый взгляд на первую страницу. Она видела, что Никос прав, но в то же время не хотела разжигать спор между отцом и сыном.
На следующий день газета и вовсе не появилась.
– Я был прав! – воскликнул Никос с ноткой триумфа. – Ее запретили!
Издатель в качестве протеста закрыл ее.
– Смелая женщина, – сказала Темис.
– По крайней мере, кто-то еще сопротивляется, – промолвил Никос. – Хватит уже с нас бездействия. Надеюсь, что будет больше таких поступков.
От волнения у Темис все внутри сжалось.
Вскоре политические партии распустили, запретили свободу прессы, из страны выгнали несколько иностранных журналистов. Арест Андреаса Папандреу, сына бывшего премьер-министра, также вызвал огромный протест, и вскоре появились слухи о жесточайших пытках несогласных.
– Как ты думаешь, будет война? – спросила у матери Анна.
– Нет, дорогая, – сказала Темис, сама не веря в это. – Уверена, что нет.
В отсутствие «Катимерини» они узнавали новости из других газет. В одной говорилось, что бригадир Паттакос, один из лидеров хунты, посетил остров Ярос, где содержали свыше шести тысяч арестованных. Он заявил, что многих вскоре отпустят.