лубые глаза, такие же, как у Алисы, смотрят на меня с непониманием. Но, прежде, чем он успевает что-то ответить, я добавляю: — Это касается Алисы. Она… Она еще не готова знать правду. Она ещё очень маленькая, и для неё ты….
Андрей пристально смотрит на меня, словно пытается прочитать мои мысли.
— Чужой, — тихо произносит он, и в его голосе слышится сожаление.
Я киваю, стараясь не смотреть на него. В его глазах промелькнуло что-то, что я не смогла расшифровать.
— Она… Она ничего не знает о тебе, — произношу, чувствуя, как голос дрожит на последнем слове, и Андрей мгновенно напрягается.
— И кто же в этом виноват? — холодно спрашивает он.
Я мгновение я вздрагиваю от его слов, но тут же беру себя в руки. Уж кому-кому, а не ему винить меня в предательстве и тайнах. — Где она?
Я медленно поднимаю руку и указываю на нашу дочь. Его глаза широко раскрываются, и на мгновение он будто перестает дышать. В кафе все еще играют детские песенки, но мне кажется, что стало совсем тихо.
— Там, — шепчу я.
Алиса все еще увлечена раскраской, и даже не подозревает о том, какие изменения ее ждут.
Черт возьми, да я тоже понятия не имела.
Наступает молчание. Андрей все еще смотрит на Лисичку, но его лицо непроницаемо. Я не могу прочитать его мысли, не знаю, что он чувствует.
Когда Громов переключает внимание на меня, у меня обрывается сердце.
— С раскраской? Я киваю, сама не своя от волнения.
— Пойдем, она ждет тебя. Только… Не вываливай на нее все сразу. Она еще ребенок.
Лисичка сидит за столиком, сжимая в руке розовый карандаш, чтобы разукрасить бант у ослика, и поднимает голову только тогда, когда Андрей садится напротив нее.
— Привет, Алиса, — произносит он. Его голос едва заметно дрожит от волнения.
Алиса поднимает голову, с любопытством глядя на Андрея. Она привыкла к женщинам вокруг, и мужчин видит редко. Это делает ее несколько настороженной.
— Привет, — она отвечает, затем неуверенно смотрит на меня.
— Это Андрей, дорогая. Старый друг, мамы — объясняю я, садясь рядом с Алисой.
— Рад познакомиться с тобой.
Я вижу, как она оценивает его, хмуря свой маленький лобик.
— Алиса, какие у тебя любимые блюда? — спрашивает он с улыбкой. Правда, вместо привычной обаятельной или наглой выходит какая-то нервная, неуверенная. Это настолько удивляет меня, что я даже перестаю нервничать.
Алиса задумчиво погружается в меню, больше глядя на яркие картинки, чем на названия блюд, а затем пальчиками проводит по строкам.
— Мне нравится вишневый торт… и мороженое.
— О, отличный выбор! — улыбается Андрей, закрывая меню. — я тоже люблю мороженое, особенно шоколадное. А какой твой любимый вкус?
— Ванильное, — Алиса улыбается, и моё сердце сжимается от теплоты этого момента.
— Замечательно. — Он обращается к официанту, который только что подошел к нашему столу, и заказывает им десерты, я же беру просто кофе.
— Тебе нравится ходить в садик?
Лисичка, моя маленькая милая девочка, встречает его взгляд, но вместо ответа она только смущенно пожимает плечами и опускает взгляд на игрушечного зайчика на столе.
— Алиса не ходит в садик, — объясняю я, ловя на себе вопросительный взгляд Андрея. — Она… много болела, и мы решили, что так лучше для неё. Тетя присматривает за ней, пока я на работе. Она ее учит.
Андрей смотрит на нашу дочь, и в его глазах проскальзывает тревога:
— Сейчас с ней все хорошо? — спрашивает он.
Я киваю, отводя взгляд.
— Да, она здорова. Просто… Ей больше нравится быть дома. Она любит рисовать, читать…
— Да, я очень люблю рисовать! Я рисую котиков, собачек, деревья, дома… — голос ее прерывается, когда она начинает считать на пальцах.
— Мне тоже очень нравится рисовать, — неожиданно заявляет Андрей, — Может быть, ты покажешь мне свои рисунки в следующий раз?
Алиса смотрит на него, затем спрашивает:
— Можно?
Я киваю, улыбаясь.
— Конечно, детка.
Андрей, со своим врожденным обаянием, легко пробивает лед. Он склоняется вперед, поддерживая контакт глазами с дочерью.
Размышляя о том, как эти двое смотрятся вместе, я даже не заметила, как малышка начала рассказывать ему о своих любимых сказках и игрушках.
Встреча проходит гораздо лучше, чем я ожидала. Алиса, не подозревая о том, кто на самом деле Андрей, общается с ним как с добрым знакомым. Она задает ему вопросы о его работе, о том, что ему нравится делать в свободное время, и Андрей с улыбкой отвечает на каждый из них, пока не наступает вечер
— Нам пора возвращаться, — говорю я, прерывая их разговор.
Алиса смотрит на меня с некоторым разочарованием, но ей пора ужинать и готовиться ко сну. Я встаю из-за стола, и Андрей поднимается вслед за мной.
— Позволь мне отвезти вас домой. Я бы хотел убедиться, что вы доберетесь в безопасности.
— Не стоит, — отказываюсь, опасаясь, что это может смутить ребенка, а также вызвать лишние вопросы у соседей.
Он помогает Алисе спуститься с кресла, и его рука остается зажатой в маленькой ручке.
— Пожалуйста, можно он нас отвезет домой? — спрашивает хитрая лисичка с надеждой.
Я ловлю на себе насмешливый взгляд Андрея и сжимаю губы, а затем сдаюсь.
— Хорошо. Но только сегодня.
Мы расплачиваемся за заказ, и выходим из кафе, Андрей открывает дверь своей машины и предлагает Алисе сесть на заднее сиденье. Я опускаюсь рядом с ней, чувствуя нервное напряжение.
Надеюсь я сделала правильный выбор.
Глава 10
Андрей
Весь вечер я не мог отвести взгляда от дочери. Даже в конце, сидя за рулем машины, я то и дело отвлекался, поглядывая в зеркало.
Она была такой маленькой и хрупкой, и в то же время взрослой. Глядя на нее я просто не мог не думать обо всем, что пропустил.
Ее первые слова, первые шаги… Все это прошло мимо меня. Из-за Ани. Из-за того, что она решила, что я недостоин быть отцом Алисы.
Я бросил взгляд на бывшую жену, и снова испытал прилив раздражения.
Какого черта она так поступила?
Может я действительно был не лучшим мужем, может и правда последние пару лет нашей совместной жизни уделял ей мало внимания, но я не был полной мразью.
Я ни в чем ей не отказывал, дарил подарки, и ничего не требовал взамен. Так почему?
И все-таки нам предстоит об этом поговорить. Особенно учитывая то, что это не последняя моя встреча с дочерью.
Когда мы подъезжаем к дому ее тети, у меня снова сжимается сердце. Я паркуюсь и смотрю на дочь, которая играет с плюшевым зайцем, а затем снова на Аню, и она замечает это, вздрагивает, краснея, и отводит взгляд, наверняка вспоминая то, что было ночью. На моих губах появляется злая, почти издевательская ухмылка. Мне приятно, что я ее задел, но этого недостаточно.
— Нам нужно поговорить, — произношу я, когда на горизонте показывается тетя Ани, и малышка, радостно вскрикнув, бежит к ней.
Аня нервно собирает игрушки и карандаши, рассыпанные на заднем сидении машины. Ее руки дрожат, и она явно хочет как можно быстрее и дальше убраться от меня, вот только я не планирую ее так просто отпускать. Мы еще даже не начали.
— Не думаю, что это хорошая идея, — хмуро отвечает она, бросая в мою сторону настороженные взгляды, — В прошлый раз ты ясно дал понять, что не способен на адекватную беседу. Не хочу, чтобы меня снова заковали в наручники.
— Только не ври, что тебе не понравилось, — хмыкаю я, не сводя с нее хищного взгляда, — Я знаю, что ты думала об этом ночью, и думаешь сейчас. В этом ведь и проблема, верно? Тебе понравилось быть связанной, и это пугает и бесит тебя.
Ее глаза сверкают от ярости, и она презрительно выплевывает:
— Ты несешь бред, Громов. В этом проблема. Ты неуравновешенный и непредсказуемый, как дикое животное.
— И тебя это возбуждает, — это не вопрос — утверждение.
Я приближаюсь к ней, перекрывая ей выход из машины, и, бросив взгляд ей за плече, вижу как тетя Ани уводит малышку в подъезд. Это хорошо. Теперь я могу не сдерживаться.
— Ты больной, — шепчет она, вжимаясь в сиденье, когда я нависаю над ней. Аня тяжело, прерывисто дышит, стараясь не смотреть на меня, и я наклоняюсь ниже, к ее уху.
— Это ты меня таким сделала, — шепчу я, — Если бы не твое вранье…
— Я бы все равно ушла от тебя! Даже если бы ты знал про Алису, я бы ушла, потому что больше не могла выносить твоего безразличия! У нас не было будущего, Громов. Мне нужна была свобода. Постоянная необходимость встречаться все бы только усложнила.
— Так вот, почему ты решила ее скрыть? Потому что тебе так было проще? — со злостью выплевываю я, — Ты хоть понимаешь, что сделала? С Алисой, со мной? Из-за тебя она даже не знает кто я такой. И что, если бы твой отчим промолчал? Ты бы никогда ей про меня не рассказала?
Аня вспыхивает, собирается дать мне пощечину, но я с легкостью перехватываю сначала одну, а потом другую ее руку, и прижимаю к спинке сидения у нее над головой. Она рычит.
— Да! Я бы молчала до конца своей жизни! Я не хотела тебя больше видеть, хотела начать все с чистого листа, не думая о том, почему тот, кого я люблю, на меня больше не смотрит! И не вздумай снова говорить, что работал ради нашего блага! Я была намного счастливее, когда у тебя не было этой чертовой компании!
— Поэтому ты решила уничтожить то, что так ненавидела?! — я теряю контроль, повышаю голос, и она вздрагивает, как от пощечины, смотрит на меня круглыми глазами, и, кажется, даже не дышит. Я понимаю, что переборщил, и делаю медленный вдох, пытаясь вернуть себе самообладание, а потом отпускаю ее, отстраняюсь, — Забудь. Я смирился со всем, кроме того, что ты лишила меня возможности быть ее отцом. Но теперь я не отступлюсь. Как бы ты этого ни хотела, я не позволю тебе лишать меня этого и дальше. Я буду проводить с ней время и заботиться о ней. С тобой или без тебя.
Вернувшись в дом родителей Ани, я захлопываю за собой двери, и бросаю ключи на стол.