– И ты знал об этом еще до того, как заявился ко мне в Чикаго и попросил взяться за это дело?
– Ага.
– И не подумал поставить против его имени галочку… или предупредить меня на его счет? – мягко спросил Мэлоун. – Что-то не припомню, чтобы среди бумаг, которые ты мне дал, мне встречалось нечто подобное.
– Я думал об этом. Но сказал себе, что это будет неправильно.
– Почему?
– Потому что его зовут Фрэнсис Суини.
– Суини? – безо всякого выражения переспросил Мэлоун.
– Да. Фрэнсис И. Суини. Двоюродный брат Мартина Л. Суини.
– Вот же черт, – присвистнул Мэлоун.
– Все зовут его Фрэнком. В прошлую субботу, когда я встретился с ним на балу, он даже представился мне как доктор Фрэнк. Сказал, что он мой «большой поклонник», и велел «держать хвост пистолетом». Тряс мне руку обеими руками. Он здорово похож на кузена. Такой же мясистый нос и маленький подбородок. Такой же широкий лоб, те же голубые глаза.
– Он был на балу? – изумленно переспросил Мэлоун.
– Ну да. Ему досталось место за столом для именитых бывших сотрудников. По соседству с тем, за которым сидели Суини с женой. – В голосе Несса зазвучала ирония. – И знаешь, он неплохо смотрелся на фоне этих самых сотрудников.
– Когда он жил в той квартире? – Мэлоун указал большим пальцем на дом доктора Петерки.
– В тридцать четвертом, когда жена его выгнала.
– Это совпадает с рассказом Эмиля Фронека.
– Ну да. С месяц назад мы получили от одного врача, встревоженного друга семьи, результаты экспертизы с оценкой психического состояния Фрэнсиса Суини. Экспертизу мгновенно признали неправомерной.
– И ты закрывал на это глаза, потому что он Суини. Ты понимал, что пресса разорвет тебя на клочки.
– Дам я ход этому делу или не дам, в любом случае мне не жить.
– А еще ты знаешь, что это не понравится толстосумам, которые финансируют твою специальную операцию. Поэтому тебя так смутила машина, которая сбила Пита Костуру. Машина какого-то высокопоставленного чинуши. Ты не знаешь, кому можно доверять. Вдобавок теперь ты борешься не с Аль Капоне, не с главным врагом государства. Ситуация изменилась, нет больше ни гангстеров, ни агентов министерства финансов. И этот Суини доставит всем кучу неприятностей.
– Мэлоун, у меня на Суини нет ничего, кроме того, о чем я тебе рассказал. И того, что подсказывает мне чутье. Не понимаю, что не дает мне поступить как должно. Может, просто страх? Но тогда я вроде как соглашаюсь на взятку.
– Ты спрашиваешь у меня, нужно ли тебе – по моему мнению – привлечь к делу этого Суини? – мрачно поинтересовался Мэлоун.
– Да. Ровно об этом я и спрашиваю.
– Ты обязан это сделать. Не мне говорить тебе об этом, Несс.
Элиот сник, ткнулся лбом в рулевое колесо и надолго застыл в этой позе, а потом шумно вдохнул, словно решился. Поднял голову, повернулся и взглянул на Мэлоуна. Казалось, ему стало гораздо легче.
– Знаешь, я рад, что ты так считаешь. Потому что прямо сейчас доктор Фрэнсис Суини спит в номере люкс гостиницы «Кливленд». В ночь на вторник он упился до полного беспамятства в баре в Ревущей Трети. С самого бала за ним следил мой агент. Вчера рано утром мы забрали этого говнюка из бара. Он до сих пор дрыхнет и все никак не очухается.
Мэлоун почувствовал, как у него от изумления раскрылся рот.
Несс протянул руку и вернул его нижнюю челюсть на обычное место.
– У меня в багажнике его пальто. Мне нужно, чтобы Дани на него взглянула. Если Суини и есть Мясник, я хочу это знать. Если это не он… мне надо выставить его из гостиницы, пока его чертова родня не сорвалась с цепи.
Мэлоун зашел в ателье и стал ждать, пока Дани обслужит покупателя. Она сменила чулки и застегнула все пуговицы на платье, но, едва увидев его, залилась краской, так что ее и без того красные щеки стали пунцовыми.
Старые тетушки пререкались в швейной мастерской, Маргарет наверняка хозяйничала наверху, но он все равно не собирался вносить пальто к себе в комнату, да даже просто переносить его за порог этого дома. Едва покупатель вышел, как Мэлоун щелкнул замком на двери и перевернул висевшую в окне табличку так, чтобы на ней значилось «Закрыто». Глаза у Дани расширились, она прикусила губу.
Он хмуро взглянул на нее, хотя внутри у него все сжималось от нежности.
– Дани, я не планирую взять вас силой прямо посреди магазина.
– Ясно. – В ее тоне слышалось разочарование.
– Элиот приехал. Он хочет, чтобы вы взглянули на одну вещь, – сказал он, но, не удержавшись, склонился к ней и быстро поцеловал в губы. Элиот может подождать еще пару секунд.
Она встала на цыпочки и поцеловала его в ответ. Он обвил ее руками за талию, и оба мгновенно воспламенились, но несколько мгновений спустя он, ошарашенный, обреченный, едва не лишившийся разума, уже выпустил ее из объятий и вытер ладонью рот, проверяя, не осталось ли на губах ее помады.
– Мне нужно, чтобы ты делал это всякий раз, когда увидишь меня, – сказала он и вложила ладонь в его руку. – Начиная с сегодняшнего дня.
– Хорошо, – ответил он. Да, Дани. Хорошо, Дани. Все, что попросишь, Дани.
– И другими вещами мы тоже займемся? – шепнула она, пока он вел ее за собой по коридору, к задней двери.
– Вряд ли я способен тебе отказать, – пробормотал он.
Мэлоун провел Дани в конюшню, где их встретил Элиот: он с надеждой смотрел на них, сунув руки в карманы. Пальто он вывернул наизнанку и набросил на старый манекен, чтобы Дани не пришлось его держать.
– Элиот, – поприветствовала его Дани.
– Дани.
– Что это? – спросила она, указывая на расшатанный от старости манекен.
– Мне нужно, чтобы вы рассказали мне обо всем, что заметите на этом пальто. Возможно, это будет не слишком приятно, – коротко пояснил он, и она кивнула ему в знак согласия.
Она не стала спрашивать, кому принадлежало пальто или откуда оно взялось у Элиота, и ни словом не обмолвилась, уловив шедший от пальто отвратительный запах, но лишь брезгливо сморщила нос и мило поджала губы. Она подошла прямо к манекену. Мэлоун последовал за ней.
– Я встану прямо у вас за спиной. Но прошу, действуйте медленно. Осторожно. Договорились? – коротко проинструктировал он.
Она распрямила ладони, растопырила пальцы и провела ими по полам пальто, от подола до плеч.
– Это пальто человека по имени Фрэнсис Суини, – тут же сообщила она.
Мэлоун не сказал ей ни о Фрэнсисе Суини, ни о подозрениях Элиота. Он даже имени Суини не произносил и потому рассудил, что к этому выводу она явно пришла сама. Элиот шумно выдохнул, а у Мэлоуна внутри все скрутило.
– Да. Так и есть, – подтвердил он. – Но кто такой этот Фрэнсис Суини?
Дани прижала ладони к ткани, но пальцы ее беспрерывно сгибались и разгибались, словно она перебирала струны арфы.
– Он сам не знает, – ответила она. – Иногда он вообще не помнит. Ему нравится имя Фрэнк. Обычно его называют Фрэнком. Доктором Фрэнком.
Она опустила руки и отошла, прижалась к Мэлоуну.
– Больше не сможете? – спросил он.
– Мне просто нужно… сделать перерыв, – прошептала она.
– Дани, это тот самый доктор Фрэнк? – спросил Элиот. Ему не нужно было объяснять ей, кого он имел в виду.
Она снова принялась водить пальцами по материи. И через мгновение согласно кивнула:
– Да, это он. Я видела его на пальто Фло и на носках Андрасси. И на тех шторах. Тот же холод… и та же пустота.
– Дани, вы знаете имя Фрэнсиса Суини? – спросил Мэлоун. – Вы с ним раньше встречались?
– Не могу вспомнить. Имя кажется мне знакомым. В гардеробной на балу миссис Суини упоминала какого-то Фрэнсиса. Он как-то с ней связан?
– Да, связан, – мрачно ответил Элиот. – Не думаю, что мне следует вам объяснять, насколько это усложняет наше расследование.
Она кивнула, но Мэлоун не был уверен, что она и правда все поняла. Сейчас она вся сосредоточилась на материи.
– Что там еще? – спросил Мэлоун, желая поскорее с этим покончить. Поскорее увести Дани подальше от этого ужаса.
– Он холодный. И от этого пьет. Алкоголь его согревает. Когда он не пьет, его сводят с ума голоса. – Она вцепилась в пальто так же, как прежде в шторы. – Он Фрэнк, и Фрэнсис, и Суини, и доктор. И Роберт, и Реймонд, и Эдди, и Эд. И Карлос, и Чак, и Дуглас, и Дэвид. – Имена словно соскакивали у нее с языка.
Мэлоун накрыл ее руки своими.
– Все в порядке, Майкл, – успокоила она и подняла на него глаза. Она смотрела куда-то сквозь него, цвета радужки почти не было видно за донельзя расширившимися зрачками. – Я в порядке.
Он убрал руки, но остался стоять прямо у нее за спиной, желая ее отгородить и сознавая, что на самом деле это она отгораживает его.
– Еще он Роуз, и Фло, и Кэтрин, и Дороти, но ему неприятно, что у него в голове звучат еще и их голоса. Он режет их на маленькие кусочки, чтобы они точно к нему не вернулись.
По ее обнаженным рукам поползли мурашки, покрывавшие кожу едва заметные золотистые волоски встали дыбом. Она вся источала холод.
– Он не знает, кто он такой, – сказала она. То же самое она говорила и прежде. Много раз.
– Что это значит? – спросил Элиот.
– Я никто. А ты тоже никто? – процитировала она.
– Эмили Дикинсон? – нахмурился Мэлоун.
– Да. – Она кивнула, и ее волосы защекотали ему подбородок. – Ему нравится это стихотворение. Когда он его слышит, то всегда усмехается.
– Это он убивает людей, Дани? Это он Мясник? Или Фрэнсис Суини просто жалкий, ничтожный пьяница? – спросил Элиот. Ему нужно было, чтобы она ответила на его вопрос четко и ясно.
– Фрэнсис Суини жалкий, ничтожный пьяница, – ответила она. – И он совершенно точно убивает людей.
24
Фрэнсис Суини в брюках, парадной белой рубашке и модных полосатых носках лежал поперек кровати, раскинув руки и ноги и широко раскрыв рот. Рубашка вся пропиталась потом и местами вылезла из-за пояса, штаны были в пятнах от того, что за последние два дня Суини успел не раз обделаться, из-за чего в комнате стоял невыносимый смрад.