Крепко, крепко целую. Дима.
P.S. А Берлин-то может все-таки будем и мы брать.
13.02.1945 г. Здравствуй, дорогая мама!..
Итак, осталось нашего пребывания здесь всего несколько дней, придет, наконец, то время, которого мы столько ждали.
Единственное, что мне жаль здесь, это одну девушку, о которой я писал тебе в прошлом письме, потому что я полюбил ее по-настоящему, что это со мной случилось, пожалуй, первый раз в моей жизни и я думаю при благоприятных условиях встретимся с ней еще, а в остальном я очень рад, что кончается наша жизнь здесь, ибо надоела она до чертиков. Привет всем знакомым.
Крепко, крепко целую. Дима.
18.02.1945 г. Здравствуй, дорогая мама!..
Ну, вот пишу тебе уже с дороги, вчера выехали, так что мое желание исполнилось. Настроение хорошее, так как слухи насчет ДВС не оправдались, а еду туда, куда хотел. Жаль было уезжать из Луги только лишь потому, что там осталась девушка, которую я полюбил за это время. Она приходила проводить меня, что, конечно, очень приятно, хотя отчасти и немного тяжело.
Я ей оставил и твой адрес, так что возможно, она когда-нибудь тебе и напишет. Только ты не подумай что-нибудь плохое, а то скажешь, что была Валя, а теперь эта. Но эту (кстати зовут ее Дуня), я полюбил гораздо больше, чем Валю, ибо знаком я был с ней гораздо больше и ближе, чем с Валей. Вообщем, если бы ты ее узнала, то она бы тебе тоже понравилась.
Ну, вот пока и все. Поезд трогается, а на ходу не напишешь. Привет всем знакомым.
Крепко, крепко целую. Дима.
25.02.1945 г. Здравствуй, дорогая мама!
Ну, вот я и в Польше. Сейчас выгружаемся и дальше пойдем на машинах. Кругом одни поляки, здесь ходят наши и польские – чистые одинаково. Много писать не могу, так как времени абсолютно нет. Будет время опишу подробней все.
Привет всем знакомым. Крепко, крепко целую. Дима.
26.02.1945 г. г. Кросно. Здравствуй, дорогая мама!
Пишу тебе второе письмо из этого города. Сейчас живу в квартире одной польской семьи, люди оказались очень хорошие, к нам относятся тоже хорошо. Вчера прошелся по городу, посмотреть что из себя представляет заграничный город, правда провинциальный, но все же. Ну, все же надо сказать, что впечатление осталось такое, какого и ожидал, т. е. тоже самое, что читал в книгах и смотрел в кино.
Заходили в костел, посмотрели на службу в нем, смотрели там на нас, конечно, с большим удивлением и беспокойством. А цены на продукты здесь кусаются, в несколько раз больше чем даже в Москве и, конечно, совершенно резкий контраст с Западной Украиной, где все очень дешево. Разговаривать с поляками все-таки трудновато, т. к. много слов и мы не понимаем, и они не понимают, но все-таки договариваемся…
Крепко, крепко целую. Дима.
06.03.1945 г. Здравствуй, дорогая мама!
Извини за перерыв в письмах, но это было по той причине, что все это время мы ехали на машинах и письма писать, во-первых, было некогда, а во-вторых, все равно некуда было опускать. За время следования в поезде я писал тебе много писем, но не знаю получила ли ты их все, так как зачастую приходилось отдавать их просто первому встречному, чтобы он их опустил в ящик. За последние 5 дней мы переехали через Карпаты, что было довольно [трудным. – Н.П.] и немного опасным делом, так как было много очень крутых спусков и подъемов, но все прошло благополучно. Вообщем, находимся сейчас на краю Польши, а до Чехословакии – рукой подать. Проезжали через Краков.
Войны в польских городах совсем не чувствуется! Можно купить что угодно, правда, дорого все, молодежь у них вся дома (Я говорю про мужчин). Всюду электрический свет и газ. Наши деньги здесь уже не ходят, а ходят их злотые, но по некоторым стечением обстоятельств у меня их сейчас достаточно и нужды я в них не испытываю.
В одном здесь городе я сфотографировался, но получить карточки не успел, но поляк, у которого я стоял, обещал их получить и прислать мне, тогда я вышлю тебе. Сейчас мы стоим в ближнем тылу, а завтра возможно уже на передовую. Опять знакомая ситуация…
Крепко, крепко целую. Дима.
24.03.1945 г. Здравствуй, дорогая мама!..
Я ведь сейчас не в Луге. Живу я хорошо, жаловаться не на что абсолютно, потому что и с питанием замечательно и погода замечательная, уже есть цветы, вообщем все есть. Сидим в землянках на перинах, на коврах и пр. Сколько здесь добра разного пропадает в домах: и пианины, и мебель, и посуда и т. д. С этим абсолютно не считаешься и не обращаешь внимания. Сейчас у нас тихо, но это тишина пред бурей, которая начнется на днях. Вот жаворонки поют, тихо, как будто и войны нет. Половину зарплаты нам выдают на руки польскими злотыми и это в обязательном порядке, ни отправить, ни положить на книжку нельзя. …Вспоминал о велосипеде, сколько их здесь! Один бросаете, другой берете. Вот теперь мечтаю где-нибудь аккордеон добыть…
Крепко, крепко целую. Дима.
27.03.1945 г. Польша. Здравствуй, дорогая мама!
Извини за небольшой перерыв в письмах, но это объясняется тем, что мы пошли вперед на запад и время не то что писать, а даже спать не было. Живу неплохо, правда, грустновато сейчас, но это ничего – не привыкать! Кушать есть все, начиная от шоколада и кончая свининой. Имею уже мотоцикл, так что езжу на нем, велосипедов штук 8, да, вообщем, все есть. Мы идем в Чехословакию, жаль, что не попадем в Германию, но здесь тоже немцы есть. Писем все еще не получаю. Ты прости, что может быть не особенно связно пишу, но очень мало времени, все время прерываешься, вот это письмо я уже третий раз сажусь писать… Посылки еще не принимают, говорят, что пока эти будут принимать, тогда обязательно отправлю тебе, если бы была возможность, то можно бы отправить отсюда сотни, только я что-то сомневаюсь как они будут доходить.
Если б описывать все что есть, то можно бы написать очень много и интересно, но на это нет времени.
Ну, вот на этом пока кончу. Крепко, крепко целую. Дима.
31.03.1945 г. Здравствуй, дорогая мама!..
Находимся в 5 км от границы Германии, а граница проходит как раз по Одеру… Здесь стык трех государств: Польши, Германии и Чехословакии. Нам, наверное, придется пройти кусок Германии и войти в Чехословакию. Трофеев всевозможных очень много. Здесь сейчас уже почти лето.
Ну, вот на этом пока кончу…
Целую. Дима.
06.04.1945 г. Польша – Германия. Здравствуй, дорогая мама!..
Нового у меня ничего нет, по-прежнему продвигаемся вперед, сейчас стоим как раз на границе Германии с Польшей, которая здесь проходит по Одеру, ведем огонь из всех орудий по Германии, по немецкой земле, но Германии-то мы пройдем маленький кусочек, а затем войдем в Чехословакию, хотя лучше бы воевать в Германии, чтобы была возможность отыграться на немцах за все, а Чехословакия ведь наш друг.
Здесь уже совсем лето, тепло, сухо, деревья распустились, а в такую погоду как-то и воевать-то веселее.
О моей знакомой девушке я писал тебе все в прошлом письме, так что больше ничего сообщить не могу. Ну, вот пока и все.
Привет всем знакомым. Крепко, крепко целую. Дима[50].
Ф. М-33. Оп. 1. Д. 390.
Владимиров Ростислав Захарович – 1910 г.р. Призван в армию в 1934 г. Кадровый офицер. Осенью 1941 г. попал в окружение под Москвой. С февраля 1942 г. капитан Красной армии. Назначен начальником штаб 1‑го батальона партизанского полка им. С. Лазо Смоленской области. Партизанская кличка – Костя. Награжден орденом Красной Звезды. В конце 1942 г. полк был разгромлен немцами. Погиб вместе с полком.
Даты нет. Позавчера и вчера ночью, когда они прорвались к Москве и наши зенитки их громили, все мы наблюдали, за разрывами. Старались разгадать, что же там происходит, но этого не угадаешь, тем с большим интересом ждем газет.
Стоим мы недалеко от Москвы в небольшом городке вблизи канала. По сравнению с Москвой здесь благодать. Ни дыму, ни гари, ни перегорелого бензина, тихо, воздух свежий, солнце, ветер, почти деревня. Для меня это курорт и избавление от многих неприятностей. В Москве этот последний месяц я все время мучился, пил лекарства, но был неделю здоров, неделю болен. Когда я явился к своему начальнику, он после ряда служебных вопросов, спросил меня: «Вы что больны? Почему Вы бледный». Этот последний вопрос для меня был неожиданностью, я не думал, что моя московская болезнь дает внешние признаки.
Но пребывание здесь на свежем воздухе, спешка, беготня в продолжении этих нескольких дней меня почти вылечили. Хотя и все лекарства забросил, но чувствую себя на 95 % здоровым, во много раз лучше, чем в Москве. Таким образом, когда начнется настоящая боевая работа всем напряжением сил, всех сил и нравственных и физических – я буду здоров на 120 %,но когда это будет я не знаю, ибо приходится, по независящим от нас обстоятельствам сидеть и ждать.
За день до отъезда из Москвы, т. е. 17 июля, я тебе с одним майором, фамилию которого даже не знаю, послал облигации займа 3‑й пятилетки выпуск 4‑го года, квитанции от разных ценных писем и кратенькую записку с извещением об отъезде. Мне, конечно, очень интересно знать: получила-ли ты это письмо, но совершенно необходимо знать: получила-ли ты аттестат на получение денег. Я не буду спокоен пока не узнаю, что аттестат ты получила.
Еще раз поясняю, что по нему ты можешь получить эти 550 рублей в любом райвоенкомате. На днях такой-же аттестат пришлю маме.
Ну теперь ты знаешь мой адрес, пиши, как думаешь жить дальше, как живут ребята. Может быть, тебе лучше перейти на завод, я пишу это второй раз, но не считай, что я настаиваю на таком решении. Пиши. Целую. Твой Рось.
ПС. Вчера послал тебе один чемодан (себе оставил один тяжелый!) В нем Лене тапочки и книжка. Но не знаю как послать ключ.
Здравствуй мама!
Получил твою открытку-спасибо. Я живу не плохо. Конечно опасность здесь больше, чем где нибудь в тылу, но ведь и в Москве иногда сбрасывают бомбы, и там есть убитые. На нашем фронте вообщем спокойно. Немца мы несколько потеснили, к сожалению, мало. Гнать дальше пороху не хватило. Теперь собираемся с силами. Что будет дальше трудно сказать. Живем мы в лесу, в блиндаже, под землей и уже начинаем привыкать к такой жизни под землей. Я, как и все прочие, ни в чем не нуждаюсь, и даже больше того не знаю как истратить тот остаток жалования, который я себе оставил. За последний месяц я, вероятно, 20 рублей не истратил.