Сейчас в перерыве между боями ребята наши веселятся, поют, танцуют. Возможность есть, желание тоже, многие получили сегодня за эти бои ордена и медали, и медали за Сталинград.
Ксана, только что пришел начальник и сказал, что обстановка требует, чтобы я пошел немедленно отдыхать. Значит что-то будет…
Саша.
20.07.1943 г. …Сейчас же у нас самая горячая, самая рабочая пора. У нас такая специфическая особенность – или сидим в тылу (как это было с марта по 5 июля) или участвуем в самых горячих делах. Так было и под Воронежем и под Сталинградом в прошлом году, такое же положение и в этом году. В этом году воевать намного веселее, чем в прошлом (о 1941 и говорить нечего).
Все идет более организованно, хотя еще много недостатков. Чувствуем себя гораздо увереннее, чем когда-либо. Наша авиация проявляет такую активность, какой я еще никогда не видел. Правда с 5 по 9 июля «Юнкерсы» и «Хейнкели» не давали головы поднять, наши появлялись редко. А когда и появлялись то малыми группами и «Фоккеры» их заклевывали. Сейчас же наши ходят группами по 20–30 самолетов. Иногда в течение получаса над головой появится до 150–200 наших самолетов. Это хорошо, но еще не совсем. Наши прилетят, отбомбят и улетят за какие-нибудь 10 минут. А фриц как прилетит, то улетает не скоро. Круга два сделает прежде, чем начать бомбежку. Бомбит не с одного захода, сбрасывает постепенно – круга за 3–4. Потом сперва покружится, чтобы посмотреть на результаты, а иногда для разнообразия и из пулеметов саданет. Но уж если припекает огонь зенитной артиллерии, то или смывается, или весь груз сбрасывает в один прием. Один «Хейнкель» сбросил сразу 32 бомбы среднего калибра. Зенитчики все же молодцы. Они сбивают больше, чем истребители.
Я тебе писал, наверное, о случае когда зенитные батареи однажды над нашими головами сбили сразу все звено (3 самолета) «Юнкерсов‑88». Наших «ястребков» мы в первые дни называли презрительно «чижиками». Появятся где-нибудь в сторонке, полетают и смоются. А если близко подберутся, то, как часы врежутся от огня «Фоккеров» в землю. Сейчас же называем их «соколиками». Ходят партиями по 8—10 штук и фриц не вылезет. Приятная картина, приятный гул.
Ксана, ты, может быть, удивляешься уже, что я так распространяюсь, пишу такое большое письмо, находясь на фронте. Удивляться нечему. Сегодня наша часть ведет бой, но я нахожусь от нее километрах в 15, в тыловых подразделениях нашей части. Выполняю одно задание. Дело сделал, потом отдохнул. Отоспался за прошлые дни. Теперь же принялся составлять «конспекты на родину».
Вообще, наша часть очень подвижная. С 5‑го числа переменили 7 мест-стоянок. Передвигаемся вдоль линии фронта и в глубину. По примерным подсчетам, я сделал за эти пятнадцать дней около 300 километров на машинах, не принимая в счет движения на 11 номере. Ездил и на мотоцикле, и на «эмке», и на «виллисе», на самых разнообразных грузовых машинах, на боевой машине. Нам, работникам политотдела, приходится бывать во всех частях, поэтому на месте не сидим, даже в те минуты, когда части не местах.
У меня с делами положение не плохо. Раньше во время боев работа как организационная, как и партийная затихала. Сейчас же ничего подобного нет! Работаем с еще большей энергией и дела идут. Со здоровьем тоже порядок полный. Конечно похудеть пришлось, но не потому, что с питанием неладно. Питание отличное и налажено хорошо (я говорю о частях действующих, а не тыловых). Подвозят кухни утром и вечером. Вот спать меньше приходится. Днем война, а иногда и отдых, а ночью передвижение в очередной лес.
Письма получаем регулярно, как и газеты. Я получаю часто, потому что Ян и родители пишут почти каждый день. От тебя письма реже стали приходить, но я тебе на время сессии делаю снисхождение, прощаю.
Со многими (госпитальными знакомыми) переписку прекратил – лишняя трата времени и бумаги, не дающая ничего ни уму, ни сердцу. Сам пишу тогда, когда есть время.
Прочитал я письмо и пришел к выводу, что описал как будто все.
Так что имею полное право закругляться, послать тебе еще один горячий сердечный привет и подписаться – Саша.
24.07.1943 г. [последнее. – Н.П. Это почтовая открытка. Несколько фраз].
Добрый день, Ксана!
Я пока что жив, здоров и чувствую себя неплохо. Погода неважная: капает день и ночь. Прочитай в «Красной Звезде» от 22 июля статью «Второй вариант» и тебе все будет ясно о первой стадии боев.
На письмо отвечу при первой возможности письмом.
Всего наилучшего. Саша[58].
Ф. М-33. Оп. 1. Д. 26.
Кошман Ян Степанович – 1925 г.р., Москва. Школу окончил перед войной. С 13 января 1943 г. учился в артиллерийском училище. Выпущен 25 января 1944 г. Направлен на 1‑й Балтийский фронт. Погиб летом 1944 г. Включены письма, которые были адресованы девушке Ксане, с которой вместе учился. Их она и переслала.
19.04.1944 г. …8 недель как я в части. Из них 3 недели провел на самой передовой. Остальное время прошло в нескольких километрах от нее. Когда я уезжал из училища [25 января 1944 г. – Н.П.], никогда бы не подумал, что до мая месяца я буду на фронте. Ехали на фронт весело. Сейчас мне вспоминается это время. С каким вниманием слушали мы фронтовиков, бывалых ребят, сколько нового, интересного нам предстояло впереди? Все пророчили нам по неделе или даже 4–5 дней пребывания на фронте, а там, как они говорили, или убьют, или ранят. С их слов я рассчитал дни своей жизни примерно до 10 марта (Дня 3–4 резерва, остальное пребывание на фронте).
Ужасов рассказывали много, но страшно от этого не было, а наоборот только загадочней, интересней. Но я привык последнее время не верить много людям: поживем и сами все увидим. Так оно лучше. И на этот раз получилось то же: жизнь опрокинула все расчеты. Теперь уже не строю никаких планов и расчетов… Просто надеюсь на будущее. Думаю, что мое счастье хорошее, что родился под счастливой звездой, надеюсь дождаться конца войны, остаться живым. Возможно, что эти все расчеты ложные, это покажет время, но здесь о смерти никто не думает. До сих пор все складывалось в мою пользу. Я пережил уже многих своих друзей по училищу.
Интересно получается. Почти из ста человек я один задержался так в резерве. Почти 2 месяца. В дальнейшем после резерва попал в часть. Опять таки попал в часть, когда она уже почти вышла из боев. Очень интересно то, что я попал в часть, где служили мои друзья по училищу. Они в ней уже больше 3‑х месяцев. И попал я не только в один батальон, полк, а с одним другом даже в роту. Часть гвардейская, орденоносная…
Гвардейцы в большинстве случаев наступают. А я попал в оборону… Я командир стрелкового взвода…
Погодка здесь еще старенькая. Вчера как ливануло, хоть «караул» кричи. Но русский солдат все перенесет. Надеемся, что не долго будем сидеть. Скорее наступать. Скорее кончить войну… Ян.
26.04.1944 г. …Живу я по-старому. Неспокойно. Это легко понять. Ведь я на нашем переднем крае нашей обороны, впереди только фрицы… Справедливо то, что там, в тылу трудно понять все трудности здешней, фронтовой жизни… Сам я легко переношу все трудности. Случается 2–3 суток не поспать, такое же количество ходить насквозь мокрым, не имея возможности обогреться. Много всего случается. Но все это райские муки, т. к. они касаются только меня лично, а я, слава богу, закален, достаточно здоров, бодр и крепок. Все дело в том, что командир, у меня есть люди, которые мне подчиняются, о которых я обязан заботиться. Вот отсюда и начинаются адские муки. Каждое маленькое и большое происшествие, в первую очередь, затрагивает меня. Люди, сама знаешь, разные, каждому в душу не залезешь, а за каждую оплошность за каждого из них, взыскивают с меня. Условия же здесь такие, что всякая оплошность влечет за собой большие последствия. Поэтому приходится следить за всем самому, все проверять, то есть, меньше отдыхать, спать. Скоро 20 дней, вернее 20 ночей я не сплю. Постоянно меня не покидает какое-то напряжение сил, нервы, как говорят, взвинчены. Так что основные тяжести, не телесные, а душевные. Но боюсь, как бы я не пересолил. Страшно, то страшно, но живем ничего. Настроение сегодня пасмурное, как и погода. Чаще всего настроение и зависит от погоды. Сегодня дождь, а это значит, что в траншеях грязи по колено, все обваливается, рушится, нужно больше работать, меньше отдыхать. И наоборот. Сегодня уехал – не знаю куда, мой друг по училищу Васильев. Теперь я один. Вообще, за все последнее время дела у меня идут неважно, но я не из таких, чтобы унывать. Трудности только обостряют у меня всю душу, возбуждают большую энергию, подвигают невиданное желание стать в ряды лучших, это так и будет.
Теперь о фронтовых делах. Ты права, что в этом году произойдут решающие события. Я бы добавил слово завершающие, чувствуется, что обе стороны собирают силы. Фриц что-то задумал и мы на стороже. Внешне все спокойно. Вчера и позавчера сидел в траншее, наблюдал за фрицем, изучал оборону. Постреливал из винтовки. Вчера расстроил фрицам ужин, заставил ползать по-пластунски. Это, очевидно, не плохо, т. к. больше в рост они не ходят. Видно кого-то пристрелил, видел кого-то выносили на носилках (по санитарам не бью). До этого тоже были дела…
С каким бы удовольствием я сейчас послушал бы «Князя Игоря»! Я ведь большой любитель оперы и, вообще, театра. Но об этом только вспоминаю и мечтаю.
Пишешь, что снова взялась за учебу. Какая это счастливая пора, ученье!
У меня и сейчас одно желание – учиться, учиться всему. Если я счастливо встречу конец войны здоровым и живым, то останусь ли в армии, уволят ли в гражданку – буду учиться. Снегу у нас давно уже нет. Как-то сам сошел, а большинство снарядами, да минами исковыряло и превратило в воду. Привет всем, всем! Желаю счастья. Ян.
13.05.1944 г. Здравствуй, Ксана!
Очень большое спасибо за то, что не забываешь. Я знаю по себе, в тылу каждому письму рад как детка, а здесь тем более.