Но ее губы не были жесткими, или сердитыми, или злыми.
Она была мягкой и теплой. Настоящей, нетерпеливой.
Он задохнулся, и сладкий вкус ее губ заполнил его легкие до отказа, расцвел у него на языке. Он закрыл глаза и отправился следом за этой сладостью, желая еще и еще, и его решимость растворилась в тумане, в голоде, о котором он и не подозревал.
Матерь божья, что же это.
Он скользнул руками вниз по ее спине, притянул ее ближе, плотнее. Он чувствовал себя путником, погибавшим от голода и вдруг получившим целый каравай хлеба.
Он так давно не целовал женщину. Когда он в последний раз целовал Айрин? Айрин стала чуждаться страсти еще прежде, чем он ушел, и он сумел себя обуздать. Но теперь он не знал, как быть с этой страстью.
Он резко отстранился и выпустил Дани, смущаясь от своей неспособности играть ту роль, которую он на себя примерял. Давным-давно он приучил себя быть хладнокровным в любой ситуации. Он так хорошо этому научился. Но теперь он утратил всякое хладнокровие. Он весь покрылся испариной, сердце громко бухало. И он все еще не насытился.
– Дани, прошу, уходи, – взмолился он, имея в виду совершенно другое.
Она замерла, понурившись. А потом глубоко вдохнула, выпрямилась и, поднявшись на цыпочки, вновь прижалась губами к его губам.
– Что ты делаешь? – простонал он, не отрываясь от нее. – Я для тебя не гожусь. Не гожусь.
– А я думаю, очень даже годишься, – отвечала она, чуть отстранившись – так, чтобы можно было говорить. В ее голосе слышалась горечь. – Я никак не могу понять, в чем дело. Я не нравлюсь тебе или… ты мне просто не доверяешь.
– Ты мне нравишься. – Это была правда. Она ему очень нравилась. Господи, как же она ему нравилась. – И я никому не привык доверять. – В этом не было ничего личного.
Она вздохнула – ее дыхание защекотало ему губы, – но не отодвинулась прочь, и он тоже не шелохнулся.
– Обычная история, – прошептала она.
Он прижался лбом к ее лбу, изо всех сил стараясь быть сильным, но руки, вопреки его воле, вновь обвили ее.
– Если бы я… не была такой, ты бы захотел быть со мной? – спросила она. Ее пальцы коснулись его лица.
Он не мог толком понять, что она имеет в виду. Но точно знал, что вряд ли захочет быть с кем-то еще.
– Есть женщины, с которыми нельзя… нельзя… легковесничать, – проговорил он, словно объясняя что-то не ей, а себе самому. Они стояли, прижимаясь друг к другу лбами, ее ладони обнимали его лицо, его руки обвивали ее тонкую талию.
– Мир был бы гораздо лучше, если бы мы вообще не легковесничали, – отвечала она.
– Да. Ты права. Так и есть. И поэтому… я не стану… с тобой легковесничать, – проговорил он, но в тот же миг его губы коснулись ее рта, принялись исследовать нижнюю губу. Она застонала, словно покоряясь ему, и еще долгий миг он глотал вино ее губ, потягивал, тянул его, наслаждаясь, и наливал себе снова и снова.
Дани первой отстранилась от него. Она задыхалась, ее губы горели.
Хорошо, что она остановилась. Он был уже пьян. После долгих лет без единого поцелуя у него страшно кружилась голова.
– Пожалуй, ты прав, – выдохнула она, прижимаясь лбом к его груди. Она отняла руки от его лица и снова прижала к своему сердцу.
– Я прав? – прошептал он, стараясь отчетливо выговаривать слова.
– Да. Не думаю, что я переживу, если ты станешь со мной легковесничать.
– Нет? – О чем они вообще сейчас говорят? Он не мог собраться с мыслями.
– Нет, – шепнула она. – Потому что я полюблю тебя.
Слово полюблю слегка отрезвило его, и он постарался привести мысли в порядок. Нет, нет, нет. Только не это.
Он решительно выпустил ее из объятий и отступил, обрывая пытку:
– Нет, не полюбишь, Дани. Ты просто поймешь, что влюбилась в меня, потому что у тебя нет другого мужчины и тебе не с чем сравнить.
Казалось, она обдумывает его слова. Она искала глазами его глаза, приоткрыв губы, и он едва не сдался, едва не вернулся в ее объятия.
– Разве нужно перепробовать все на свете, чтобы знать, что есть чудесные вещи? – мягко спросила она. – Мне так не кажется.
Тут она его подловила. Он отошел еще на шаг и сунул руки в карманы штанов, решив не думать о том, как чудесно было ее целовать.
– Или ты боишься, что тоже меня полюбишь? – спросила она дрожащим голосом. Чего она страшилась? Что он скажет «да»? Или что скажет «нет»?
– О, Дани, – проговорил он и почувствовал резкую боль в груди, но так и не понял, что вызвало эту боль. На ее вопрос он ответить не мог.
– Может, еще слишком рано? – осторожно спросила она. – Айрин умерла так недавно.
– Да, еще слишком рано, – ответил он. Слишком рано будет всегда. И это никак не связано с Айрин. По крайней мере… не в том смысле, в котором это сказала Дани.
Она кивнула, молча принимая его ответ, а он несколько мгновений смотрел в пустоту, собираясь с мыслями. Ему нужно было заставить ее уйти, но она так и стояла на месте, сжимая руки и глядя в пол.
– Пока тебя не было, приходил Стив, – быстро выговорила она.
– Стив? – нахмурился он, не сразу переключившись. От ее поцелуев у него все еще дрожали колени.
– Тот мальчик, у которого ты выменял кепку. Он был в твоей шляпе и в твоем пальто. И стоял у нас перед домом. Он хотел поговорить с Майком. Я решила, что Майк – это ты.
Он ждал.
– Он сказал, что зайдет снова и что у него есть информация, которая тебе пригодится. Еще он сказал, что ты ему за нее заплатишь. Тогда я дала ему десять центов, и он мне все рассказал. Я обещала, что все тебе передам.
– Ч-что? – проговорил Мэлоун.
– Он явно хотел кому-то все рассказать.
– Дани!
– Да? – Она нахмурилась.
– Это не игра. Тебе не следовало так поступать.
– Ты хочешь знать, что он сказал? – резко ответила она и вскинула руки вверх, словно теряя равновесие. – Еще ты мне должен десять центов.
– Говори, – выдавил он и сжал зубы, чтобы не расхохотаться.
Она послушно пересказала ему разговор, слово в слово, – он сказал, тогда я сказала, – словно боялась, что что-нибудь упустит.
– Не думаю, что этот мальчишка, Стив, действительно боится, что его собьют, как того Пита Костуру, – заключила она, прикусив нижнюю губу.
– Не думаешь?
– Нет. Иначе он рассказал бы тебе про гибель Костуры, когда вы в первый раз встретились. Я думаю, он хочет тебе подыграть, чтобы ты снова и снова возвращался к нему за информацией.
– Да, такова жизнь осведомителя. Он рано понял, как устроена жизнь.
– Но, Майкл… когда он сказал, что кто-то расспрашивал о тебе, а ты не вернулся домой… я испугалась.
Он вздохнул. Ему было стыдно. Дани ни в чем не виновата. Почти ни в чем. Но ему нужно держать ее на расстоянии. И от себя, и от работы.
– Мне жаль, что я тебя напугал. Теперь я буду более предусмотрительным, – пообещал он. И встретился с ней взглядом, от чего ноги у него вновь подкосились. Он сел на кровать, внезапно осознав, что от усталости не может больше стоять. – Нам еще нужно будет поговорить о том, чтобы ты… не касалась моих вещей. Но не сейчас. Завтра.
Дани была готова и дальше оправдываться, и дальше шепотом обсуждать с ним все на свете, так, как они только что делали. Но она проглотила слова, что были готовы сорваться у нее с губ.
– Тогда доброй ночи, Майкл, – прошептала она.
– Доброй ночи, Дани.
Она вышла из комнаты, не взглянув на него и сжав руки в кулаки, и плотно закрыла за собой дверь. Но когда он выключил лампу и забрался в постель, больше не ощущая усталости и мечтая о том, о чем, ему казалось, он давно позабыл, он вдруг вспомнил про кота под кроватью.
– Черт тебя дери, Чарли, – выдохнул он. А потом снова встал, доплелся до двери и впервые за все эти месяцы оставил ее открытой.
13
Наутро после своего возвращения Мэлоун явился к завтраку, но так старательно избегал встречаться с Дани глазами, что она предпочла бы вовсе его не видеть. Ленка просияла, Зузана презрительно фыркнула, а Майкл попросил у женщин прощения за беспокойство, которое им причинил. В своих извинениях он упомянул и Дани, но все равно не поднял на нее глаз.
– Должен признаться, я не привык кому-либо сообщать о своих делах, но мне следовало предупредить вас о том, что из-за работы мне придется часто и порой надолго отлучаться из дома, – начал он.
– И конечно, ваша жена не возражала, когда вы, не сказав ни слова, на несколько дней исчезали из дома, – твердо проговорила Зузана. Ее голос звучал так же хрустко, как тост, на который она как раз намазывала толстый слой масла.
– Мы с женой много лет не жили под одной крышей. Так что она не возражала, – так же холодно ответил ей Майкл.
– Не могу сказать, что меня это известие удивляет, – парировала Зузана, смахивая с губ хлебные крошки. – Жить с вами под одной крышей не так-то легко.
– Тэтка, – остановила ее Дани. – Это неправда.
– Никогда не видела, чтобы ты так тревожилась, как в последние дни, – возразила Зузана. – Мистер Мэлоун поступил очень грубо, когда решил без предупреждения исчезнуть из дома.
– Отныне я постараюсь предупреждать вас заранее, – сухо сказал Майкл. Он одним глотком выпил свой апельсиновый сок, очистил тарелку так быстро, словно неделю ничего не ел, и отодвинулся от стола.
– Даниела позвонила Элиоту Нессу, – чирикнула Ленка, не желая его отпускать. – Он вас отыскал?
– Нет. Не отыскал. Меня не нужно было искать, и он знал об этом. Но я сейчас же позвоню мистеру Нессу и сообщу, что со мной все в порядке. Я всю неделю буду в разъездах, так что прошу, не ждите меня к столу.
– Мы попросим Маргарет оставлять для вас что-то съестное в леднике, – радостно объявила Ленка и подарила его улыбкой, лишний раз подтверждавшей, что она очень рада его возвращению. Он вышел из столовой, даже не взглянув на прощание на женщин.
Он сказал ей, что еще слишком рано, и Дани оставалось только смириться с этим. Но неделя прошла, началась другая неделя, Мэлоун старательно избегал ее общества, и она окончательно растерялась. Он слишком ей нравился. Ее унижало то, как тогда закончился их разговор, и то, что теперь он ее сторонился. К концу второй недели после его возвращения она уже злилась на то, что он не обращал на нее никакого внимания. В отместку ему она решилась действовать.