все зудит. У меня все тело постоянно, непрерывно зудит, понимаешь?
– И только она способна унять этот зуд?
Мэлоун изо всех сил прижал ладони к глазам и сжал зубы, чтобы не врезать Нессу.
– Ты что, смеешься надо мной?
– Ага. А еще я за тебя рад.
– Она слишком много знает, – проговорил Мэлоун, не отнимая рук от лица.
– О тебе?
– Да. Обо мне. О каждой чертовой вещи, которой касается. И при всем при этом она очень добра. Не понимаю, как ей удается сохранять доброту. Черт дери, да я бы так ни за что не смог.
– Наоборот, все ты смог. Именно этим ты и занимался всю жизнь. До этих самых пор. И поэтому ты совершенно один. Потому что ты охраняешь добро, – мягко, по-доброму проговорил Несс.
Ему нужно было пройтись. Размяться. Он поставил пустую чашку и встал. Элиот с состраданием взглянул на него, и Мэлоун снова сел.
– Меня никто никогда не знал, Элиот.
Несс нахмурился:
– Не понимаю, Мэлоун, о чем это ты.
– Как тебе кажется, это присуще всем людям – считать, что нас никто не знает? Не знает по-настоящему, глубоко, до конца? И при этом бояться, что если кто-то нас узнает, то убежит без оглядки?
– Она тебя знает. И она от тебя не убежала, – подытожил Элиот.
– Нет. Не убежала. И господь надо мной смеется.
– Ну уж не драматизируй, старик.
– Я говорю это безо всякой горечи. По крайней мере… мне так кажется. Я никогда не считал, что заслуживаю лучшего, и, значит, не могу возмущаться тем, что выпало на мою долю. Но я мнителен. Все всегда заканчивается плохо. Жизнь так устроена.
Плоды гниют. Люди стареют. Вещи ломаются. Ничто не длится вечно.
– Значит, когда здесь все закончится, ты просто… отпустишь ее?
– Ради ее же блага.
– Может быть, – кивнул Несс. – Кто знает.
Они помолчали несколько секунд.
– Ты не должен так говорить, – заметил Мэлоун. – Ты должен убеждать меня в том, что все может получиться.
– А может?
– Мне придется найти другую работу.
Мэлоун поднял глаза на Несса, и пару мгновений они молча изучали друг друга.
– Ага. И в этом как раз загвоздка, так? – проговорил Элиот. – Что делают такие, как мы, когда остаются без работы? То есть… кто-то ведь должен этим заниматься.
– Если не мы, то кто же? – кивнул Мэлоун.
– Вряд ли тебе стоит ждать от меня совета. Не в любовных делах, – проговорил Несс. – Может, на самом деле все ровно так, как ты и сказал. Эдна знает меня и больше меня не хочет. И утверждает, что я тоже ее не хочу.
– А ты ее хочешь?
– Да. Но недостаточно сильно для того, чтобы быть тем, кто ей якобы нужен. Иначе мне пришлось бы стать совершенно другим человеком.
Внезапно они поняли, что в соседней комнате воцарилась звонкая, оглушительная тишина. Мэлоун не знал, когда стих храп Суини, и теперь они с Нессом неподвижно сидели и просто ждали.
– Вы хоть знаете, кто я такой? – заревел Фрэнсис Суини. – Потому что я знаю, кто вы.
– Похоже, кто-то проснулся, – заметил Мэлоун, вставая.
С тех пор как они с Мэлоуном ужинали на Коротком Винсенте, Дани еще дважды видела Дарби О’Ши. В первый раз она лишь заметила его отражение в витрине рынка на Восточной Пятьдесят пятой. Она остановилась, чтобы купить бумажный мак у торговки, которая продавала их прямо у дверей рынка. После «встречи» с Иваном в морге она не могла устоять перед этими маками. Иван всегда покупал их своей Джоанне.
Сунув цветок в карман, Дани поблагодарила торговку – та поблагодарила ее в ответ – и вдруг увидела своего дядю. Он стоял на другой стороне улицы и смотрел на нее. Та же шляпа. Та же поза. Но едва она заметила его, как он быстро зашагал прочь, и она подумала, что могла ошибиться.
Во второй раз она увидела его среди шоферов, ожидавших гостей бала в больнице Святого Алексиса. Он стоял, прислонившись к машине, точно так же, как другие водители, и курил. Майклу она ничего не сказала. Когда она заметила Дарби у кафе «Кони-Айленд», он так встревожился, что вытащил ее из-за стола, не позволив даже доесть тост с джемом. Ей было жаль, что вечер, который им выдалось провести вместе, закончился так внезапно. В отличие от своих старых тетушек и самого Майкла, она совсем не переживала из-за Дарби О’Ши.
Сегодня ей снова придется одной идти в морг. Майкл застрял неизвестно где вместе с Нессом. Она не знала, чем они заняты. За три дня он заглянул домой всего один раз. Он вымылся и поужинал с ней и тетушками, а еще поцеловал ее, едва они остались одни. Ей даже просить не пришлось. Он просто сжал ее в объятиях и целовал, пока она не уцепилась за него руками и ногами – точно так же, как Чарли цеплялся за занавески.
Когда она в полдень вышла из магазина, лелея надежду на то, что работы в морге будет немного и тетушки не слишком долго будут предоставлены сами себе, Дарби стоял на краю тротуара. Он делал вид, что ждет, пока проедет трамвай, чтобы потом перейти на другую сторону улицы, но она знала, что на самом деле он ждал ее. Она зашагала в направлении морга, таща за собой тележку и ожидая, что Дарби пойдет за ней. Так и случилось.
– Думаешь, я забыла тебя, дядя Дарби? – окликнула она, когда они отошли подальше от дома и свернули за угол, на Мид-авеню.
– Я надеялся, что забыла.
От звука его голоса у нее перехватило дыхание, а из глаз покатились слезы. Его голос звучал так же, как голос отца. Или, быть может… его голос был голосом Дарби, но она попросту не могла их разделить.
Она остановилась, повернулась к нему, по-прежнему не выпуская из рук ручку своей тележки. Все в нем казалось поблекшим. Глаза, и волосы, и кожа, и даже одежда. Ему сейчас за пятьдесят, решила она, но выглядел он сильно старше. На нем был костюм явно не по размеру и ботинки, завязанные так туго, что ей показалось, они ему чересчур велики. Он по-прежнему был высоким, вот только она подросла с тех пор, как в последний раз смотрела на него снизу вверх, и потому даже рост его, казалось, уменьшился. Он тоже остановился, так что теперь их разделяла только ее тележка.
– Я по тебе скучала, – сказала она.
У него задрожал подбородок, и он быстро опустил голову:
– Я тоже скучал по тебе, Дани.
– Здесь не лучшее место для разговоров, – заметила она. – К тому же меня ждет работа.
– Да. Я знаю. Я приглядывал за тобой. Все хотел поздороваться, с тех самых пор, как приехал в город. Но не мог найти подходящий случай. Не хотел испугать тебя… или того парня, с которым ты закрутила.
– Давно ты в городе?
Он почесал щеку, словно не мог точно вспомнить:
– Да вроде давненько. У меня хибарка внизу, в Кингсбери-Ран. Небольшая, конечно, зато вся моя. Мы с Джорджем в свое время частенько бывали в Кливленде. Еще до того, как он повстречался с Анетой. Джордж всегда знал, где разжиться работой. Вечно знакомился с нужными людьми, умел из всего извлечь выгоду. Планов у него было множество.
– Да. Я это помню.
– Все таланты в семье достались ему. И внешность у него не подкачала. – Он улыбнулся, и Дани отметила, что с его зубами время обошлось не лучше, чем со всем остальным. – Но он обо мне всегда заботился. А я старался заботиться о нем. – Лицо у него скривилось. – Я не справился. Я ведь вечно везде опаздываю. Но о тебе я бы хорошо позаботился, если бы только мне разрешили.
– Я знаю, Дарби.
– Ты прямо вылитая мать, Дани. Так похожа… Когда я впервые тебя увидел, чуть было не решил, что это Анета.
– Когда это было, Дарби?
Он снова улыбнулся ей, едва ли не грустно, словно понимал, что ей велели не приближаться к нему, и не мог с этим смириться.
– Ты убирала снег. У себя перед домом. С тем человеком. Я тогда себе чуть задницу не отморозил. Но потом увидел тебя – ты выглядела прямо как мать в тот день, когда мы с Джорджем зашли к ним в ателье. И от этого мне стало теплее.
– Дарби, тебе нужны деньги? Или одежда?
– Нет. Нет. – Ей показалось, что он пришел в ужас от того, что она могла так подумать. – Я не за этим пришел, Дани. Совсем не за этим.
– Я знаю. Но если тебе что-то нужно, скажи. Не прячься, не выслеживай меня. Просто зайди к нам в магазин. Я теперь взрослая, и мне не нужно просить разрешения, чтобы с тобой повидаться. Ты ведь моя семья.
Ее слова поразили его словно громом. Губы у него снова дрогнули.
– Джордж мне сказал бы то же самое. Кроме него, у меня никакой семьи не было. И так никого и не появилось.
Дани сглотнула комок в горле:
– Мне ужасно жаль, Дарби.
Он кивнул:
– Мне тоже. Но… этот парень… я уже несколько раз видел вас вместе. Он вроде не слишком мне рад.
– О нем не переживай.
Он стащил с головы кепку, словно хотел еще что-то сказать.
– Он ведь в полиции служил? Уж больно знакомая у него физиономия.
Дани не знала, насколько честно ей можно ответить Дарби. Не знала, что Майкл мог бы ответить, будь он сейчас здесь. В том, что Дарби он показался знакомым, не было ничего удивительного.
– Когда-то давно, да.
– Так это неплохо. Очень неплохо. Он будет тебя беречь.
– Мне пора, Дарби.
– Ладно, Дани. Я буду поблизости, – сказал он и зашагал прочь. Он сунул руки в карманы, фалды его потертого пиджака развевались, и ей вдруг захотелось его окликнуть. Дарби мало чем отличался от безымянных мертвецов, о которых она заботилась. А еще он был из тех, за кем охотился Безумный Мясник. Разве не так говорил Мэлоун? Его жертвы – одинокие люди, у которых нет близких. Они никто. Если кто-то и понимает, что такой человек пропал, это происходит не сразу. И в любом случае никто не сообщает о пропаже в полицию.
Если с Дарби что-то случится, никто не будет знать, кто он такой.
– Дарби, подожди, – окликнула она. – Всего минуту, прошу. У меня для тебя есть кое-что. – Утром она надела медальон со святым Христофором, который ей когда-то подарил Дарби. Медальон обычно висел на рамке с фотографией отца и Дарби, она боялась его потерять и потому почти не носила. Но сегодня она подчинилась сиюминутному порыву – а теперь вдруг подумала, что, наверное, ждала Дарби, зная, что Мэлоун с ней не пойдет.