– Не сарказм. Вообще ни разу, – говорит она.
– Давай покажу, что получилось. – Виктор подрывается с места и подсаживается к Верене. Он панибратски приобнимает ее, и она вздрагивает. Берет камеру Виктора себе и сгибается. Она буквально хочет исчезнуть. Раствориться в экране. Да. Мне сейчас очень хочется убить Виктора, хотя я понимаю, что он ничего плохого не хотел. Поднимаюсь и закуриваю сигарету. Первую за день. Знаете, как говорят: счастливые люди не курят. Это правда. Счастье – это абсолютная категория. Пока ты счастлив, тебе не нужно заполнять пустоту внутри себя.
Возле канатоходца я замечаю компанию подростков. Им лет по пятнадцать-шестнадцать. Старшеклассники. Все они над чем-то хохочут. Среди них я замечаю пару. Они незаметно для других держатся за руки. Девушка с гривой огненно-красных волос. На ней ультракороткая юбка, гольфы и тяжелые армейские ботинки. Парень ничем не выделяется. Просто виски выбриты, как у меня. Они очень напоминают нас с Вереной.
– Прямо Сид и Нэнси, – говорит Верена, указывая на ту же парочку.
– Кто это? – спрашиваю я.
– Да ладно! Ты никогда не слышал о Сиде и Нэнси? – чуть ли не орет Виктор. Такое ощущение, что я пнул его любимую собаку или отобрал конфету у ребенка.
– Сто раз слышал эти имена и никогда не понимал, о ком идет речь, – честно признаюсь я.
– Это про Сида Вишеса и Нэнси Спанджен, – поясняет Верена.
– Ага, теперь понятно, – говорю я.
– Это сарказм, – уточняет Виктор.
– Сид Вишес играл в модной в 1970-х группе «Секс Пистолс». У них с Нэнси был роман. Оба были наркоманами. Сид очень любил Нэнси, но в наркотическом бреду убил ее. Когда его привезли в участок, он без конца повторял: «Я убил ее. Я не могу жить без нее. Она просто упала на нож». А потом он и сам с собой покончил.
– Круто. А в чем прикол?
– Они стали символом безумно влюбленных.
– Он под наркотиками ее зарезал, и они стали символом вечной любви? И меня еще называют психопатом?
– Уверена, что все хотят увидеть то, как ты меня убиваешь, – говорит Верена.
– Да это стандартный поворот. Кармен, может, помнишь? – пожимает плечами Виктор. Я не помню никого по имени Кармен, и это буквально выводит из себя. Раздражает, когда не понимаешь кого-то. Бесит просто.
– Парень настолько любил девушку, что решил ее убить, – поясняет Верена. Она завороженно разглядывает подростков.
– И съесть, – говорю я.
– Только не съесть, – тихо говорит Верена.
– Да, в последнее время все повредились на каннибализме, это уже не модно, – кивает Виктор и умолкает на секунду. – У нее сиреневые линзы, – почему-то шепчет он, указывая на девушку из компании.
– И что это значит? – спрашивает Верена.
– Пойдем! – Виктор вскакивает и делает нам жест рукой. Мол, следуйте за мной.
Я протягиваю ей руку. Она смотрит мгновение на ладонь, но потом все-таки опирается на меня. Мы вслед за Виктором переходим через хитросплетение трамвайных путей и оказываемся на другой стороне площади. Теперь мы намного дальше от той компании подростков, но зато имеем возможность разглядеть их лица.
– Никого не напоминают? – почему-то приглушенным голосом спрашивает Виктор.
– Я же сказала, Сида и Нэнси, – говорит Верена.
– Ага. Только у Нэнси рыжие волосы и сиреневые линзы, а у Сида выбриты виски и феникс на руке.
– У меня не феникс…
– Так никого не напоминают? – повторяет вопрос Виктор.
– Черт! – говорит Верена.
– А я о чем говорю, – ухмыляется Виктор.
– Ты уже закончил с материалом для ролика? – спрашивает зачем-то Верена у Виктора.
– Издеваешься? Только начал. И я уже говорил: это не ролик, а полноценный фильм. Первую часть уже выложил. Кстати, нужно посмотреть, сколько там уже просмотров, – говорит Виктор.
Мы снова усаживаемся на бортик. Подростки очень быстро теряют интерес к парню на канате. Кое-кто отходит в сторону, но не эти двое. Они продолжают наблюдать за тем, как парень прыгает на веревке. Девушке с сиреневыми линзами скучно. Ее друг начинает кричать что-то канатоходцу. Тот улыбается и делает свой фирменный прыжок с разворотом на 180 градусов. Подростки его уже видели. Больше не впечатляет. И вот уже жестяная банка летит в парня на веревке. Пара человек, что успели отойти от толпы, тут же спешит назад. Затея кажется им интересной. Они начинают орать и подзадоривать канатоходца. Кто-то кидает в него окурок. Кто-то плюет, и слюна по случайности пролетает в сантиметре от несчастного. Не знаю. Это жестоко, по-моему. Канатоходец в смешной шапке меня тоже раздражал, но не сейчас. В данный момент мне его жаль. Я поднимаюсь с места и уже собираюсь разогнать всю эту гвардию.
– Только попробуй, – предостерегающе говорит мне Виктор. Верена предпочитает исчезнуть в экране. Для нее то, что происходит на экране, реальнее настоящей жизни. В такие моменты она, кажется, перестает существовать.
– Если у нее сиреневые линзы, а у него выбриты виски, как думаешь, они знают, как выглядят настоящие Верена и Микки? – спрашивает Виктор. – Нет, это уже ни в какие ворота… – Вторая фраза относится к тому, что происходит на экране.
– Я говорила, что без кадров ограбления все это никому не будет интересно, – задумчиво произносит Верена.
– Покажи, – прошу я.
Канатоходец спрыгивает с каната и шутливо кланяется. Друзья, стоящие все это время по ту сторону веревки, помогают собирать вещи. Сумку с деньгами парень с веревки предусмотрительно держит в руках.
Когда мы приехали в Амстердам, Верена была за гранью жизни. Как тогда в бункере, она только на пару минут в день приходила в себя, а потом выключалась. Благо в этом городе нет недостатка в обезболивающих средствах. Все эти несколько дней мы с Виктором снимали и монтировали видео. Он все еще хотел выслужиться перед начальством, а мне нужно было как-то занять мысли. То, что здесь легально, мне не подходило. Главный страх моей жизни – превратиться в существо со стеклянными глазами и полуулыбкой на лице. Я хочу прожить эту жизнь, какой бы хреновой она ни была. Мне не нужна анестезия. Мне нужна жизнь.
Короче говоря, у нас довольно много материала и куча свободного времени. В итоге мы смонтировали минут сорок видео. Все начинается с того, как одна из ведущих рассказывает об ограблении банка. Потом вроде как смена плана. Это ведь так называется? Вот мы едем в машине, вот уже заброшенный дом в лесу. Чайки кричат (не знаю, причем здесь чайки, Виктор решил, что они лучше всего будут смотреться). Потом нарезка из того видео про Ифти. Отрывок репортажа, в котором рассказывается о судьбе Ифти. Наш побег. Видео, на котором я рисую феникса на асфальте. Нарезка из видео в Гамельне. Небольшой рассказ про дриминг… И тому подобное. Все это сопровождается закадровым голосом, которым я что-то говорю. А Верена лежит в полуживом состоянии. И вот, наконец, мы на площади. Собираемся записать видео с Вереной, но та отсаживается от меня и говорит, что ни за что не будет сниматься.
– Мне нравится быть в роли зрителя, – говорит она и отсаживается еще дальше.
И вот я говорю всякую чушь про то, как нас выбросило на обочину, а она смотрит на канатоходца.
– Интриги нет, – говорит она, закончив с просмотром ролика. – Если бы это было кино…
– Верена?
– Да?
– Это и есть кино, – говорю я. Она смотрит на меня непонимающим взглядом.
– Черт, ну что за свиньи сидят в Интернете, а? – спрашивает Виктор и показывает на экран телефона.
9669:А где само ограбление-то?
Черная Луна:Микки и Верена – два самых крутых психа в истории, а вы из них каких-то героев дешевой мелодрамы сделали.
Псюх 67:Псих один – Микки. Верена – аутист, как врач говорю.
Черная Луна:Ой, да ладно врать. Врач по видео диагнозы не ставит. Без ограбления все равно смотреть не на что.
9669:А я бы посмотрел про их жизни. Тот журналист снял репортаж про жизни Верены и Микки, типа что было до ограбления. Верена, кстати, та еще… штучка.
Черная Луна:Да ладно? Почему я не видела?
Псюх 67:Треш-ТВ тебе в помощь, смертная.
Черная Луна:Никогда не поверю, что не сохранилось видео с ограблением.
Псюх 67:А если правда не сохранилось?
Черная Луна:Пусть еще что-нибудь ограбят.
9669:Ну, ты смелая, сама бы пошла грабить банки?
Черная Луна:С таким, как Микки? Да легко.
Это лента комментариев к первому ролику Виктора, вернее, первой части «фильма». Всего несколько тысяч просмотров. Учитывая многомиллионную популярность ролика про Ифти, это практически ничто.
– Что за репортаж снял «тот журналист»? – спрашивает Верена и громко вздыхает на середине фразы. Я осторожно касаюсь ее плеча. Она уже очень давно так не говорила. Я даже иногда забываю, что ее нужно защищать. Только ее. Канатоходцам я ничего не должен.
– Сейчас… – Виктор переходит по ссылке, которую порекомендовал кто-то из посмотревших видео. – А, вот оно. Минута, и загрузится, – говорит он.
На экране возникает лицо Джереми Флемми в безупречном костюме.
Добрый день. Меня зовут Джереми Флемми. Я журналист и всю свою жизнь изучаю маньяков и серийных убийц. Да, это разные вещи, но сегодня я хочу поговорить о другом. Верена и Микки. Сегодня эти имена известны подросткам если не всего мира, то, по крайней мере, всей Германии. Герой моего расследования – человек, называющий себя Микки. Его боятся, и им восхищаются. Человек, ограбивший банк, чтобы спасти свою сестру. Достойно восхищения, правда? Вот только никакой сестры не было. Но об этом чуть позже. Сейчас мы в небольшом дворе на задворках Берлина. Здесь прошло детство нашего героя.
На экране появляется парень, с которым мы вместе учились. Он был лидером в классе, дня не проходило, чтобы он не припечатал меня к стене в туалете. Сейчас это взрослый мужчина, но я все равно вижу в нем того двенадцатилетнего ублюдка.