бе, потому что мне просто хотелось поговорить с тобой. Бывают такие моменты что очень хочется поговорить. В моей жизни нового пока нет ничего. Живу в Москве пусть мне будет хуже.
Твой Димусь.
08.09.1942 г. Дорогая моя Асюшка!
Можешь ли ты понять как я люблю это имя, как я к нему привык. Знаешь ли ты, что силу моей любви и привязанности к тебе ничем и никогда нельзя измерить. Я в этом очень хорошо и давно убедился.
Порой я даже боюсь своей любви, мне кажется, что я тебя вот, вот потеряю. И если ты уйдешь от меня если твое сердце завоюет другой, то как коварно бы ты поступила. Хотя, когда приходит любовь, тогда ничего в расчет не принимают. Видишь моя любимая радость, какой я ревнивый стал. Однако люблю я тебя моя Махнатка безгранично, верю тоже тебе безгранично. И в самую трудную минуту боя мои губы будут шептать твое имя. И знай, Асюшка, я не хочу умирать, но если необходимость потребует этого, я умру с твоим именем на устах.
Это письмо тебе передаст вместе с моей скромной посылочкой Павел Алексеевич Агибалов. Посылаю тебе два портфеля, флакончик одеколону, коробочку пудры, крем, девочкам по две брошки-бантика и одну брошку тебе на память. Брошка простенькая, но тебя ведь я тоже полюбил простенькую, скромную девушку и, как видишь, полюбил всей душой, полюбил на всю жизнь. Про это никто не знает, даже ты Асюшка не знаешь, знает только мое сердце, оно выстрадало эту любовь.
Портфелям я думаю ты найдешь применение. А если маленькому портфелю не найдешь применение, то побереги его для Альбины, через год она пойдет школу, он ей очень пригодится. Пусть будет память о папе, если с ним, что случится. К тебе Асюшка у меня есть очень важное поручение.
…Только что пришел из ГлавПУРККА вызывали меня большие начальники. В заключение сказали, что очевидно сегодня ночью будет подписан приказ о моем назначении начальником политотдела мотострелковой бригады. Если это состоится, то часть эта боевая и дела ей придется делать горячие. Где она находится я пока не знаю. Если мое назначение по каким либо причинам опять не состоится, то я задержусь в Москве и очень возможно дней на 5 приеду в Шакунью. У меня на этот счет созрел план, который я реализую с успехом. Жаль только поздно он созрел. Вот пока и все.
…Так бывай здорова моя яркая звездочка. Привет нашим милым малюткам и маманьке.
Любящий тебя твой Димусь.
13.09.1942 г. …Милая моя родинка, как ты там живешь-поживаешь, как живут наши славные девочки. Как все вы, живы ли здоровы. Я теперь далеко, далеко от вас. Прошел я длинный путь по лесам и по степям, но горячие бои еще впереди. А пока еще живу и здравствую, любуюсь красавицей Волгой. Никогда мы не отдадим нашей красавицы Волги проклятой немчуре, не видать им ее как своих собственных ушей… Как хотелось б снова увидеть и хотя бы один разок обнять тебя и крепко, крепко прижать к своей груди. Иногда хотелось бы хотя б во сне увидеть тебя и наших милых девочек, но как на зло не снятся никакие сны. Устанешь за день, а ночь и сон бывают очень короткими, так что сны не приходят.
Так и живу походной солдатской жизнью. Боев еще не было, но будут. Читай сводки информбюро в газетах и каждый день слушай по радио. Радио тебе и всему нашему народу принесет радостные известия. В этой радости будет какая-то маленькая доля и моего труда вложена. А пока желаю тебе моя радость, всего наилучшего. Не обижайся, что редко пишу, просто некогда, а порой и сама обстановка не позволяет…
16.09.1942 г. Вот уже три дня как я нахожусь в новых условиях и на новой работе. Жизнь, можно сказать, лесная, веселая. Одно лишь неудобство, идут дожди, грязь и сыро. Работа напряженная. Время мало, людей много, надо хорошо подготовиться к предстоящим, горячим схваткам с ненавистным врагом. Но зато если бы ты знала в какую я часть попал, весело будет с ней и воевать, а бойцы – орлы. Комиссар у меня замечательный опытный, с ним я сработаюсь. Одним словом, пока все идет хорошо. Питаюсь тут несравненно лучше чем в Москве. Сколько здесь простоим сказать трудно, но можно безошибочно сказать, что простоим, очевидно, не долго. В конечном счете на месяцы рассчитывать не надо. Вот и все, что можно сказать о себе. А теперь поговорим о другом.
…Много раз я читал твое письмо, много думал, но о том, о чем я думал, описывать не стану. Однако, скажу тебе. Зря ты, Асюшка, написала мне такое нехорошее письмо. И знаешь почему? За последние годы я в своем воображении создал милый образ любимой Асюшки. Этот образ самый любимый во всей моей жизни и разрушать его мне очень и очень не хочется. А если судить по твоему письму, то нужно сказать, что «милый образ моей Асюшки» это выдумка моей же собственной фантазии, никакого образа нет. А есть Тася образца 1939—40 года и не больше. Если судить по письму, то все осталось по старому. Значит почти два года моих больших усилий, прошли впустую, значит рушится моя последняя надежда, моя мечта. Это самое печальное. Ты конечно, можешь сказать, что виноват я, я первый написал тебе неприятное письмо. Это верно, я написал первый. Но у меня-то, есть хоть какие-то оправдания, я был в такой сложной, нервной обстановке, а у тебя более спокойное положение, можно сказать «мирная» обстановка. И, конечно, за счет потери уравновешенности у тебя это не может пройти. Нет, милая Асюшка, очевидно, причины лежат гораздо глубже. Ты просто не работаешь и не хочешь работать над воспитанием своего характера. И когда появится искра, вместо того, чтобы ее умело потушить, ты стремишься раздуть ее в пожар. Не думай, что это моя обида, нет, я просто с тобой разговариваю, делюсь впечатлениями, как с любимым товарищем. Письмо свое ты, конечно, могла бы написать совсем, совсем по другому. Но ничего, «все пройдет, как с белых яблонь дым». Давай, Асюшка, считать, что ты это злосчастное письмо мне не писала. Вот и все. Привет любимым малюткам и мамане. Привет всем близким и знакомым.
Твой любимый Димусь.
20.09.1942 г. …Сегодня 20 сентября – день моего рождения. Эх! Молодость, молодость, где ты, ей не скажешь постой, подожди…
Я уже неделю работаю в новых условиях, работаю напряженно, со всей кипучей энергией. С работой быстро освоился попал ведь в свою семью. После напряженной дневной работы, поздно вечером, немного уставший возвращаюсь в свою палатку, ложусь, слушаю затаенный шепот, дремлющей, осенней листвы и вспоминаю тебя моя радость. Вот в ночном мраке ярко вижу лучистый взгляд твоих глаз. Ты улыбаешься, дужки твоих бровей немного подняты, а между бровями лучами во все стороны расходятся маленькие морщинки – милые морщинки, они сложились ведь в эти десять лет нашей жизни. Вот я ярко вижу тебя в другом виде, ты занята серьезным делом, мысль напряженно работает, губы сложены бантиком, я украдкой любуюсь всем твоим выражением лица, но особенно нравится мне в такие минуты склад твоих хорошеньких губ. Мне очень, очень хочется тебя поцеловать. Эти приятные воображения расслабляют организм и сон смыкает глаза. Короток, но глубок, Асюшка сон солдата. Одним словом я очень доволен с моей работой, все сложилось так удачно. …Вообще-то я буду тебе реже писать, чем писал раньше. Время стало для меня другое. Ну, бывай здорова, моя милая подружка. Твой Димусь.
14.10.1942 г. …Уже прошло три дня как я вернулся и работаю на своей работе. За то, что не сразу по приезде написал тебе, ты родная меня не брани, было недосуг. За время моего отсутствия поднакопилось работы и надо было ее ликвидировать… Когда я вернулся, то получил твое письмо… Читал твое письмо и улыбался, вспоминая нашу встречу. Ты права моя радость светло и весело на душе, когда в жизни нет ничего не договоренного. Когда отношения основаны на взаимном уважении и доверии. Когда я приехал к себе в часть, я узнал сюрприз – приказ т. Сталина и указ правительства об упразднении института военных комиссаров в РККА, так что вскоре, очевидно, мне, как и всем военным комиссарам, будет присвоено строевое военное звание. Одним словом создается новая обстановочка, по новому придется думать.
Посылаю тебе свои фотокарточки. Маленькая мне даже самому нравится, она совсем реально отражает мою физиономию со всеми ее морщинками и дефектами, но вообщем физиономия «симпатичная»… Не скучай моя славная радость, мужайся, все будет хорошо. Насчет нашего отъезда пока ничего неизвестно, но очень возможно, что вскоре и двинемся, я тогда сообщу открыточкой.
Бывай здорова. Твой любимый Димусь…
18.10.1942 г. …Поздний час ночи. Я один в маленьком, маленьком, временно построенном домике. Сидел и под мигающий свет коптилки читал «Нашествие Батыя». За окнами ветер шумит, шумит… И темным темна ночь осенняя… Накрапывает мелкий дождик. Книга унесла меня в годы седой древности. На русский народ свалилось большое горе. Монголы двигались темной тучей для того чтобы пленить русскую землю, поработить русский народ. И тогда поднимались русские люди на защиту родной земли. Матери, благословляя своих сыновей, отправляли биться с неверными. Жены обнимая любимых и родных мужей плакали и провожали постоять за землю русскую. И тогда, сколько было трагедий и драм… А ветер очень сильно шумит, осенний сердитый ветер. Сон почему-то убегает от меня, я решил написать тебе немножечко. Просто мне хочется с тобой поговорить Жизнь моя суровая, полевая. Но нельзя сказать, чтобы уж слишком тяжелая. Сейчас, в связи с решением правительства я занят переаттестацией политработников. Скоро и меня переаттестуют, присвоят мне капитана, а может быть даже и майора. Днем жизнь бурлит, но вот настает вечер и ночь, скучно. Живу я один и скучно. Тебя моя радость вспоминаю часто, часто. Иногда лягу спать, а сон возьмет да уйдет в самовольную отлучку, тогда выручают воспоминания. Мысли бегут, бегут, сменяются картины и эпизоды пережитого вместе с тобой, моя любимая. И когда я уж сильно увлекусь картинками пережитого, в это время тихонько, на цыпочках, возвращается из самовольной отлучки проказник сон. Тогда я засыпаю и вместе с тобой, моя Махнатка, перехожу в небытие. А сегодня сон ушел в самовольную отлучку далеко и вернется он, очевидно, нескоро, поэтому я решил просто побеседовать с тобой… Ну, что тебе еще сказать о своем житье бытье. Живу ничего, питаюсь нужно прямо сказать хорошо. Уважают меня здорово, поэтому и работать легко. Сейчас имею свою машину эмку. Одним словом все как подобает. Костюм мне все же пошили и пошили благодаря друга, который на фотокарточке в центре, хороший, добрый друг. В отношении отъезда пока все покрыто мраком неизвестности.