– Ты больная?
– Нет, это ты погань! – завизжала девица. – Я люблю Мишу, мы собрались пожениться. А ты! Разорил родного брата! На счетчик его поставил! Так тебе и надо! Жаль, что мы мало продали! Кровосос!
Глава 13
– А дальше что? – воскликнула я, пока Попов пил кофе.
Петя отставил чашку.
– Эта дурочка выложила мне замечательную историю. Михаил закрутил с ней роман, наобещал золотые горы и рассказал, что на заре перестройки, когда умерли наши родители, я продал отцовскую квартиру, чтобы начать бизнес. Брата я отселил в барак, где он и проживал до нынешних времен. Несчастный Мишенька, ограбленный безжалостным Петей, куковал в комнатенке с земляным полом при полном отсутствии центрального водоснабжения, электричества и канализации.
– А что, в Москве есть такие здания? – с огромным изумлением перебила я Попова. – С сортиром во дворе?
– Может, и есть, – протянул Петя, – только Михаил к нему никогда отношения не имел, родительская квартира отошла целиком ему. Соврал он Нике.
– Кому?
– Дурочку-продавщицу зовут Никой Залыгиной, – пояснил Петя, – она во все поверила. Причем ладно бы квартира, но Михаил навешал глупышке такую лапшу на уши! Дескать, барак снесли, Михаил остался на улице, заболел и пришел ко мне просить помочь ему с жилплощадью. Я же купил ему комнату в коммуналке и велел отрабатывать долг. Михаил не сумел в нужный срок вернуть деньги, тогда брат-подонок включил счетчик, и сумма теперь составляет сто тысяч долларов.
– Сколько?!
– Сто тысяч долларов, – повторил Петя, криво ухмыляясь правым уголком рта, – дальше – больше. По словам милого Мишеньки, если он до Нового года не принесет в кабинет к сволочи Попову сумку, набитую банкнотами, его добрый братец продаст должника в Чечню, в рабство…
– Ну и идиотство! – подскочила я.
Петя кивнул:
– Согласен.
– Ни за что бы не поверила в такое!
– А Ника, влюбленная в Михаила, поверила, ужаснулась и стала помогать братцу зарабатывать.
– И как вы поступили?
Петя допил кофе.
– Выгнал Залыгину без выходного пособия.
– Не стали ей ничего объяснять?
– Зачем? Не царское дело со смердами якшаться, – заявил Попов.
– А Михаил?
– Он испарился, наверное, девка предупредила негодяя. Сергей Федорович отправился на квартиру к сволочуге, но там никого не оказалось. Пару недель наши ребята дежурили в подъезде, потом я плюнул и решил: в жизни случается всякое, если нас произвели на свет одни родители, это еще не гарантирует, что оба отпрыска будут похожи друг на друга. И вообще, дети перенимают от предков только самые дурные качества. Мои родители были слишком правильными, прямолинейными. Отца я плохо помню, он жил на работе, а мать очень любила Мишу. Мне от нее не доставалось ничего: ни любви, ни ласки. Я теперь, трезво оценивая ситуацию, понимаю, что, наверное, по этой причине и ударился в фарцовку, хотелось родительского внимания. Подсознательно думал, если стану безобразия вытворять, они мною займутся. Ан нет, отец меня просто ремнем сек, и все. Кстати, в детстве Мишка особо противным не был, наоборот, тихий такой, улыбчивый. Кто бы мог предположить, что из него мерзавец вырастет. Между прочим, наш отец сочинял рассказы, он обладал безудержной фантазией, пытался даже печататься, но что-то у него не получилось, и писателем он не стал. Миша, очевидно, в него враньем пошел. Такое фантазировал! Газету «Все обо всех» читаете?
– Изредка, – призналась я, – неприлично, конечно, интеллигентный человек к подобному изданию даже щипцами прикасаться не должен, но там такие забавные сплетни печатают!
– Очень забавные, – скривился Петр. – Прихожу я как-то на работу, офис словно вымер, в коридоре никого. Обычно курильщиков полно, поставщики бегают, а тут – тишина, как в крематории. Полина, секретарша, испарилась невесть куда. Вбегаю в кабинет, на столе эта пакостная газетенка, на первой полосе заголовок: «Попов обул родных». Начал читать, чуть не умер. Интервью с Михаилом. Уж он постарался, такого понарассказал, в голове не укладывается. Оказывается, наш Мишенька все детство провел в запертой комнате, его никуда не выпускали, потому что брат, то бишь я, поставил родителям условие: либо они Мишку прячут, либо он покончит с собой. Вот по этой причине несчастный мальчик и сидел, словно в тюрьме.
– Да уж, – покачала я головой. – Дюма отдыхает, судьба его героя Железной маски не настолько трагична.
– Наврал семь верст, – горько заметил Петр, – приплел какую-то сестру, убитую мною в младенчестве. Дескать, я из ревности девочку в коляске придушил, а родители, чтобы любимого сыночка в специнтернат не отправили, представили дело так, что их дочь скончалась от менингита. Они же медики были, им такое легко. Ну и, естественно, далее рассказ про барак, счетчик и Чечню.
Я целый час в себя приходил после прочтения. И весь материал украшали семейные фото.
– Может, ваш брат болен психически? – предположила я. – Ну, согласитесь, подобное поведение говорит о явной его ненормальности.
Петя стукнул кулаком по столу.
– Да он здоровее нас с вами! Падла! Я же моментально в редакцию вонючего листка поехал и устроил допрос корреспонденту, накропавшему материал. Знаете, что мне парень сообщил? Ему позвонил Михаил и предложил эксклюзивный рассказ под названием «Вся правда о Петре Попове». За деньги, причем немалые. Борзописец мгновенно ухватился за предложение, у него осталась на диктофоне запись интервью.
Здоров Михаил, просто это его способ зарабатывать. Сам в жизни ничего не достиг, остается теперь брата грязью поливать. Поэтому ваша история с бриллиантами и изумрудом меня нисколько не удивляет.
– Но почему вы позволяете марать свое честное имя? – возмутилась я. – Отчего не подадите на Михаила в суд?
Петр скривился.
– Ну уж нет! Стать главным действующим лицом публикаций в желтых газетах?
– Ну ведь можно попросить службу безопасности отыскать Михаила и… хотя бы попросту поколотить его!
– Это подонка только вдохновит, – воскликнул Петр, – еще обрадуется, станет снова интервью раздавать, рассказывать, как его изуродовали! Сейчас он заткнулся, не такой уж я известный человек, не певец, не артист, не писатель, не музыкант, ну кому сплетни обо мне интересны? Один раз написали, и хватит. Больше он никому интервью не продаст. Главное, я его видеть не желаю и слышать о нем не хочу. Нет у меня брата. Все! Конец!
– И вы не знаете, где он живет?
Петр повертел в руках пустую чашку.
– Могу дать телефон и адрес той квартиры, где мы обитали с родителями. До того, как начал у меня работать, Михаил жил там, я ему ремонт сделал. Но сейчас, думаю, он съехал. Боится небось меня, а может, еще кого-то обманул и смылся. Хотел бы я вам помочь, но, увы!
– А вы храните личные дела уволенных продавцов?
Петя бросил на меня быстрый взгляд, потом вытащил мобильный, набрал номер и сказал:
– Алиса? Скажи, у тебя не осталось данных по Залыгиной? Да, понимаю, говори.
Положив сотовый на стол, Петр взял салфетку и написал на ней название улицы, номер дома и квартиры.
– Нет гарантии, что она и теперь там живет, – предупредил он, протягивая мне бумажку, – могла переехать.
– Спасибо! – воскликнула я.
– Пожалуйста, – кивнул Петр, – вы бы написали о нас с Михаилом, чем не тема? Двое детей в семье, один гадкий безобразник, второй радость родителей, их надежда. А что вышло? Как нас жизнь перелопатила!
Оказавшись на улице, я вместо того, чтобы сразу сесть в машину, отчего-то встала у витрины магазина и уставилась на разноцветную обувь. Лично у меня нет ни братьев, ни сестер, одно время я страшно переживала, ощущая себя очень одинокой в этом мире, но потом поняла: судьба весьма благосклонна ко мне, я встретила Томочку. Я теперь знаю точно, родственниками не рождаются, ими становятся по жизни, иной раз подруга бывает ближе, чем родная мать и сестра, вместе взятые.
Продолжая размышлять на эту тему, я увидела замечательные кроссовки, светло-розовые, с белыми цветочками, просто мечта, а не обувь, мне давно хотелось такие. Цена симпатичных бареток не пугала бесконечными нолями. Но в особенности меня обрадовала небольшая табличка, на которой стояло: «Последняя пара. Уценка от объявленной цены 50 %. Сороковой размер».
В полном восторге я ринулась в магазин. Понимаю, в это трудно поверить, но при росте метр с кепкой и весе барана я ношу именно сороковой размер, стою как на лыжах, или, если вам такое сравнение нравится больше, хожу в ластах.
– Мне вон те кроссовочки! – воскликнула я, плюхаясь на пуфик.
– Они большие, – мило предупредила продавщица.
– Давайте.
Девушка подошла к витрине, вытащила пару и с улыбкой подала мне:
– Пожалуйста.
Я попыталась надеть замшевые ботинки и вздохнула:
– Малы! Это не сороковой.
– Странно, – покачала головой продавщица, – их только что дама мерила с тридцать девятым размером, так просто провалилась внутрь. Может, вы сорок первый носите?
– Да нет, я купила себе не так давно белые туфли именно сорокового размера, – протянула я, пытаясь натянуть обувь.
– Нога вырасти могла.
– В моем возрасте?
– Ну, случается такая болезнь, когда человек всю жизнь к небу тянется!
Я засмеялась:
– Вы шутите.
– Вовсе нет, – покачала головой продавщица, – каждый месяц хоть миллиметр да прибавит. Говорят, такая болезнь у Петра Первого была, от нее он и помер.
– Мой рост не менялся со школьной поры.
– Ну и что? Значит, у вас увеличивается длина ступни.
Я насторожилась. Вдруг девчонка права, а? И что же выйдет? Где через год я куплю себе ботиночки? В мужском отделе? А когда дотяну до пятидесятого размера? Вот катастрофа, мне суждено остаток жизни носить вместо элегантных лодочек ящики из-под апельсинов!
– Девушка, – крикнула другая покупательница, – принесите такую же пару, как я сейчас меряю, но меньше!
– Сейчас! – крикнула продавщица, двинулась в сторону служебного помещения, потом остановилась, обернулась и воскликнула: – Только сейчас мне в голову пришло! Вы язык высовывали?