Посмотрев по сторонам, я оценила дислокацию и заулыбалась: пришел. Улыбались и остальные (еще бы они не радовались): Лось присмирел и повинился, понуро опустив голову и уперев в пол рога. Жизнь налаживалась.
Налаживалось все и у белого мага, которого перестали пытать перышком и придали ускорение за кулисы, где Вита уже заготовила валерьянку и кусок сырого мяса, так и не решив, что лучше успокоит беднягу. Голубки же… они всегда одинаковые: сидят, воркуют, уходят в закат… в моих кустах стало многолюдно.
- Ползите туда, – шепотом подсказала я коллегам направление. Парочка понятливо кивнула и поползла. Да уж, и это меня учили ползать! А сами-то!..
На сцену вышла Вита и кратко, как могла только она, обосновала необходимость развода Ивана с Жабкой. Почтенная публика, самая добрая публика в мире, не поддержала. Кикимора в ответ на свист из зала, сделала пару шагов вперед, по-доброму им улыбнулась, и свист сменился аплодисментами: боялись нашу кудесницу едва ли не все. Разве что… Ядоделы оскалились улыбками, и хлопнули себя по карманам. Все друг друга поняли.
Влетевший на сцену Трейс, который начал нарезать круги еще в начале нашего спектакля, наконец запыхался и выскочил на сцену уже достаточно утомленный.
- Миледи! Его величество негодует: принц сбежал, и никто не знает, куда он делся. Мы должны принять меры!
- Меры? – задумчиво переспросила Вита. Ну вот не поворачивается у меня язык ее Бабой Ягой звать! – Мы их примем.
Следующая сцена была полностью посвящена маханию волшебной палочкой “made in China”, которую мы сменяли на десять золотых монет (жадные пошли иномирцы!), вокруг Жабки. Та цвела и пахла, наслаждаясь таким щепетильным вниманием к своей особе. И даже слова актеров ее не задевали, лишь бы продолжали таким приятным тоном ей говорить, а любимая хозяйка почесывала брюшко.
То, что любимой хозяйке было неудобно, тварюшку не занимало, как, впрочем, и болотников, нашедших способ заставить земноводное сидеть на месте и внимать.
- Ты знаешь, это не простая Жаба, – внезапно для зрителей, но как бальзам на душу мне, сказала Вита.
- А какая?
- Это Жабкус Пустулис, – выдала внезапно кикимора, хотя должна была говорить иное. – Это же большая редкость!
- Редкость? – недоверчиво переспросил Трейс и пожал плечами. – По мне обычная ездовая жаба.
- Обычная, да непростая, – снисходительно усмехнулась болотница. – Сходи в библиотеку и просветись. Стыдно не знать про Пустулис!
Трейсу стыдно не было – это я даже через иллюзорный барьер видела. А вот Альтар задумался и, прищурившись, на меня посмотрел. Я не мудрствуя лукаво показала ему кулак. Ну а что? Нечего насмехаться над маленькими! Мне итак нелегко здесь сидеть, попа затекла, рука устала брюшко всяким зеленым чесать, и вообще тортик хочу! С шоколадом.
Наш «принц» усмехнулся и… Мерзавец, как можно есть тортик за кулисами, когда его, тортик в смысле, хочу я, но доползти не могу! Все, развод! Не будет у нас хэппи энда, как превратится Жабка в меня, так и сживет со свету принца, заберем его лося (в хозяйстве пригодится) и уедем жить на болота!
Альтар прищурился и вместо того, чтобы покаяться и переместить тортик мне, вовсе его убрал. А запах! Запах-то остался! Негодяй! И я бы еще долго мысленно его костерила, прекрасно осознавая, что он все-все слышит, но пора было вылезать. Мы вновь вернулись к плану, и Вита распиналась перед Жабкой, что та у нас не простое земноводное, а заколдованное принцессО. Жабка внимала и поворачивала голову, следя за перемещениями болотницы. Наконец, они договорили. Вита исступленно опустилась на стул-кресло-кровать (иллюзии не знают границ!), взглянула в зал и, тяжело вздохнув, удалилась.
Вот сейчас наступала пора моего выпрыгивания из-за кустов. Итак, три, два, один….
И случилось то, чего все так долго ждали. Разверзлись кусты, и под свет софитов выползла, цепляясь подолом, злая и лохматая я. Жабка прониклась больше всех и опять меня лизнула. Уходить со сцены без любимой хозяйки она не собиралась, но и находиться здесь со мной ей по сценарию было не положено. Оставался только один выход: затолкать ее под иллюзию.
Зал замер в ожидании. Они не хуже меня понимали эту простую истину. Замер… и взорвался смехом. Да уж, не туда я пошла: какая академия? Цирк – вот наше призвание!
Жабка упиралась! Жабка цеплялась за паркет! Жабка стонала и страдала! Жабка не сдвинулась ни на дюйм!
Утомленная, я приподняла юбки, чтобы было удобнее присаживаться, и тяжело выдохнула, проверяя, как работает усилитель голоса, и начала свой монолог:
- Эх, жизнь моя жестянка. Да ну ее в болото! Хочу я возвратиться и прыгать беззаботно! – с чувством продекламировала я, под одобрительное жабкино «Ква!». Вот уж кто был со мной абсолютно согласен. – Жила себе не тужила, мамок-нянек гоняла, кредиты брала, возвращать не надо было, – начала я описывать беззаботное детство Царевны-Жабки, – но угораздило сказать «да» одному приезжему. А он каков! Даже тортиком не поделился, ирод! И почто я его полюбила? Почто мамок-нянек не слушала?! Говорили умные люди, неча по заграницам шляться, свое болото – лучшее. Не слушала я их, помчалась к своему иногороднему. А там! – сколько негодования я вылила в это «там»! – Выиграл милый у белого злобного, по лбу ему стукнул, за волосенки потягал в счет долга. Кто ж знал, что кудесник так обидится?
Зал молчал и слушал. Особенно внимательно слушала женская половина населения. Кто-то даже конспектировал! Вот, пойдет в массы печальная история, составленная на коленке за пять минут.
- И как мне быть теперь? Как расколдоваться? – продолжала стенать я. Жабка одобрительно положила мне на плечо свой липкий язык. Заботливая! – Как показать этой болотной, что я не земноводное?
- Изготовь к царской трапезе хлеб мягкий! – подсказал голос за кадром, имитирующий мозг царевны.
- Точно! – прониклась царевна мыслей. – Изготовлю-ка я хлеб мягкий! По сусекам поскребу, пыли нагребу и изготовлю!
И поднялся над сценой столб пыли, и запрыгала я, изображая бурную деятельность, и подсунули готовый каравай из-за кустиков-стенок. С чувством выполненного долга я выбежала из пыльного облака и продемонстрировала «свой» шедевр. Публика тревожно глянула на меня, на хлеб, на облако и… промолчала. Но я же молчать не могла!
- Испекла! Сама! Старалась! Ночи не спала, глаз не сомкнула, печь растопила, тесто поставила, – вещала я на фоне сменяющихся декораций. Теперь, когда с нами был Альтар, мы показывали полноценное кино. – Как есть – лучший знак принцессиной руки.
И, поставив каравай на стул-стол-кровать, я удалилась в обжитые кусты. Жабка под покровом пыли последовала за мной. Едва мы скрылись, на сцене прояснилось.
Ночь стала днем, пыль рассеялась, послышался звонкий смех и петушиный крик. Интересно, кто за музыкально сопровождение отвечал? Это же прямая пропаганда жестокого обращения с животными. Дети ржут, а петух орет-надрывается! Цензура, ты где? Как могли такое пропустить такое кощунство!
Словно в ответ на мои мысли мелодия сменилась. Теперь кричал петух, орали дети, ругался низкий мужской голос и обещал этого петуха… Нет, тоже нехорошо! И почему за окном дворца, пусть и его хозяйственных построек не может вальс играть? Обязательно крестьянам туда-сюда сновать и работать?! Знаю, что обязательно, что натуральное хозяйство, но у нас же постановка! Эх, дядя Обоснуй, ты не всегда приятен и хорош. Еще бы навозом пахнули для полноты картины…
Я едва успела зажать нос, прежде чем со сцены понесло перегноем. Маг в команде – это сила, хороший маг – зло, но как приятно, что это зло на твоей стороне.
Заскрипели половицы, взметнулась снова пыль, Баба Яга пришла оценивать знаки Жабки. Взглянула на каравайчик мой выстраданный, цокнула языком, сгребла в ручки загребущие, вес прикинула и унесла, чтобы… разобрать на составляющие в своей лаборатории. По официальной версии, конечно. Не поверила, мудрейшая, что хлеб съедобен, вырвала у вестника своего голодного, дождалась, пока уйдет и сама откусила.
Жабка недовольно квакнула, но кто к ней прислушиваться будет. Она-то уже вдоволь пирогов наелась на репетициях, а Вите еще ни одного не досталось! И даже запах ей не мешал: подготовилась кикимора, амулетик простой от вони на шею повесила.
- Вкусно, – с удивление проговорила Бабя Яга, уничижительно взглянула на вестника и усмехнулась. – Но поскольку хлеб случайно пропал, то и доказательств нет. Да и не вериться, что принцессы печь могут. А ради крестьянки… Незачем зря принца тревожить, пусть себе у Брунгильды сидит-пережидает.
С этими словами Вита стремительно удалилась. Еще бы немного и ей в след полетел бы еще один пирог – запасной. Нет, ну не могла сказать, мол, все прекрасно, верю. Сократили бы количество актов – меньше бы позориться пришлось. Так нет – играем по сценарию.
И я полезла на сцену. Выползла и плюхнулась на попу, уставилась в зал и, горько вздохнув, посетовала:
- Ну вот что мне с этими недоверчивыми делать? Доказывать им что-то – себе дороже! Задарма работать? Так не по-болотному – еще и сами придерутся, – размышляла я, почесывая спутанную гриву, и обличительно выпалила, сама поражаясь собственной, в смысле принцессиной, наглости: – Им бы только на бедных Жабках пахать!
Жабка согласно квакнула из кустиков. Да уж, еще чуть-чуть и мы здесь первый болотный гринпис откроем. В юридическом адресе так и укажем «кусты у болота, третьи слева от четвертой кочки». Никто не ошибется! Но нужно было что-то решать, точнее возвращаться к плану. А что у нас по плану было? Рубашки? Нет, это не годиться! Нужно что-то весомей и заметнее. Какой-нибудь акт отмщения, чтобы всем сразу ясно стало – с Жабками не шутят.
Оглядев сцену в поисках ответа, я скосила глаза в сторону Альтара и поклянчила:
- Вот если бы у меня Кирит-трава была! – мечтательно выдала я. И пусть рояль – в сказках можно. Даже положено! Иначе сказка будет на три года больше идти – столько кирит-траве расти нужно, чтобы свойства свои приобрести.