Весьма возможно, что мы поедем отдыхать. Но куда? Быть может под Москву, быть может, под Челябинск или еще куда-нибудь. Возможно, нас судьба сведет прежде, чем закончится война. Целую Зайку.
10.03.1943 г. Айечка, дорогая!
Ну почему так тоскливо и пусто на душе? От того ли, что еще свежи и не стерлись впечатления поездки в Москву или потому, что сейчас нахожусь не там, где надо, т. е. не на той должности. Хочется ехать. И должны мы ехать, но почему-то стоим в лесу, в землянках, а ведь мы теперь имеем право пожить, хотя две недели в населенном пункте. Мы завоевали это право в боях [цензура. – Н.П.]. Поищи в газетах «Красной Звезде» и в «Правде».
Много интересного ты найдешь о Героической армии, которая приняла на себя всю тяжесть главного удара немцев [цензура. – Н.П.]. И я могу сказать, что я воин-ветеран Отечественной войны, сражавшийся под знаменами с самого первого дня ее существования!
А на душе все же пусто и тоскливо: хочется опять в бой.
Айя, дорогая, поцелуй за меня Зайку.
Целую. Михаил.
29.04.1943 г., г. Купянск
Прибыл вчера.
Расписки сдал и пошел к себе. Дальше не поеду. Буду работать на старом месте на той же должности пока.
Прекрасно, чудесно, замечательно, отлично обстоят мои личные дела на сегодняшний день. Сейчас сижу в финотделе, жду зав. финотделом, оформляю высылку денег.
Здесь чувствую себя превосходно. Какая природа! Какая красота вокруг! Даже не вериться как-то, что я после долгих скитаний, наконец, могу сказать, что я отдыхаю в полном смысле этого слова.
Анапа, Сочи. Нет! Я себя чувствую сейчас лучше.
Получил сегодня 200 г масла на 2 дня, банку консервов и пр. Обо мне не беспокойтесь. За 20 лет я никогда так не блаженствовал, как сейчас. Забота кругом и начальства и подчиненных. Все было бы лучше, если бы не отец и мать, как они?
Пришлите Зайкину карточку немедленно.
Целую Вас.
01.05.1943 г.
Зоенька, дочурка дорогая
Для тебя пишу я эти строчки.
И пишу, хотя тебя не знаю,
Хочется нигде не ставить точки.
Мама сохранит стихи на годы.
Ну, а ты когда уж подрастешь,
И когда окончатся войны невзгоды,
Ты читать научишься – прочтешь.
Тридцать мне дают, не глядя,
Ну, а мне всего лишь двадцать первый,
Потому, что был я в Сталинграде —
Там изрядно потрепались нервы.
Я пишу, а рядом бьют зенитки,
Низко опустился самолет…
Спросишь маму ты когда-нибудь про пытки,
О которых не забудет наш народ.
О войне, после ее конца,
Думаю, что не забудут долго.
Ты, конечно, своего отца
Вспомнить посчитаешь своим долгом.
Сможешь рассказать своим подругам
По двору и по учебе в школе,
Что отец снарядами, как плугом,
Вспахивал окопы, словно поле.
Что отец твой истребитель танков,
Что гвардейский он артиллерист,
Что ему не раз бывало жарко
Там, где слышен пуль и бомбы свист.
Что ему не раз бывало жутко,
Но он трусом не был никогда!
И порой казалось, что за сутки
Пробегали целые года.
И когда над ним рвались снаряды,
Танк немецкий бил прямой наводкой,
Вспоминал он о своей отраде,
Вынув карточку из-за борта пилотки.
Ты меня ни разу не видала,
Выросла в отсутствии моем.
Слово «мама» первое сказала,
«Папа» – в лексиконе нет твоем.
Но тебя люблю, моя родная!
Для тебя готов я все отдать.
Я люблю тебя, хотя не знаю
И люблю, как любит тебя мать.
Михаил.
Б/д, 1943 г. Недавно писал Вам письмо о том, что очень жду Ваших писем. Теперь нетерпение утроилось. И опасение за Вас. Сегодня мне сказал радист, что поймал последние известия и слышал сообщение о налете на Москву! Черт возьми!
Я очень беспокоюсь за Зойку. Ведь ей это впервые. Как она реагирует? Право не знаю, что Вам посоветовать? Ведь у нас здесь совсем иначе обстоит дело.
Залез в ровик и глядишь оттуда на самолет и [цензура. – Н.П.].
А у Вас ночью темно, ничего не видно. Это очень неприятно. А где посадили ведущий самолет? Немедленно отвечайте.
Михаил.
14.06.1943 г. Здравствуй, Айка!
Вчера пришло от тебя письмо с карточками. Но я его еще не получил. Мне по телефону передали… Айка! Письма идут очень долго. Возможно, это пойдет быстрей.
Как Зойка? Она вырастет без меня, жалко! Самый интересный возраст. Ну, ничего. Если все будет в порядке, то на моих глазах вырастет еще одна дочь или сын. А?
Ты ничего не имеешь против? Ну, до свидания, целую Вас. Михаил.
Как там мои старики? Все ли у них в порядке?
15.07.1943 г. Привет с фронта!
Здравствуй, Айя!
Поздравляю с днем рождения. К сожалению, очень много твоих писем, да и не только твоих, а много других ценных для меня писем, очевидно, пропало.
Ну, ладно, все правильно за исключением одного: от Даньки из ДВК письмо пропало, а с ним и адрес его новый. Жаль, очень жаль. Ну, что еще?
Как ты догадываешься, в моей жизни произошли повороты.
Сейчас, как полгода назад (полгода!) слышу орудийную стрельбу и переживаю бомбежку, но это, откровенно говоря, сущая ерунда по сравнению со Сталинградом!
А Зойке уже год и пять! Черт возьми! Когда же я ее увижу? Да, я писал, что приеду. Нет, Айка! Нет!
Одни мечты. Все старания полетели к черту в связи с неожиданным отъездом т. е. переменой обстановки в моем образе жизни…
Как встретили тебя соседи по дому? О собственной комнате не думаю, но ты заимей!!!
10.08.1943 г. Здравствуй, Айя! Привет Зайцу и маме.
Месяц напряженных боев окончился для меня благополучно.
Удивительно! И я сейчас на отдыхе. Надолго ли? Через две недели максимум я опять перестану писать.
Ну, ты сама пойми: зачем писать сегодня, что жив и здоров, когда ты, получив это письмо, уже будешь без мужа. Вот и кончились бои, я на отдыхе и теперь я могу писать, зная, что когда ты получишь это, я еще смогу писать. Ну, о переживаниях писать не буду.
Михаил.
Ф. М‑33. Оп. 1. Д. 364.
Немцов Юрий Васильевич – 1922 г.р., г. Гадяч, Полтавской обл. Призван в армию в 1941 г. Был разведчиком. Несколько раз был ранен. Остался жив. Полковник в отставке. Письма знакомой.
16.09.1943 г. Добрый день моя дорогая Зиночка!
Получено, наконец, долгожданное письмо от 25.08. Оно меня одновременно обрадовало и немного обидело.
Я люблю милая, откровенных, чистосердечных как ты, Зина, но пойми родненькая, продолжительное молчание мое не может служить причиной твоим сомнениям в отношении моей чистой, верной любви к тебе, Зиночка.
Ах, если бы, я тебе описал последние мои нахождения, ты много чего бы поняла, скажу одно: был там, где ты никогда не предполагаешь, сейчас возвратился к своим, здоровье в последнее время стало несколько лучше (чуть было не лишился) [цензура. – Н.П.], но задание выполнил успешно: награжден «Красной Звездой», представили к «Отечественная война».
Горячо любимая подруга!
Будь уверена – я буду вполне достоин твоей чистой любви, а сам я люблю тебя так, как только способно мое сердце.
Прошу я тебя одно, родненькая, держи себя в руках, я надеюсь видеть тебя такой, какой я знал раньше: самостоятельной, настоящей девушкой, одним словом – «толковой» – как выражалась когда-то моя мамаша.
17.09.1943 г. Приехал на 5 дней домой, так что письмо дописываю дома.
Читал некоторые твои письма к матери, еще пишу: не огорчайся, крепись; я уверен – в тебе достаточно на это силы воли, ведь скоро-скоро опять все будет как раньше, даже лучше верь мне Зина. Мать я не узнал, как и она меня, стала маленькой, худенькой, Валя, наоборот вырос, стал почти как и я; мамаша нам по плечо. Живут плохо, думает как-то перебраться на Украину. Привет тебе от матери и Владимира. Я жив, здоров (почти) собрался было учиться, но пришлось взяться за более серьезное дело. Горд и рад, что и моя доля сил есть в освобождении Белгорода и Орла, Карачаева, к Брянску.
Близится День Победы.
И вот, сидя «дома» за столом я мысленно перенеся в Гадяч, в родной город, в котором родился, жил, учился, в котором полюбил тебя, дорогая Зинуся, ты рядом со мною. Я говорю тебе: «Нет сил и причин, могучих охладить нашу обоюдную, сильную, чистую, испытанную годами войны, любовь».
Правда, Зина?!
Ведь пойми, дорогая подруга, ты единственная девушка, любовь к которой – это мое жизненное чувство, я ее берегу, ценю, о самое дорогое светлое в моей жизни, как память об отце, как сыновье чувства к старушке-матери.
Пиши, как живешь, что нового, если есть фото, хотя какое-либо, вышли. Пиши…
Крепко целую. Твой Юрий брат.
18.01.1944 г. Здравствуй, родненькая Зиночка!
Сегодня удалось мне, наконец-то написать тебе пару слов, выразить сердечную благодарность за письмо от 4 декабря (получил я его только вчера вечером) – сейчас с Нового Года, на месте не сидим), очищаем родную землю, истребляем гитлеровцев; больше, если кому-либо приходится нам – всегда впереди – глаза и уши армии – я очень гордый и довольный настоящей жизнью. Сегодня первый раз за многие дни, сижу в комнате, вьюга не слепит глаз, мороз не доходит, за окном, чудом уцелевшим, белорусское сожженное село.
При свете карманного фонарика пишу тебе, дорогая Зинуся, это письмо.
Я думаю, что ты понимаешь, как я был рад, прочитав твое коротенькое письмецо, поверь, оно обласкало меня материнской лаской, согрело, воодушевило, возможно, здесь виновна суровая боевая обстановка, но я почувствовал до какой степени, как сильно я люблю тебя, милая Зина, какая ты для меня близкая, просто органически связанная с моей душой, мыслями, сознанием.
…«Твоя Зина». Да действительно, я горжусь этими словами и говорю во весь голос тебе: «Я буду достоин твоей чистой, благородной любви, этого высокого душевного чувства такой чудесной девушки, я оправдаю твою любовь, Зина, будь в этом вполне уверенной». Я твой навечно (хотя это возможно будет завтра); но, все же, Зина, помни меня, помни того Юрку Н., любившего тебя, как мать родную, как святыню, как свою молодую жизнь.