Бои нам предстоят большие, но я готов к ним и образ твой всегда будет передо мной и будет вдохновлять меня в бою. Опять обращусь к стихам, чтобы выразить чувства и мысли:
Увижу день в дыму, в огне —
И снова в смертный бой.
Но помнится и в битвах мне
Родимый образ твой.
Жена моя, мой друг, не трусь,
Счастливой верь судьбе, —
Настанет день и я вернусь
С победою к тебе!
Да, я вернусь! Пускай кругом
Поет свинец и медь,
Но тот, кто смел в бою с врагом,
Того обходит смерть…
Гремит пальба, идет война
И длится грозный бой,
Но не тоскуй, моя жена, —
Я встречусь вновь с тобой!
Эти стихи не я сочинял, но автор, сержант Трофимов, как видно, проживает что-нибудь подобное, как и я, а я пользуюсь красочно выраженными им мыслями.
Прочтя мое письмо, ты подумаешь: «Наверное, он сейчас бездельничает и может заниматься писанием таких писем». Это будет, конечно, неверно. Хотя мы сейчас непосредственного участия в бою не принимаем, но время мы используем рационально и результаты этого «безделья» в скорости почувствуют на себе фашистские волки.
Как я уже тебе писал, я сам тоже без дела не сижу и работы у меня много, но все ж таки время находится, чтоб отдаваться своим мыслям. Иногда является непреодолимое желание излить все, что на душе и результатом такого настроения является это письмо. Конечно, оно только частично отображает все, что накипело, но и это хорошо. Завтра или послезавтра я поеду в Москву в командировку по организации передачи писем наших бойцов по радио.
Кроме того, должен выполнить кое-какие задачи. Это письмо я захвачу с собой в Москву, для того, чтобы оно скорей к тебе дошло.
Я тебя опять прошу, пиши мне как можно чаще, не ожидая получения моих писем. Напиши мне, что вы смогли с собой захватить при эвакуации и есть и у вас теплая одежда. Когда буду в Москве, постараюсь вам выслать рубли, которые мне удалось скопить. Может быть, они вам хоть сколько-нибудь помогут.
Целую тебя крепко (мысленно) и надеюсь, что скоро наступит день, когда поцелую тебя в действительности. Обними и прижми к себе за меня моих дочек.
Твой Котик.
23.03.1942 г. Моя любимая, родная!
Получил от тебя письмо… Понять тебя, твои чувства, твое состояние мне очень легко, так как подобное и я переживаю. Ты пишешь, что не знаешь, что писать, а написала очень много, причем не так пером, как душой. Твое письмо я неотрывно читал много раз, и каждый раз я его переживал. Да, пожалуй, и я очень много дал бы, чтоб тебя увидеть, но будем терпеливы; может быть, останусь в живых и тогда наверстаем все это время. Все-таки ты более счастливая, чем я, – у тебя хоть плохая моя карточка есть, а у меня и этого нет, но зато снишься ты мне очень часто. Точно так же как и ты, когда я тебе пишу. Я в это время сильно переживаю. В душе очень многое собирается, что хотел бы высказать, а на бумагу попадает очень малая часть. Обыкновенно я пишу тебе письма по утрам, специально для этого вставая на 2 часа раньше всех, чтобы быть в это время с тобой наедине, так как в течение дня это никак не удается. На фотокарточке я тебе кажусь постаревшим. Я лично этого не замечаю, но это вполне возможно, так как прошло уже все-таки около года, да еще какого. Но зато, моя любовь к тебе ничуть не устарела. Люблю тебя по-прежнему, или вернее будет – еще сильней прежнего. (В эту минуту я эти слова переживаю и уверен, что то же с тобой будет, когда будешь читать.) Чем это можно объяснить? Если сможешь, – попытайся!
В одном из твоих писем ты между прочим напомнила мне о моем сердце. В общем, оно держится молодцом, но очень часто, в особенности летом, оно подводило. Как тебе известно, я холод легче переношу, чем жару и вот, в жаркие дни мне иногда приходилось туго, но важно то, что я выжил. Если придется еще свидиться, тогда многое будет о чем рассказать. Вообще в письме многого не напишешь.
Мои письма построены немного эгоистично с моей стороны. Больше всего стараюсь писать о себе, о своих переживаниях, в то время как у тебя их гораздо больше и тебе гораздо тяжелей, чем мне, Белочка! Еще раз пишу, что к сожалению, я тебе многим помочь не могу, но все, что только будет в моих силах, я буду делать. Я думаю, что если получишь эти деньги, какие я тебе выслал, то это хоть на время, правда на короткое, облегчит твое положение. Я себе представляю вашу жизнь в этом селе, но на ваш вопрос в отношении переезда, я лично советую следующее: если можешь хоть кое-как здесь прожить, то оставайтесь на старом месте. Соображений своих я вам в письме писать не могу, но считаю, что для переездов сейчас не время, а там дальше, поживем и увидим. Мне, конечно, легко все это сказать, так как не я переживаю нужду, но мой долг, – что думаю, то и должен сказать.
Когда вы мне все пишете про Олюську, то во мне разгорается все больше и больше желания ее видеть. Ты себе даже не можешь представить, как я за ней скучаю. Ея личико всегда стояло передо мной и я все время себе представлял, как она развивается, растет, болтает и темой моего разговора с приятелями части она была. Помню в дни боев, засыпая где-нибудь под сосной после тяжелого дня, вдруг она мне приснится, а это было не раз, и всегда как-то так, что я с нею говорил, держал голенькую на руках и просыпаясь чувствовал теплоту ее тела и после этого у меня всегда бывало приподнятое настроение или же наоборот, – начинал сильно грустить. Как видно, я ее крепко люблю, – мою маленькую. Пиши мне о ней побольше и при первой возможности, сфотографируй ее и пришли хоть какую-нибудь карточку. Пока что я еще на старом месте. Изменения будут днями. Пользуюсь возможностью и пишу часто. В дальнейшем я это осуществлять не смогу, но несколько слов буду всегда стараться тебе написать, лишь только будет возможность отправить почту. Привет всем. Будь здорова! …Не будем терять надежду, что еще встретимся.
Твой заскучавший Котик.
04.12.1943 г. Родная моя Белуся!
Жизнь моя, как и многих находящихся на фронте вообще, а в особенности с начала войны, не легка и сурова. Многое, ты уже знаешь из моей жизни, а многое если только я останусь жив, ты узнаешь впоследствии, когда мы встретимся с тобой. Порой нужна железная стойкость и выдержка, чтоб все переносить и с такой стойкостью и выдержкой, мы все и переносим. Мне же тяжелее, чем многим другим, в силу целого ряда физических недостатков и то, что другими переносится легко и незаметно, мной переносится с большой натугой своих физических и моральных сил. К тому же, мне нужно еще внедрять все эти высокие свойства всему личному составу, следовательно, нужно еще и самому, первому показать пример во всем и поэтому мне втройне тяжелей чем другим. По этому вопросу меня вчера вызывали на совещание. Пришлось пойти в метель, по избитой дороге, часто проваливаясь в заметенные снегом и полные воды воронки и ровики – 10 километров. Мне это было тяжело сделать, но приказ есть приказ и я пошел. Шел я с передовой в тыл, с каждым шагом удаляясь от разрывов, которые меня преследовали и возвращаться с тыла на дорогу, все время приближаясь к разрывам, которые стали очень часты, в связи с контратакой, которую предпринял противник. По дороге приходилось наблюдать как снаряд или мина разорвалась, и кто-то падал, будучи убит. Это конечно, обыденно, так как это происходит на войне и к таким видам за 2 ½ года, поневоле привыкнешь.
Пришел я в свою землянку очень усталый и весь мокрый. Хоть целый день не кушал, но кушать не хотелось и вскоре согревшись, я свалился на нары и заснул. Сон мой был очень беспокойный, я ворочался и кряхтел, так как все тело болело, просыпался и опять засыпал. Как-то проснувшись, я увидел целый возок конвертов возле себя. Я прочел очередные адреса на них, тем самым установив от кого письма, но открывать и читать я был не в силах и опять свалился и заснул – до того я устал. А я ведь очень редко так хожу, а товарищам моим такие «рейсы» приходится делать почти каждый день, в еще худших условиях, идя то за завтраком, то за обедом для всех, то каково им! Да, война очень интересна и даже заманчива для некоторых романтиков, когда читаешь о ней в книге, а в жизни это гигантский труд, громадные лишения и большие испытания для тех, кто в ней принимает участие. Но она нужна, она необходима, иначе весь наш народ веками должен был бы претерпевать унижение, рабство, еще большие страдания и испытания – и поэтому стойко, все переносится на войне вплоть до страданий от боли или ранения и до… смерти – во имя победы, во имя обеспечения жизни своих семей, своего народа и будущих поколений. Такова сущность войны!
И вместе, иногда бойцов надо подбадривать, не давать унывать, задумываться о семье, о прошлой жизни и рисовать только картины будущего. И в силу этого, у нас в то время как все кипит… и вот-вот обрушится на твою голову, – можно услыхать веселую песню или смех от удачно сказанного слова или рассказа. Этого я добиваюсь и часто мне это удается. Но часто требуется и мне самому моральная поддержка и ею, в настоящее время, являются твои письма. Такое письмо я сегодня от тебя получил. Спал я 5 часов, проснулся в 1 час и пишу тебе ответ. Усталости как не бывало. В этом тоя заслуга. Спасибо. Котик
09.05.1945 г. Дорогие мои!
Вместе с вами в эту минуту переживаю самый радостный момент в жизни. Наконец-то желанная Победа наступила! С этой победой я вас всех поздравляю. Я себе представляю, сколько радости и ликования сейчас и в Киеве и в других местах и городах Советского Союза. Трудно было в 1941 году поверить, что наступит этот день и все-таки он наступил. Позади осталось 4 года полных страданий и лишений с ежедневным и ежечасным ожиданием смерти которая угрожала со всех сторон и на фронте и в тылу. Позади остались бессонные, тревожные ночи с вечной мыслью о том, жив ли еще тот, который находится на фронте и не погиб ли кто-нибудь из тех, кто остался в тылу, так как тыл был тем же фронтом. Одновременно с великой радостью, мы испытываем и глубокую печаль о тех, кого теперь нет с нами, кто отдал свою жизнь за то, чтобы добиться этого победного дня, для того чтоб ценой своей смерти спасти жизни миллионов других людей. Бесспорно, очень тяжелы утраты и в особенности для тех, кого они больше всего коснулись, а нашей семьи они уж слишком коснулись, но сегодня это не должно очернить нашей великой радости. В этот день мы должны гордиться те