— Это в Хантсвилле?
— Нет, здесь недалеко. Это закрытый клуб.
Эви не спросила, как он сумел зарезервировать столик в закрытом заведении. Роберт не кичился богатством и влиянием, но обладал и тем, и другим, судя по качеству одежды и другим вещам, которые он покупал. Любая местная шишка, которая что-то понимает в жизни, с готовностью пришлет Роберту приглашение присоединиться к их клубу.
В Хантсвилле не существовало такого места, куда требовалось долго добираться. Роберт свернул с главного шоссе на частную дорогу, которая вела к реке, и вскоре припарковался на специальной стоянке. Клуб находился в одноэтажном здании из камня и кедра в окружении ухоженного газона. Место располагало к умиротворению. Было еще светло, не позднее половины восьмого, но машин на парковке оказалось более чем достаточно.
Когда Роберт вел Эви к зданию, его твердая и теплая рука лежала на ее обнаженной спине. Их встретил улыбающийся метрдотель и проводил в небольшую кабинку в виде подковы с мягкими кожаными сидениями.
Они выбрали еду, и Роберт заказал шампанское. Эви ничего не понимала в винах, но его выбор зажег искру в глазах официанта.
На собственной свадьбе она в первый и последний раз пробовала шампанское: приятное, недорогое, доступной марки. Светло-золотое вино, которое Роберт разливал в бокалы, не имело ничего общего с той жидкостью. Вкус оказался восхитительным, пузырьки танцевали во рту и, взрываясь, усиливали букет. Эви осторожно растягивала удовольствие, не зная, как на нее подействует напиток.
Как и раньше, ужин получился восхитительным, настолько спокойным, что прошло не менее половины вечера, прежде чем Эви поняла намерения Роберта. Он подводил ее к стремительно приближающемуся финалу, как жеребец, который выбрал кобылу для спаривания: не отходя ни на шаг, блокируя каждую попытку отступления, загоняя в угол. Роберт вел себя неизменно учтиво и мягко, но непреклонно. Она читала это в его светлых глазах, в которых тлело пламя. Сегодня он намеревался ее заполучить.
Это было очевидно по постоянным прикосновениям — почти незаметным, будто случайным, но только будто. Мягкие соблазняющие касания, легкие поглаживания, которые заставляли ее таять, приучали к ощущению мужской руки на теле и в тоже время пробуждали.
Когда они танцевали, кончики его пальцев рисовали линии на ее обнаженной спине, оставляя жаркий след и вызывая ответную дрожь. Тело Роберта двигалось рядом с ее телом в ритме музыки, в ритме ее сердцебиения, пока не почудилось, что музыка течет сквозь нее. Несколько раз Эви стеснительно отодвигалась, но Роберт непреклонно притягивал ее ближе, чтобы она ощущала его тепло, чувствовала слабый пряный аромат его одеколона и мускусный запах кожи. Он то легким касанием ласкал ее руку, то проводил указательным пальцем по щеке, то подушечкой большого пальца очерчивал линию ключицы. Его ноги дотрагивались до ее ног, а одна рука твердо сжимала талию. С каждым движением он заставлял ее все больше ощущать его близость и одновременно показывал всем мужчинам в зале, чтобы они не вздумали приближаться.
Тревога и возбуждение окутали Эви так, что она не могла нормально думать. Внешне она сохраняла невозмутимость, но внутри на нее накатывала паника. Роберт всегда выглядел изысканным, в высшей степени воспитанным человеком, однако с самого начала Эви видела под оболочкой вежливости совсем другие черты — черты стремительного, безжалостного, страстного мужчины. Похоже, она недооценила его изменчивую натуру. Он собирался этой ночью уложить ее в свою постель, и Эви не знала, сможет ли его остановить.
Она даже не знала, хочет ли его останавливать. Может, в этом виновато шампанское, а может, лихорадочное желание, которое он подпитывал не только сегодняшним вечером, но с первого поцелуя. Обычно ясные мысли Эви путались из-за медленно разливающегося жара и потребностей ее собственного тела. Попытка разобраться, почему надо сказать «нет», почему он так опасен для ее спокойствия, не удалась. В памяти постоянно всплывала картинка его губ на ее груди и те ощущения, которые вызывали его ласки.
Физически, о боже… на физическом уровне он разрушил ее многолетнюю сдержанность и мирное одиночество. Ни к одному мужчине после Мэтта — до Роберта — она не испытывала желания. Даже Мэтта она не хотела так сильно. Он умер на пороге возмужания и навсегда останется в ее памяти замечательным веселым юношей. Роберт был мужчиной в самом прямом смысле этого слова. Он знал силу зова плоти. Взяв ее тело, он выкует старинные как мир узы — узы обладания. Умение Роберта далеко превосходит ее опыт, и он захочет всего. Она никогда не сможет скрыться, сохранить неприкосновенным свое «Я». Внутренний голос запричитал от страха, и Эви попыталась взять себя в руки.
Казалось, Роберт почувствовал этот тоненький голосок и легкую панику Эви, когда она осознала, к чему идет дело. Теплым легким касанием своего жесткого тела к ее мягким изгибам он раздувал пламя вожделения, чтобы оно перекрыло слабый голос разума. Слишком Роберт поднаторел в этих играх. Хотя Эви понимала, что ее соблазняют, она ничего не могла поделать. Пришло горькое понимание простой истины: он мог заполучить ее в любое время. Не с ее опытом оказывать сопротивление такому мастеру. Роберт сдерживался по известным ему одному причинам, а теперь решил, что больше не хочет ждать.
Он снова предложил потанцевать, и Эви беспомощно отдалась его рукам. Ее бросало в жар, и кожа стала слишком чувствительной. Ткань платья скользила по ее телу, задевала соски, ласкала живот и бедра. Какого бы места ни касалась его рука, сводило все внутренности. Они двигались в танце по патио, и Роберт тесно прижимал Эви к себе. Его крепкая нога то скользила по ее бедру, то пробиралась между ног, и Эви почувствовала в лоне болезненную пустоту. Далеко над горами небо пронзали золотые и пурпурные сполохи. Угрюмо рокотал гром, влажный воздух застыл в ожидании.
Эви чувствовала слабость, настоящее физическое бессилие. Желание высосало из нее всю энергию. Она таяла рядом с ним, растекалась по его телу и чувствовала себя так, словно держалась на ногах только благодаря его руке вокруг талии.
Твердые губы коснулись чувствительной кожи на виске, теплое дыхание пошевелило волосы и достигло уха:
— Поедем домой?
Внутренний голос в последний раз воскликнул: «Нет», — но запутавшись в чувственной сети, она согласно склонила голову, и крик остался безмолвным. Роберт повел прильнувшую к нему Эви к джипу.
Даже по дороге домой он не ослаблял неустанное давление. Включив зажигание, правой рукой пробрался ей по юбку. Жар мужских пальцев на обнаженном теле едва не заставил Эви громко застонать. Она даже не понимала, куда они едут, пока Роберт не заглушил машину рядом со своим домом.
— Это не мой… — залепетала она.
— Нет, не твой, — спокойно подтвердил он. — Пойдем, Эви.
Она еще могла сказать «нет». Даже сейчас Эви могла отказаться, могла настоять, чтобы он отвез ее домой. Но и в этом случае результат бы не изменился, поменялось бы только место действия.
Роберт решительно протянул руку. За этим жестом стояли запредельное возбуждение и чувственный голод, от которых напряглось его худощавое тело. Дальше дорога вела в постель.
Эви вложила руку в твердую мужскую ладонь.
Роберт не скрывал едва сдерживаемое удовлетворение от ее молчаливой сдачи, но оставался нежным. В противном случае ее здравый смысл мог вернуться. Мужчина оказался достаточно опытным, чтобы не совершить подобную ошибку, и вскоре Эви стояла возле его кровати в спальне, залитой лунным светом. Через французские окна она бросила взгляд на озеро — в черном зеркале отражалась бледная лунная дорожка. Раздался еще один удар грома. Над горами продолжали полыхать ослепительные вспышки, дразня обещанием дождя и, как всегда, обманывая.
Роберт положил руки на талию Эви и развернул к себе. Ее сердце бешено заколотилось о ребра, когда он наклонился и пленил ее рот. Прикосновения были неспешными, долгими и опустошительными. Язык пробрался между податливыми губами, и он впился в нее глубоким поцелуем, в то время как умелые руки медленно скользили по ее спине, расстегивая молнию, освобождая тело от ткани, пока лиф платья не спустился до пояса. На несколько секунд Роберт задержался, лаская гладкий изгиб талии, а потом снял платье и отбросил в сторону.
Она осталась только в трусиках и туфлях на высоких каблуках. Роберт притянул ее ближе и целовал снова и снова, глубоко вонзаясь языком. Тонкие пальцы неустанно кружили по мягким холмикам груди, изучали, ласкали, сдавливали. В попытке успокоить разбушевавшиеся чувства Эви отчаянно вцепилась в его широкие мускулистые плечи. Шелковая сорочка Роберта заскользила по ее набухшим соскам, заставляя всхлипнуть. Он прошептал что-то тихим, успокаивающим голосом, а тем временем расстегнул пуговицы рубашки, вытащил руки из рукавов и бросил к платью на пол. После этого ее груди оказалась прижаты к темным завиткам волос его голой груди. Эви услышала собственный низкий, голодный стон.
— Не спеши, дорогая, — прошептал он.
Роберт быстро избавился от ботинок, расстегнул брюки и позволил им спуститься ниже колен. Напряженная плоть оттопыривала короткие аккуратные боксеры. Эви выгнулась дугой, слепо толкая бедра вперед, поближе к этому твердому вздутию. Роберт со свистом втянул воздух. Его самообладание дало трещину. Он яростно притянул к себе Эви и так стиснул, что она вскрикнула от боли прямо ему в плечо.
Роберт уложил ее на кровать. Прохладные простыни приятно холодили разгоряченное тело. Молниеносным движением он освободился от оставшейся одежды. Глаза Эви заблестели при виде полностью обнаженного, возбужденного, мускулистого тела Роберта, напряженного от желания и попыток удержать себя в руках. Его сухощавость вводила в заблуждение, поскольку он весь состоял из стальных мышц, больше присущих пантере, а не массивному льву. Роберт опустился рядом с Эви, одной рукой погладил ее волосы, а другой — ловко избавил от туфель и трусиков. Полная нагота внезапно смутила Эви, и она попыталась прикрыться движением, которое он остановил, взяв ее за запястья и положив ее руки по бокам от головы. После этого, намеренно не торопясь, Роберт опустился на Эви.