Он наклонил голову вбок и повернулся к двери, не выпуская ее ладоней. Такой реакции она не ждала.
– Майкл?
Он резко накрыл ей рот ладонью, а другой рукой обхватил ее за талию.
– Тс-с, Дани.
Она дернулась, ничего не понимая, но тут же услышала то, что слышал он. Ступени лестницы заскрипели под тяжестью чьих-то шагов, громыхнула связка ключей. Мэлоун внезапно сорвался с места и потянул ее за собой. На ходу он дернул за звякнувшую цепочку на лампочке в ванной и впихнул Дани в первую спальню. Вбежав в комнату прямо за ней, он захлопнул дверь в тот же миг, когда входная дверь квартиры скрипнула и распахнулась, подтвердив, что отныне они здесь не одни.
Кто бы это ни был, у него есть ключ, – подумала она. – Он имеет право здесь находиться. А мы – нет.
Мэлоун недвижно стоял рядом с ней, прижимаясь щекой к ее волосам, и старался дышать как можно тише. Она услышала, как он щелкнул задвижкой, запирая дверь, и поморщилась: наверняка пришелец тоже это услышал.
Человек, вошедший в квартиру, передвигался по ней медленными, тяжелыми шагами, но очень уверенно, словно темнота не была для него помехой и он чувствовал себя здесь как дома.
Шаги замерли по другую сторону двери, за которой они стояли. Незнакомец стукнул по двери ладонью, словно не веря, что она заперта, и ухватился за ручку. Он удивленно буркнул что-то себе под нос и принялся дергать дверь. Дани беззвучно вскрикнула, уткнувшись лицом Мэлоуну в грудь. Его сердце забилось как бешеное, а руки, обнимавшие ее, сжались еще сильнее, но он не двинулся с места.
Некто за дверью снова пробормотал что-то, но задерживаться не стал. Он сделал еще три шага, рванул за цепочку, и свет из ванной, просочившись в щелку под дверью, скользнул у них по ногам. Спустя мгновение послышалось журчание жидкости, не смолкавшее с минуту, а то и дольше. Незнакомец воспользовался туалетом. Шумно забулькал слив, снова послышались шаги. Они удалялись по коридору. Отрывисто застонал ветхий диван, и его шаткие ножки царапнули по деревянному полу гостиной.
Неизвестный решил прилечь.
Он шумно выпустил газы и рыгнул. Диван опять заскрипел, его ножки еще раз чиркнули по полу, словно приноравливаясь к весу ночного гостя. А потом наступила тишина.
Мэлоун заговорил прямо ей в ухо, так что его голос зарокотал прямо у нее в голове:
– Он пьян. Подождем.
Сколько придется ждать? – хотела спросить она, но только кивнула в ответ, и они остались стоять, усиленно вслушиваясь в далекое дыхание незнакомца, держа друг друга в объятиях. Часы в кармане Мэлоуна тикали, превращая секунды в минуты, а они все стояли, не зная, заснул ли тот человек или просто тихо сидит, выжидая точно так же, как и они. Неужели он правда их ждет? И зачем он пытался открыть дверь спальни? В комнате не было ничего, кроме каркаса кровати. Знал ли он, что они стоят прямо за дверью? Он двигался безо всяких предосторожностей и мочился так долго, словно в нем скопилась целая бочка спиртного. Но им нужно пройти мимо него, чтобы выйти на улицу.
Мэлоун отодвинул ее от двери и повернул задвижку, положив одну руку на косяк, а другую на ручку двери. Потом он прислушался. Взял Дани за руку, распахнул дверь быстрым, легким движением, чтобы она не успела скрипнуть. И снова выждал, стоя в дверном проеме.
Большим пальцем он дотронулся до ее губ, наклонился к ней и прошептал прямо в ухо:
– Держитесь у меня за спиной.
Она кивнула – просто коротко дернула подбородком, – и они двинулись по коридору. Половицы запели у них под ногами, но Мэлоун шагал быстро, не колеблясь. Он прошел прямо к двери наружу и, пока отпирал замок, поставил Дани перед собой.
Диван застонал, и Дани обернулась взглянуть на лежавшего в полутьме человека. Лицо мужчины было повернуто к спинке дивана, руки и ноги согнуты. Диван был ему слишком мал, и его зад свисал над полом, словно проверяя законы физики. Если он решит повернуться, то свалится прямо на доски. Человек не показался Дани знакомым, хотя она лишь мельком увидела его со спины. Лицо и голова его оставались в тени. Дани не смогла различить ни рук, ни ботинок, но ей показалось, что одет он в темный костюм, а не в рабочий комбинезон.
Но Мэлоун прервал ее размышления, потянув ее на улицу и закрыв за собой дверь. Она бросилась вниз по ступенькам, Мэлоун – прямо за ней, и вот уже они вместе пробежали через газон, выскочили на тротуар и помчались прочь. Они ввалились в свой дом через заднюю дверь так, словно за ними по пятам гнался сам Сатана.
17
– Ну и кто это был? – спросил Мэлоун, меривший шагами комнату, от шкафа до письменного стола. За себя он не испугался. Если бы он был один, он бы, возможно, даже обрадовался. Он попадал в ловушки и в куда более сложных обстоятельствах, причем так много раз, что даже считать перестал, но никогда прежде с ним не было женщины, к которой он был неравнодушен.
Дани повалилась к нему на кровать и хохотала от облегчения. Щеки у нее алели, локоны и глаза сияли, но Мэлоуну вовсе не хотелось смеяться.
– Дани, – выдохнул он, – ничего смешного тут нет.
– Нет. Вы правы. Вообще ничего смешного. – Но она все равно продолжала смеяться, успокаивая себя после всего пережитого, а он стоял, уперев руки в бока, и, щурясь, глядел в окно, за которым был виден лишь задний двор Рауса.
– Кто это был? – повторил свой вопрос Мэлоун.
– Не знаю, – выдавила она. – Но двигался он не так, как Эдвард Петерка. Доктор Петерка худой и высокий, и походка у него легкая.
– Выпивка любого мужчину превращает в слона, если с ней перебрать.
– У него был ключ, – заметила она. – Может, это один из сотрудников клиники.
– Если врач пьет в этом районе и ночует в этой квартире, он точно что-то скрывает.
– Здесь через дорогу больница Святого Алексиса. Где пьют врачи, которые там работают?
– Не в здешних барах. Только не приличные доктора. Я обошел все местные бары, публика там специфическая.
– Вы говорите, что он что-то скрывает. Может, он просто скрывает, что слишком много пьет?
– От кого скрывает?
– От жены?
– Что вы выберете, чтобы муж пришел домой пьяным или вообще не пришел?
– Чтобы муж пришел домой пьяным, – без промедления отвечала она.
– Вот именно. Думаю, большинство женщин выберут то же самое. Так что, я полагаю, скрывается он вовсе не от жены.
– Сибил говорила, что доктор Фрэнк много пил. Что его из-за этого уволили, а его брак развалился. Может, это и был доктор Фрэнк?
– Вы не думаете, что Петерка с тех пор уже не раз поменял замки? И разве может быть, чтобы Петерка его уволил, но позволял ночевать в своей квартире, когда тот перепьет?
Она пожала плечами:
– Доктор Петерка хороший человек. Он заботится о местных жителях. Он состоит в больничном правлении и постоянно собирает в епархии деньги на еду, медицинскую помощь и кровь для кливлендских бедняков. Я не удивлюсь, если он проявил милосердие по отношению к доктору Фрэнку.
– Ну прямо святой Петр, – пробурчал Мэлоун. – Но он ведет себя очень глупо, если и правда не следит за этой квартирой.
– Майкл, в этой квартире никого не убивают.
Она произнесла это настолько уверенно, что он прекратил шагать по комнате и хмуро уставился на нее. Хотя и сам пришел к такому же мнению.
– Нет? – переспросил он. – Вы узнали от дивана что-то, о чем решили смолчать?
– Нет. – Она помотала головой. – Я рассказала вам все, что узнала. Мне было неприятно. Но к этому я привыкла. Мои способности… часто вызывают неприятные ощущения. Образы воспоминаний, пережитых мгновений – это не страшно. Но вот слои жизни подобны луковице, их приходится снимать один за другим. И этим я не люблю заниматься.
– А может, вы меня дурите, деточка, – бросил он.
Она помолчала, внимательно глядя на него:
– Майкл, вы на меня злитесь?
– Я злюсь на себя.
– Потому что взяли меня с собой?
– Да! Потому что взял вас с собой. – Он подошел к столу и взял свой блокнот со списками. Пролистал пару страниц, отыскал нужный список и протянул его ей. – Прочтите это. И скажите мне, что общего у всех жертв Мясника.
Она молча смотрела на список.
– Дани! Прочтите список!
– Все они лишились головы.
– Они не лишились головы. – Он произнес это так, словно требовал, чтобы она исправила допущенную ошибку.
– Их всех обезглавили, – поправилась она.
– Да. Верно. Что еще?
– Все они относительно… безвестные люди.
– Да. Безвестные. Опустившиеся. Ничтожества.
– Это люди. Человеческие существа. Не называйте их ничтожествами.
– Для него они как раз ничтожества. Люди без связей. Без семьи. По ним не станут горевать, если они исчезнут. Многие из них бедствовали, страдали от пагубных склонностей и насилия, посещали отвратительные места. Понимаете, он как будто оказывает им услугу. Дарует им посмертную славу. Заставляет людей помнить о них. Заставляет нас замечать то, на что мы обычно не обращаем внимания.
– Он не заставляет людей сострадать жертвам, – возразила Дани. – Если бы он хотел внушить сострадание, то не уродовал бы свои жертвы до неузнаваемости. Он заставляет людей думать о нем самом. Хочет, чтобы они говорили о нем.
Он забрал у нее блокнот и швырнул на стол:
– Короче говоря, Дани, вы не из тех, кого может убить Мясник. И я бы хотел, чтобы так было и дальше. Так что я не стану снова брать вас с собой и подвергать новым опасностям. Не стану водить по ужасным местам. И мне плевать, какой хорошенькой вы становитесь, когда упрашиваете меня. – Ему вдруг ужасно захотелось пить. Он стащил с шеи галстук и швырнул на кровать. Галстук соскользнул на пол, Дани его подняла. А потом молча встала с кровати и вышла из комнаты. Он услышал, как она включила воду в ванной – наверное, смывает с ладоней запахи того дивана. Через минуту она уже снова была в его комнате. От ее рук пахло его мылом. Она протянула ему стакан воды: