– мы обогнали. Едущие навстречу нам беженцы из Львова рассказывали о том, что в Львове стреляют из домов и что жизнь замерла. Наконец, 26‑го вечером приехали в Львов. В Львове было уже относительное спокойствие. С фашистской 5‑й колонной быстро справились, и город начал было возвращаться к жизни. Тут я увидел первые следы вражеской бомбежки. Сейчас же с вокзала отправился разыскивать свою часть. По дороге попал под бомбежку вражеских самолетов. Забежали в подворотню. Бомба упала во дворе. Нас сильно подбросило, закутало пылью и дымом, но крытая подворотня нас спасла. Это было первое боевое крещение.
Ночью спали во дворе комендатуры. Это была первая ночь, проведенная под открытым небом. После этого крыши я не видел в течение 5 месяцев. Ночь была тревожная, беспрерывно стреляли по самолетам. День 27‑го провел в тщетных розысках своей части. За день было несколько налетов авиации. Где был полчаса тому назад, туда упала бомба. Опять повезло, остался жив. К вечеру, после долгих розысков, исколесив весь город, нашел казарму своей части, но части уже не было, – она отошла по направлению на Тернополь. Провели тревожную ночь в пустой казарме. Враг был уже близок, события быстро нарастали. Встали рано. До полудня еще думал что-нибудь узнать, определиться к какой-нибудь части, но ничего не удалось. В 2 часа дня пролетели над городом первые снаряды вражеских, дальнобойных орудий, 5‑ая колонна опять подняла голову, и по городу опять началась перестрелка. Решил выйти из города и догонять свою часть.
Начался мой первый в моей жизни большой переход. Моя команда состояла из 20 человек. По дороге беспрерывно бомбили нас фашистские стервятники, обстреливали из пулеметов. Наблюдал лежа в высокой ржи падение бомб, разрывы их на расстоянии 100–200 метров. Пули свистели кругом, но никто из моей команды не пострадал. Мы продолжали путь. Шли беспрерывно и без отдыха 2‑ое суток. Кушать было нечего, делили одни сухари. Страдали от жажды. Шли по оврагам, лесам, по грязи, болотам, проваливались в ямы. Днем солнце припекало, пыль заедала. 10 человек отстало в пути, не в силах продолжать путь. Их по одиночке подсаживал на проезжавшие машины, а сам продолжал путь с остальными 10 чел. Наконец, преодолев все, сделав марш в 148 км, пришел в Тернополь. Описал это все в нескольких строках, но когда вспоминаешь, так никак не поймешь, откуда взялись силы, а ребята, которые отстали, были молодые, здоровые, служившие в армии. Немного меня выручила некоторая натренированность в ходьбе.
Целую тебя и моих дочек крепко-крепко. Твой Котик.
04.03.1942 г. …8 месяцев не было так тяжело ожидать, как эти последние дни… Мое настроение заметил даже мой комиссар и спрашивал меня, чего я так расстроен.
Когда мы опять выедем на позицию я, конечно, не знаю… Если долго не будет от меня писем, чтоб ты напрасно не волновалась, так как может создаться такое положение, что писать никак не возможно.
Конечно, на войне все может случиться, но отсутствие связи ничего еще не говорит. Факт – это то, что ты меня, наверное, уже считала убитым, а я объявился через 8 месяцев. …Несмотря на то, что я в течение 8 месяцев не имел связи со своими родными, я родных имел все время, – это наш великий народ. Заботу нашего народа мы чувствуем на каждом шагу. Особенно эту чувствуется в посылках, которые мы получаем и в письмах, которые их сопровождают. За время войны я много раз получал такие посылки-подарки. Иногда они выражались в носовом платочке, но они очень были мне дороги. В числе подарков я получил носовые платки, воротнички, мыло, носки, перчатки шерстяные, рукавицы шерстяные, носки шерстяные, свитер и целый ряд других вещей, а также печенье, конфеты, яблоки, вино и прочие продукты. Не так уже необходимы нам эти теплые вещи, так как армия нас очень тепло одела, и мы ни в чем не нуждались, но очень дороги были мне они, как выражение заботы и любви народа к Красной армии, а этим самым и ко мне.
…Нас, гвардейцев, очень уважают в стране и в армии и на нас возлагаются большие надежды в предстоящих боях. Эти надежды мы, конечно, с честью выполним, но на легкие победы мы не рассчитываем. Мы рассчитываем на тяжелые, упорные бои и мы к ним готовы. Я знаю как тебе сейчас тяжело, но сейчас необходимо все стойко переносить и я не сомневаюсь в том, что ты так и делаешь. Все наши стремления и на фронте и в тылу сейчас сведены к одному, к полному разгрому фашизма, к освобождению наших городов от фашистского ига. Я надеюсь и верю, что это время скоро настанет, и мы вернемся в свой родной Киев, чтоб снова отстраивать наше счастье.
Иногда мне бывает очень тяжело, но я стараюсь взять себя в руки и все проходит. Особенно тяжело мне бывало, когда я начну думать о тебе, об моей маленькой дочурке – Олюське и представлять себе, как она уже болтает, наверное научилась отвечать, что папа на войне. …Белусик! Разве ты себе можешь представить, как я вас хочу видеть! Не знаю, что я дал бы, чтоб на вас хоть раз взглянуть. Во всяком случае, после этого и умереть не было б тяжело…
Чувства мои нисколько не изменились и я остался тем же котиком, что и раньше. Мои мысли и чувства удачно выражены в одном стихотворении, прочтенном мной в нашей центральной прессе. Оно написано как будто обо мне. Я привожу тебе весь его текст:
Ты обо мне в слезах не вспоминай,
Оставь свою заботу и тревогу.
Не близок путь, далек знакомый край,
Но я вернусь к родимому порогу.
По-прежнему любовь моя с тобой,
С тобою родина, ты не одна, родная,
Ты мне видна, когда иду я в бой,
Свое большое счастье защищая.
На голос твой, я сердцем отзовусь,
На верность – верностью и подвигом отвечу
Я далеко, но я еще вернусь,
И ты, как прежде, выйдешь мне навстречу…
В это письмо я вкладываю тебе справку о моем пребывании в армии. Она тебе сможет пригодиться для получения пособия и вообще…
Свои приключения буду продолжать в следующем письме.
8.03.1942 г. Москва
Здравствуй, Белочка! Боевой, – гвардейский привет отважным женщинам нашей страны! Поздравляю тебя с международным женским днем 8 Марта! Конечно, не так хотелось бы мне тебя поздравить, хотелось бы, как обычно делал – преподнести какой-нибудь подарок, но, к сожалению, я этой возможности сейчас не имею. Я в настоящее время нахожусь в Москве. Сюда я приехал на пару дней, выполняя некоторые поручения комиссара полка. Основное мое поручение, это передача писем по радио, наших бойцов и командиров. Результаты передачи по радио моего письма, побудило всех, кто не знает о своих родных, испытать это средство. И я в течение 3‑х дней только и был занят составлением писем для всех желающих. Я уже сегодня успел побывать в Радиокомитете и договорился о передаче по радио привезенных мной писем. Кроме того я договариваюсь об устройстве специальной радиопередачи наших героев-орденоносцев. Эти переговоры я закончу завтра и, наверное, в ближайшие дни я здесь буду опять, уже вместе с теми, которые будут выступать.
Как видишь, на войне я умею не только воевать, прокладывать связь, но и заниматься своего рода общественной работой.
…От тебя я еще писем не имею и сильно из-за этого нервничаю. Никто не догадывается применить мой метод: писать письма одно другому вдогонку.
…Продолжаю тебе описывать, как обещал, мой дневник по памяти. После больших мытарств, потеряв половину людей – отставшими, я наконец добрался до Тернополя. Первое, чем я занялся, это было достать покушать, чтоб самому покушать и накормить своих людей. У одной из проезжавших частей купил буханку хлеба, затем остановил шедшую на базар крестьянку с молоком и все у нее закупил. Подкрепившись, мы отправились искать свою часть. Это было равносильно тому, что искать иголку в сене. Я себе окончательно ноги отбил в этих розысках. Был на всех формировочных пунктах, и всюду хотели меня и моих людей приписать к другим частям, но я упорно отказывался и продолжал свои поиски. Случайно, опрашивая многих бойцов и командиров, наткнулся на одного из нашей части и его уже от себя не отпуская, прибыл в часть.
В городе спокойно не было, налеты вражеских самолетов повторялись по несколько раз в день и во время розысков, попав под одну из бомбежек, я имел первую потерю в своей команде. Один из моих бойцов был ранен осколком в ногу. Его мы конечно отправили в госпиталь и продолжали после этого поиски.
Добравшись, наконец до части, представившись, я поел и накормил людей, после чего, найдя укромный уголок, завалился спать и спал как видно, как убитый, так как бомбежку, которая была возле нас в это время я и не слыхал.
Часть наша была «на колесах» и я не получил пока ни обмундирования, ни назначения и сопровождал свою часть как «вольноопределяющийся». На вторые сутки 2 июля мы снялись из Тернополя и начали свое передвижение на восток. Война была уже в полном разгаре. Путь следования я тебе описать не могу по известным причинам, могу только называть пункты условными именами. Ехали мы обыкновенно по ночам, с потушенными фарами, а днем маскировались от фашистских стервятников. При их появлении мы не преминули пользоваться случаем и их обстреливать. На счету нашей части с начала войны к этому времени было уже 11 стервятников сбитых.
…Вопросов не задаю, до получения от тебя первого письма.
С гвардейским приветом твой Котик.
15.03.1942 г. …С получением твоего письма, в памяти воскресла вся прежняя жизнь и непреодолимая сила тянет меня к тебе. Все 8 месяцев, все мои мысли были только устремлены на то, чтоб тебя найти и в промежутке между боями я только думал про тебя и мирился, в силу необходимости, с тем, что мы далеко друг от друга.
Теперь, когда я читаю твое письмо, – а читал я его уже много раз – мне представляется, что ты стоишь передо мной, что я вижу твое лицо, твои глаза, твою улыбку и кажется, что твоя рука ласкает меня. Ты должна этим понять, что с покоя мне уже нет и все мысли уже устремлены к тому, чтобы тебя увидеть, быть возле тебя. Очень тяжело! Странным кажется, – гвардеец – и такие настроения? Но это, Белочка, не так. Моя любовь к тебя не отделима от любви к Родине и я снова ринусь в бой с твердой верой в победу, с верой в то, что я снова встречусь с тобой.