план. Ему стало легче, только когда он представил, как его пальцы сжимают горло Джереми Трента, по капле выдавливая из мерзавца жизнь.
Год назад, уезжая с кладбища, Брейди сказал матери, что ему невыносимо видеть на памятнике Ли фамилию Трента, оскверняющую ее память.
«Если бы я мог, я бы убрал плиту и заменил другой, на которой было бы написано «Ли Чаннинг», и только, — заявил он. — И плевать, что подумает Джереми!» — «Несмотря ни на что, Ли была его женой, сынок, — возразила Лоретта Чаннинг, — и ничего тут не поделаешь. Узы брака священны, их следует уважать».
Мать его не убедила. И в ту пору, и теперь Брейди оставался при своем мнении: брак Ли не заслуживает уважения. Все знали, что молодожены не ладили, и Брейди, возможно, лучше других. Беда в том, что он вовремя не разобрался, с чем ей пришлось столкнуться.
Его до сих пор угнетала мысль, что он мог бы предотвратить смерть сестры, но не сделал этого. Из семьи он был последним, с кем Ли говорила, к кому обратилась за помощью. А он подвел ее, предал. Его неотступно преследовало чувство вины, почти такое же сильное, как и ненависть к Джереми Тренту. Тысячу раз он вспоминал тот последний разговор, силясь понять, что пыталась сказать ему Ли.
Удивительно, насколько они — неродные брат и сестра — были близки. Моложе его на девять лет, Ли была еще совсем девчонкой, когда он уже собирался поступать в колледж. С отчимом у него отношения не сложились. «Арло Чаннинг невзлюбил пасынка с первого дня. Между ними постоянно вспыхивали ссоры. Во время очередной стычки Арло пригрозил, что выгонит его из дома, но не успел: в тот же день Брейди собрал вещи и уехал поступать на геологический факультет.
Привязанность к нему дочери до крайности раздражала Чаннинга. Как и большинство окружающих, он считал Брейди Коулмана живущим в свое удовольствие бунтарем — копия отца! — и записным неудачником. Ничьих авторитетов Брейди не признавал и на всю округу прославился своими дикими выходками.
К тому же он, как и его отец, пользовался большим успехом у женщин. Оба они были высокого роста — более шести футов, — широкоплечие, с волнистыми черными волосами, холодными голубыми глазами и дерзкой улыбкой.
«Неукротимый дух наших ирландских предков выдержал переезд в Техас», — сказал однажды сыну Джейк Коулман, добавив, что жажда жизни у Коулманов в крови и передается из поколения в поколение.
Никто не удивился тому, что Брейди точно так же, как когда-то его отец, бросил колледж перед самым выпуском и занялся нефтяным бизнесом, не имея никакой поддержки. Его ничуть не обескураживал тот факт, что Джейк Коулман всю жизнь гонялся за призрачной мечтой и в конце концов оказался у разбитого корыта. Он так и остался нищим мечтателем и умер от эмфиземы легких в больнице на окраине Хьюстона.
Вернувшись домой после похорон отца, Брейди повел Ли на танцы, заявив, что такова последняя воля покойного. «Лучший способ оплакать мою смерть, — сказал как-то сыну Джейк Коулман, — это хорошенько повеселиться и поплясать до упаду с самой красивой девушкой Техаса». Ли всегда гордилась старшим братом и его восторженным отношением к ней. Однажды она спросила, почему он уделяет ей такое внимание, в то время как добрая половина женщин центрального Техаса отдали бы полжизни, чтобы добиться его любви. «Лучший способ держать хищников на расстоянии, — подмигнул Брейди. — Пока я не собираюсь становиться ничьей добычей...»
Три года спустя Ли вышла замуж за Джереми Трента, лощеного янки, которого Брейди возненавидел с первого взгляда. И не только потому, что тот женился на его сестре. Трент показался ему скользким, как скунс. Он видел его насквозь и бесился оттого, что Ли буквально сходила по нему с ума, подтверждая старую истину: любовь слепа.
Тихие всхлипывания Лоретты перешли в отчаянные рыдания. Брейди обнял мать за плечи и привлек к себе. Его глаза увлажнились, высеченные на мраморе буквы заволокло туманной пеленой. Он закусил губу, чувствуя, что и сам вот-вот не выдержит.
— Будь он проклят, — пробормотал Брейди, — будь он проклят...
— Не надо, милый, — отозвалась Лоретта. — Прошу тебя, сынок.
Брейди прикусил язык. Он весь дрожал от гнева, слезы градом катились по его щекам. Он стер их тыльной стороной ладони — соленые, бессильные слезы, наполнявшие его отвращением к себе. Стоя у могилы сестры, ощущая свою беспомощность, Брейди снова слышал жалобный голос Ли, когда они говорили по телефону в последний раз, слышал так ясно, словно она была сейчас рядом:
«Брейди, я не знаю, что делать. Я дошла до точки. Клянусь, Джереми сведет меня с ума. Ты должен мне помочь».
Конечно, они и раньше говорили о Джереми. Миллион раз. Брейди неизменно повторял одно и то же: этот сукин сын чужой в Техасе, он не имеет права делить с Ли постель. Единственное разумное решение — порвать с ним, добиться развода. К счастью, детей у них не было, так что оформить развод не составило бы труда. И это надо было сделать.
Но Ли не желала его слушать. Она сообщила, что уговаривала мужа пойти с ней к психиатру, однако тот отказался.
«Я все испробовала, — пожаловалась она, — но Джереми не соглашается».
«Да гони ты его в шею, черт тебя побери!»
«Я все еще люблю его, Брейди. Он мне небезразличен. Порой Джереми бывает очень ласков со мной. Просто иногда он...»
«Что — он?..»
Ли тяжело вздохнула.
«Подробности не имеют значения. Джереми нужна профессиональная помощь, а я никак не могу заставить его показаться врачу».
«Ему нужен хороший пинок под зад. Я сам его выставлю, раз ты не решаешься. Хочешь?»
«Конечно, нет. Будь все так просто, я бы его давно выгнала. Да только я подумала... Ну, не мог бы ты как мужчина мужчину убедить его пойти к врачу?..»
«Ли, скажи, что с ним не так? В чем его проблема?»
«Неважно...»
«Важно, если ты ждешь от меня помощи! Скажи, что он делает?»
«Ничего, забудь».
«Он тебя бьет? Если бьет, клянусь, я удушу мерзавца голыми руками!»
Ли расплакалась.
«Черт бы его побрал, — буркнул Брейди. — Не плачь, прошу тебя».
«Извини, что оторвала тебя от дел. Зря я позвонила. Пусть все остается по-прежнему. Наберусь терпения, буду с ним ласкова. Если Джереми меня любит, он пойдет к врачу ради меня».
«Мой совет лучше, сестренка: гони его в шею».
Ли, рыдая, повесила трубку.
В следующий раз Брейди увидел ее в морге. Убита в постели, сказали полицейские, неизвестным преступником. Брейди сообщил им о ее звонке, но стражам порядка не удалось обвинить Джереми в убийстве жены, несмотря на его признание, что он находился в момент убийства в спальне и якобы лежал без сознания, когда злоумышленник, проникший к ним в дом, душил Ли.
Прошел год. За это время было проведено тщательное расследование всех обстоятельств гибели Ли Чаннинг Трент, но многие вопросы так и остались без ответов. Она была мертва, грабитель — тоже, а Джереми — свободен как птица. Никому не удалось доказать его вину, хотя кое-что в показаниях Трента явно не сходилось.
Почему в тот роковой день я не сел в свой пикап и не помчался на поиски Джереми Трента? — в сотый раз спрашивал себя Брейди. Стукни я его пару раз головой об стену, Ли была бы сейчас жива...
Лоретта Чаннинг вытерла глаза.
— Моя дорогая девочка... — вздохнула она и, обойдя могилу, приблизилась к памятнику и дотронулась до холодного камня с такой нежностью, словно гладила шелковистые волосы Ли. Брейди не мог вынести этого зрелища: слезы вновь навернулись ему на глаза.
Постояв немного, мать отошла в сторону.
— Я подожду в машине, сынок, — сказала она. — Если хочешь, поговори с сестрой.
Брейди шагнул было за матерью, но вдруг остановился. Взглянув на цветы, он опустился на колени и глубоко вздохнул. На его душу снизошел покой, словно Ли была рядом, и он понял: нужно кое-что сказать — то, что всегда было у него в сердце, но никогда — на устах.
— Я люблю тебя, Пуговка, — пробормотал он, называя сестру шутливым детским прозвищем, — и не сдамся, не успокоюсь, пока не отправлю твоего убийцу в газовую камеру. Преступление не сойдет ему с рук. — Он вытер глаза и прерывисто вздохнул. — Клянусь тебе! Торжественно клянусь...
Глава первая
Три года спустя.
Джейн Стюарт нервно сплела пальцы. За последние недели она не раз ловила себя на том, что грызет ногти и кусает губы, чего не делала уже много лет, с детства. Совсем на нее не похоже!
Даже прекрасный вид из окон большой гостиной, как она ее называла, не успокаивал Джейн. Она глубоко вздохнула и окинула взглядом буйную зелень поля для гольфа, за которым расстилалась необозримая гладь океана. Однако великолепная панорама не тронула ее.
В прежние времена она приходила домой по вечерам усталая, бросалась на диван и долго смотрела в окно. Иногда выпивала бокал вина, чтобы расслабиться после напряженной работы, но обычно ей хватало общения с природой, действовавшей на нее подобно целебному бальзаму.
После аварии все изменилось. Несмотря на то что она проводила у окна долгие часы, сидя в инвалидном кресле, и наблюдала, как яркие краски дня постепенно смягчаются и перетекают в нежные, пастельные тона, прежнее умиротворение не приходило. Вместо этого она погружалась в тяжелые раздумья... тревожилась о будущем.
Джейн оглядела свое тело. Забавно видеть себя не в привычном спортивном костюме. Экономка Мануэла помогла ей облачиться в белые шелковые брюки и пушистый белый свитер из ангорской шерсти — подарок сестры Маргарет к Рождеству. Мануэла уложила ее белокурые волосы в красивую прическу, вдела в уши прелестные брильянтовые серьги с жемчужинками, доставшиеся Джейн от матери. Массивный золотой браслет дополнял элегантный наряд.
Выйдя из больницы, Джейн поначалу одевалась как раньше, но вскоре поняла, что обычная одежда выглядит нелепо и является насмешкой над ее теперешним состоянием. Мягкие трикотажные комплекты всех цветов радуги, которые она сейчас носила, гораздо удобнее и практичнее. Проснувшись утром, Джейн долго раздумывала, какой выбрать: розовый, сиреневый, или ее настроению больше подойдет бирюзовый или желтый?