Эйслинн взглянула на Сета:
— Если хочешь уйти, я могу пойти с Лесли…
— Нет, — он послал ей короткий раздраженный взгляд, прежде чем уйти разглядывать фотографии на стене.
— Итак, чем собираетесь заняться? — Поинтересовалась Лесли.
— Что? — Она снова посмотрела на ухмыляющуюся подругу. — О, да ничего особенного. Он просто провожает меня домой.
— Хм, — Лесли постучала кончиками пальцев по витринному стеклу, не обращая внимания на яростные взгляды, которыми одаривал ее за это пирсер.
Эйслинн убрала ее руку с витрины.
— Что?
— И это лучше вечеринки? — Лесли обвила рукой Эйслинн и прошептала: — Когда же ты, наконец, порвешь с ним, Эш? Честное слово, грустно смотреть, как ты водишь его за нос.
— Ничего подобного… Мы друзья. Он бы сказал, если бы… — Она понизила голос и снова посмотрела на Сета. — Ну, ты понимаешь.
— Он говорит, детка, просто ты слишком тугоухая, чтобы услышать.
— Он просто флиртует. Даже если бы это было так, то мне не нужен секс на одну ночь, особенно с ним.
Лесли покачала головой и мелодраматично вздохнула.
— Тебе нужно немного расслабиться, детка. Нет ничего плохого в том, чтобы немного повеселиться, если это того стоит . А я слышала, он того стоит.
Эйслинн не хотела думать об этом — о нем с другими девушками. Она понимала, что Сет не ведет аскетский образ жизни и что, даже если она не видела девушек, они безусловно были. Но лучше быть его другом, чем очередной его подружкой. Она не хотела говорить о Сете, поэтому спросила Лесли:
— Так кто сегодня придет?
Стараясь не поддаваться неприятным мыслям, Эйслинн вполуха слушала Лесли, которая рассказывала о вечеринке. Кузен Рианны пригласил несколько человек из своего студенческого братства. Хорошо, что мы не пойдем, Сет терпеть не может столпотворений.
Когда вошел брат Лесли, Сет вернулся к ним и положил руку на плечо Эйслинн почти по-собственнически.
Лесли скривилась:
— Глухо.
Эйслинн прильнула к Сету, не обращая внимания на Лесли, на комментарии ее брата по поводу выигрыша какой-то неизвестной команды, на фейри в задней комнате, на все вокруг.
Когда он был рядом, все становилось проще. Почему бы ей не перестать быть дурой и не попробовать рискнуть — рискнуть тем, что у них было, их дружбой?
Попытка — не пытка?
Глава 4
Когда станешь ты Королем Лета,
она станет твоей королевой. И об этом
узнает твоя мать, Королева Бейра, и
возжелает она, чтобы ты не приближался
к ней, ибо так продлится ее господство.
«Удивительные сказания из шотландских
мифов и легенд» (1917)
Дональд Александер Маккензи
В предместье Хантсдейла в великолепном викторианском особняке, который ни один риэлтор не мог ни продать, ни даже запомнить его местонахождение, Кинан застыл с поднятой рукой в сомнениях. Он остановился, наблюдая за молчаливыми фигурами, которые призрачно двигались в колючем саду, словно тени, танцующие под обледеневшими деревьями. В этом дворе снег никогда не таял и никогда не растает, но смертные, проходившие мимо, видели только тени. Они отводили взгляд, если вообще осмеливались посмотреть туда. Никто — ни смертный, ни фейри — не мог ступить на лужайку Бейры без ее согласия, а именно — без приглашения.
За его спиной по улице ездили машины, превращая замерзшую слякоть в грязно-серое месиво, но звуки приглушались почти осязаемым холодом, который пологом накрывал дом Бейры. Было больно дышать.
Добро пожаловать домой.
Это место, конечно, не было похоже на дом, как, впрочем, и сама Бейра никогда не ощущала себя матерью. Сам воздух внутри ее владений причинял ему боль, отнимая даже те малые силы, которые у него имелись. Он пытался сопротивляться этому, но до тех пор, пока он не принял на себя полную власть, она могла поставить его на колени. Что и делала каждый раз, когда он приходил.
Возможно, Эйслинн будет моей единственной. Может быть, она сможет все изменить.
Кинан взял себя в руки и постучал.
Бейра распахнула дверь одной рукой. В другой она держала поднос с пышущим паром шоколадным печеньем. Она наклонилась и поцеловала воздух у его лица.
— Будешь печенье, дорогой?
Она выглядела так же, как и пятьдесят лет назад, когда начались эти ужасные встречи. Гротескное воплощение образа смертной матери: на ней были скромное платье в цветочек, передник с оборочками и одна-единственная нитка жемчуга. Ее волосы были собраны в то, что она называла «шиньоном».
Она слегка покачала подносом:
— Свеженькие. Как раз для тебя.
— Нет, — он вошел в комнату, не обращая на нее внимания.
Она снова все изменила — еще один кошмар: гладкий серебряный стол, жесткие безобразной формы черные стулья и фотографии убийств, повешений и сцен пыток в черно-белых рамках. Абсолютно белые настенные панели чередовались с уныло черными, на каждой из них был геометрический орнамент противоположного цвета. Некоторые фрагменты висевших на стенах фотографий — платье, губы, кровоточащие раны — были вручную раскрашены красным. Эти аляповатые сполохи были единственным настоящим цветом в этой комнате. Это соответствовало ей куда больше, чем «костюм», который она постоянно надевала к его приходу.
Из- за бара выглянула несчастного вида лесная фея и спросила:
— Выпьете, сэр?
— Кинан, милый, скажи девочке, чего ты хочешь. — Бейра остановилась, все еще держа поднос. — Ты же останешься на обед, дорогой?
— А у меня есть выбор?
Он проигнорировал фею и подошел к фотографиям на задней стене. С фото смотрела женщина с вишнево-красными губами, стоявшая на платформе виселицы. Позади нее виднелись казавшиеся бесконечными дюны. Он взглянул на Бейру:
— Одна из твоих?
— В пустыне? Ты шутишь, дорогой. — Она смутилась и кокетливо улыбнулась ему, поигрывая жемчугом. — Несмотря на весь этот прекрасный холод, что я распространила за последние несколько веков, та пустыня все еще недоступна для меня. Пока. Но так мило, что ты спросил!
Кинан снова повернулся к фотографии. Девушка, смотревшая на него с фото, казалось, была в отчаянии. Ему вдруг стало любопытно, действительно ли она умерла там или просто позировала фотографу.
— Ладно, устраивайся поудобнее. Я вернусь через секунду, и ты сможешь рассказать мне о своей новой девушке. Ты же знаешь, как я жду твоих визитов. — И она ушла проверять жаркое, напевая колыбельную из его детства — что-то о замерзших пальцах.
Он знал, что если последует за ней, увидит целую толпу несчастных фей, суетящихся на кухне, размером с ресторан. Приторно-слащавое поведение Бейры совсем не означало, что она действительно что-то сама готовила, все это было призвано только поддерживать образ хлопочущей на кухне матери.
— Напитки, сэр? — Фея принесла два подноса: один с молоком, чаем, горячим какао и множеством диетических напитков в упаковках; на другом были морковные палочки, сельдерей, яблоки и другая такая же легкая еда. — Ваша мать настаивает на том, чтобы закуски для Вас были полезными для здоровья. — Фея бросила взгляд в сторону кухни. — Не очень умно злить госпожу.
— Думаешь? — Он взял чашку чая и яблоко.
Проведя детство в Зимнем Дворе, он хорошо знал, что случается с теми, кто злил или даже просто раздражал Зимнюю Королеву. Но он сделает все возможное, чтобы разозлить ее, и это была еще одна причина, почему он пришел сюда.
Бейра вернулась и объявила:
— Почти готово. — Она села на ужасный стул и погладила тот, что стоял рядом. — Иди сюда. Расскажи мне все.
Кинан сел через стул от нее, сохраняя как можно большую дистанцию.
— С ней трудно. Она сопротивлялась, когда я впервые подошел к ней. — Он замолчал, думая о страхе в глазах Эйслинн. Это не та реакция, которую он обычно вызывал у смертных девушек. — Она совсем мне не доверяет.
— Понятно, — кивнула Бейра, скрестила ноги и подалась вперед — образ внимательного родителя. — А… твоя последняя подружка одобряет ее?
Не отводя от него взгляда, Бейра протянула руку к фее, которая принесла ей бокал чего-то прозрачного, и когда ее пальцы сомкнулись на ножке бокала, мороз пополз по стеклу, пока вся внешняя поверхность не покрылась тонким белым слоем.
— Дония согласилась.
Бейра провела по бокалу ногтями.
— Очень мило. Ну и как Донна?
Кинан ухмыльнулся, обнажив зубы: Бейра знала имя Донии. За больше чем полвека Дония провела здесь в качестве Зимней достаточно времени, так что «ошибка» матери была почти смешной.
— Дония такая же, как и все последние десятилетия, мама. Она злится на меня. Она устала. Она — то, что ты с ней сделала.
Бейра с беспечностью подняла наманикюренную руку:
— Что я с ней сделала? Скажи, пожалуйста.
— Все это твоих рук дело! Все это началось с твоего предательства. Ты знала, что происходит со смертными, когда они берут твой посох. Они не созданы для…
— А-ах, мой сладкий, но ты же сам попросил ее сделать это. Ты выбрал ее, а она — тебя. — Бейра снова уселась на стуле, довольная тем, что он злился. Ее ладонь была открыта, и слуги, сбиваясь с ног, выполняли все ее желания — отличное напоминание о власти, которой она обладала. — Она могла бы присоединиться к твоему маленькому кружку Летних, но думала, что ради тебя стоит рискнуть. Рискнуть окунуться в ту боль, в которой она пребывает сейчас. — Она взглянула на него. — Действительно печально. Она была так прекрасна, так полна жизни.
— Она и сейчас такая.
— Правда? Сейчас? — Бейра понизила голос до шепота: — Я слышала, что она слабеет с каждым днем. — Она замолчала и надула губы: — Если она поблекнет, это будет настоящим позором.
— Дония в порядке! — Его голос сорвался. Он испытывал ненависть к тому, что она так легко смогла его разозлить. Мысль о том, что Дония станет тенью, — фактически умрет, но окажется в ловушке вечной тишины — выводила его из себя. Смерть фейри всегда была настоящей трагедией, потому что у фейри не могло быть жизни после смерти. Вот почему она упомянула об этом. Он никак не мог взять в толк, каким образом его отцу удалось так долго терпеть Бейру, что она смогла забеременеть. Эта женщина приводила его в бешенство.