й немчурой для того, чтобы мои родные милые малютки не знали горя и печали. Будь здорова моя радость. Твой Димусь.
15.01.1943 г. …До рассвета остается два часа. Я нахожусь в небольшом степном хуторке. С рассветом начнется бой. Коротая остаток ночи до рассвета, я отыскал в боковом кармане шинели два твоих старых письма… Я прочитал твои письма. И представь себе, моя радость, какое на меня твои письма, случайно сохранившиеся, произвели на меня впечатление. И мне кажется на мгновение с моего лица даже сошла суровость, наложенная боями. Какой теплотой, молодостью и кипучей жизнью, если не сказать больше, веет от этих твоих писем. Признаться они меня здорово растрогали. Сердце больно, больно сжалось. Как хочется жить и еще хотя один раз обнять тебя, моя милая родинка. Хочется жить, но жизнь и для себя и для тебя, и для милых девочек, и для всего советского народа надо брать в жестоком бою с злобным и коварным врагом. После того, как я прочитал твои письма, я задумался, вихрем пронеслись в голове мысли и стало жаль прошлого, кажется мало жил и плохо жил. И после разгрома фашистских бандитов кажется жил бы совсем по-иному. Мне захотелось, очень захотелось написать тебе письмецо. Утром будет бой, горячий бой. Может быть ты и не узнаешь, какие мысли роились в моей голове в предрассветной мгле этого утра. А если получишь это письмо, то узнаешь что в бой я шел и нес в груди, в той груди, которая много выстрадала, твое имя, имя моей милой и славной Асюшки. Эх! Сколько хороших слов у меня накопилось для тебя, моя радость, всех и не перескажешь. Но что меня начинает сильно тревожить. Почему я от тебя не получаю писем. Порой мне кажется, не случилось ли чего недоброго. Хочется, очень хочется получить от тебя, хотя совсем, совсем коротенькое письмо.
Однако до сих пор ничего не получил. Буду лелеять себя надеждой, что скоро получу. Ну бывай здорова моя радость.
Твой Димусь.
17.01.1943 г. …Асюшка, тогда начался рассвет, был бой и все прошло, а сегодня я уже от того места совсем далеко впереди. Гоним и бьем немца. Родина должны быть освобождена и будет освобождена. Письма я тебе, Асюшка, все же пишу часто, но ни от тебя, ни от кого-либо других ни одного письма не получил. Скучно без писем и досадно. Другие получают, а я ни от кого. «Позабыт, позаброшен». Раны мои заживают. Морозы здесь стоят очень злые. Вот и все моя, любая родинка. Я никогда тебя так не любил, как люблю сейчас. Как ты мне дорога и люба. Бывай здорова. Привет дорогим девочкам.
Твой Димусь.
20.01.1943 г. Здорово Асюшка…
Как я соскучился по тебе и по милым девочкам. Когда идут бои, тогда не скучно, а даже можно сказать весело, а в перерыве между боями тоска, тоска, а тут, еще как на зло ни от кого ни одной строчки, ни одного ласкового живого слова. Иногда зло возьмет и иногда раздумаю, что может быть они не причем. Так живем и воюем. Если хочешь подробно узнать за что нам присвоили гвардейское звание, то найди в подшивке «Правду» за первое января и прочитай три этапа наступления наших войск на сталинградском фронте, моя часть геройски дралась в первом этапе и в третьем этапе, а во втором участвовали другие войска. Одним словом фашистскую сволочь мы здорово бьем и гоним с нашей родной земли. Твой наказ «вернуться с победой» я выполняю ревностно. И когда я первого января получил ранение в плечо мне предлагали отправиться в госпиталь, я (строчки стерты) плечо уже заживает. Твой Димусь.
26.01.1943 г. Асюшка, радость моя дорогая, ты и не знаешь какой у меня хороший день, а я самый счастливый человек во всем мире. Сегодня я получил твою открыточку, ту самую, которую ты писала рано, рано, утром первого января. Ровно три месяца я не получал ни от тебя ни слова и вдруг открытка, да разве это не радость. Получил я твою открыточку в большой станице [замазано. – Н.П.], за эту станицу шли очень серьезные бои. Фашистская сволочь крепко держалась за эту станицу, но они уже не могут устоять против напора наших войск. Бой был на редкость свирепый и в этом бою я получил осколочное ранение в плечо. Так что поздравление я получил с двух сторон, ты меня поздравляла с новым годом, а фашистские гады тоже поздравили, правда я им отплатил, но они меня тоже угостили. Из строя я не выбывал, но рана еще не зажила и сейчас… В фронтовой жизни я первый раз получил открыточку и сколько радости она мне принесла эта открыточка. Я узнал, что 24 дня тому назад, все вы жили так же как и прежде. Это радостно и мило. А я, моя любимая Асюшка, свою горячую любовь и уважение к тебе пронесу сквозь гром канонады, пороховой дым, сквозь посвист пуль и многочисленные бои и вернусь к тебе на радость. В моей части меня шутя называют так: «Три раза стрелянный и ни разу не убитый». Работать и драться с немчурой мне легко, я окружен заботой и большим уважением бойцов и командиров. Первого января, когда меня ранили, тут же, молниеносно разнеслась весть, что «майор Доронин ранен». Батальон открыл ураганный огонь по немцам, а затем ринулся в атаку. Дорого досталось фашистам мое ранение.
1943 г. будет годом окончательного разгрома фашистской сволочи и нашей радостной встречи. А пока еще впереди много, много боев. «Пройдет товарищ все бои и войны, не зная сна, не зная тишины». А «когда домой товарищ мой вернется, за ним родные ветры прилетят. Любимый город другу улыбнется, знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд». Когда нет боев и одолевает скука, тогда я пою эту песенку…
Бывай здорова, моя милая родинка. Пиши мне часто, часто…
Твой Димусь.
28.01.1943 г. …Мне повезло, после двухмесячных непрерывных ожесточенных боев, нам представили небольшой отдых, вот уже 6 дней находимся в гор. [замазано. – Н.П.] это недалеко от гор. Сальска. Мы этот город брали с боя мы в нем и отдыхаем. Перемылись в банях, привели себя в порядок. Одним словом подготовились для новых боев и побед над фашистскими мерзавцами. И недалек тот день, как весь мир узнает, что фашистская армия больше не существует. Какая это будет радость. Мать, смахнув слезу радости, со старческого лица обнимет своего сына фронтовика, жена встретит любимого мужа-воина, обветренного, закаленного в жестоких боях и походах, дочь обовьет ручонками шею своего любимого папочки и прильнет своей пухленькой щечкой к его щеке и скажет: «Милый папусик, ты уже не пойдешь на войну и фашисты больше не будут убивать маленьких детей»… А пока еще суровая и грозная обстановка, почти каждый день приходится встречаться со смертью, приходится сжав свои нервы в комочек, шагать через свою и чужую кровь. Ярко вспоминается один случай из боевой жизни. Была глубокая и страшно морозная ночь, после серьезного дневного боя в землянку собралась группа бойцов погреться, я приказал принести патефон. Бойцы завели патефон, а я спросил «Какую ставить пластинку?» сразу несколько голосов ответили: «тов. Майор поставь нашу любимую». Я догадался и поставил «Ирландскую застольную». Затем торжественный, печальный голос: «За окнами шумит метель». Песня очень нравилась бойцам. Все сидели молча и сосредоточенно смотрели на патефон. Раз десять они повторяли одно и тоже место: «Миледи смерть, мы просим вас за дверью обождать!» Эти слова, это наивная и в тоже время гениальная бетховенская музыка, звучали здесь непередаваемо сильно. На войне человек знает много горячих, радостных, горьких чувств, знает ненависть и тоску, знает горе и страх, любовь, жалость, знает месть. Но редко людей на войне посещает печаль. А в этих словах, в этой музыке великого и скорбного сердца, в этой снисходительной насмешливой просьбе:
«Миледи смерть, мы просим вас,
За дверью обождать».
Была непередаваемая сила, благородная печаль. И здесь я впервые в жизни порадовался великой силе подлинного искусства, тому, что бетховенскую песню слушали торжественно, как церковную службу, овеянные пороховым дымом, солдаты, проведшие два месяца лицом к лицу со смертью, а днем отбившие три яростные контратаки врага, а вечером своей стремительной атакой опрокинули и обратили в бегство батальон эсэсовцев и заняли населенный пункт. Такова Асюшка жизнь солдата. Однако час поздний пора мне спать. Нового нет ничего. Писем я тебе послал очень много, а от тебя получил лишь одну открыточку с новогодним поздравлением. Шла она ко мне 24 дня.
…Рана моя на руке уже совсем зажила, даже уже и повязку снял, а на плече еще не зажила. Ну бывай здорова моя радость. Жму твою лапку, твой Димусь.
Сейчас нахожусь в составе [замазано] фронта, очищаем Ростовскую область от фашистских бандитов. До этого был в составе [замазано] фронта.
15.02.1943 г. …Я уже нахожусь далеко, далеко за Ростовом [замазано], дела наши как видишь идут успешно. Помнишь, Асюшка, когда я уходил на войну, я шутя говорил, что как только я попаду на фронт, так немцу капут. Вот так и на самом деле получилось ты мне, моя родинка, наказывала вернуться с победой, твой наказ я ревностно выполняю, и выполню до конца. Я о том, что я хорошо выполняю ты можешь узнать из статьи, которую я тебе пересылаю. Эта статья была напечатана в «Красной звезде». Наше соединение удостоилось чести присвоения звания Сталинградского. Теперь мы не только гвардейцы, но гвардейцы-сталинградцы. Этим уже все сказано. Для уничтожения немцев под Сталинградом мы очень много сделали. В свое время об этом будет много написано книг. 9 и 10 февраля 1943 г. я был в очень свирепых боях за Ростов. Могу тебе доложить, что сам лично из снайперской винтовки уложил одну гадюку, пусть не ползает по нашей земле. Мы отбили четыре яростные контратаки и два раза сами ходили в атаку. Я нахожусь в самых передовых рядах. Серьезное дело эта атака, сколько надо воли и самообладания. 10 февраля чуть было меня не пришибло осколком от шестиствольного миномета. Хорошо, что осколок потерял уже убойную силу и поэтому только сделал мне ссадину. Вот какие дела моя родная. Твои письма мне очень нравятся, хорошие письма. Ну бывай здорова, моя гарнесенька.
Твой любимый Димусь.
Милая Асюшка вероятно это письмо в силу сложившихся обстоятельств прийдет не скоро, но все равно пусть нескоро, но я его пошлю и ты его получишь. Сегодня уже 19 февраля 1943 г. Три месяца боев.