Николас оторвался от бумаг и взглянул на нее поверх очков.
— Да. Причем ему самому захотелось проконсультироваться. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что он…
А что он?.. Рука еще болела, но Аманда сама виновата — не надо было приставать с глупыми разговорами. И потом, его реакция была вполне оправданна: кому понравится, когда ни с того ни с сего тебя хватают за плечо. Это все просто обостренные юношеские эмоции. Она припомнила, как неохотно Эдвин шел на рукопожатие. Может, ему вообще не нравятся прикосновения.
Или только ее прикосновения были ему противны? А может, и вообще любые женские.
Николас с любопытством посмотрел на нее.
— С тобой все в порядке? Ты вся горишь.
— Я бежала по лестнице, — пробормотала она первое, что пришло в голову.
— Не терпелось меня увидеть? — улыбнулся он.
Ощутив его расположение, Аманда улыбнулась в ответ.
— Конечно. — Она подошла ближе к нему и поцеловала его в лоб, опершись на стол. — Скучал по мне?
Он тронул ее за колено.
— Как всегда. — Сняв очки, он протер их краешком пиджака. — Не волнуйся насчет Эдвина, дорогая. Он прошел суровую школу жизни. Скоро парень придет в норму. Я тебе и раньше говорил, что Феннесси — крепкий орешек.
Значит, Николас все заметил. А она считала, что он слеп. Эдвин, как он ее и предупреждал, не спешил входить в контакт. Может, она действительно слишком торопила события, и поэтому их великовозрастный воспитанник расставил барьеры и восстал против нее?
Своими добрыми намерениями она лишь подтвердила старую добрую истину о пути, который известно, куда ведет… На несколько недель Аманда оставила затею поладить с несговорчивым Эдвином и попыталась стереть произошедшее из памяти.
А сейчас этот давний инцидент всплыл в ее памяти со всеми подробностями и мелкими деталями, потому что Феннесси фактически обвинил ее в домогательстве. Наверное, тогда ему именно так все и могло казаться.
Это объясняло, почему юный Эдвин так разозлился. Почему отверг ее непритязательное прикосновение с таким отвращением. И еще то, почему он решил, будто она склоняла Питера Фолли к сексуальным отношениям…
Словно в подтверждение ее мыслей, Эдвин произнес:
— Я отказался, и ты быстро нашла того, кто отказываться не стал и на ком ты смогла основательно… потренироваться в искусстве совращения.
Аманда попыталась произнести слова, преодолевая тугой ком в горле.
— И ты действительно так считаешь? — спросила она в замешательстве.
Даже сейчас, когда, как ей казалось, она в его глазах выступала в более выгодном свете и, несомненно, привлекала сексуально, он все еще считал ее способной на предательство, на то, что она когда-то могла изменить Николасу. Неудивительно, что Эдвин думал о ней Бог весть что и теперь, когда ее муж умер.
— А как еще я мог считать?
— Возможно, что Николас был не такой уж дурак, чтобы жениться на первой шлюхе Англии.
— Николас в женщинах не разбирался.
— Он гораздо лучше тебя разбирался во многом! Если хочешь знать, у него до меня были женщины, но их мой муж не подпускал и близко к колледжу! — По блеску в глазах Эдвина она заметила, что сообщила ему удивительную новость.
— Скажи… Зная, кем, по-твоему, я являюсь, почему ты вдруг поцеловал меня?
— Так… Решил, что ты изменилась. Так же как и я, когда мною занялся Николас. Камни в тебя бросать не собираюсь.
— Ну и на этом спасибо!
— Зачем вспоминать старые грехи…
— Что ты! Тебе же так интересно копаться в чужом белье… Продолжай!
— Ты действительно так считаешь?
— Я думаю, ты с самого начала думал обо мне нелестно, причем совершенно без причины, просто из крайней, болезненной подозрительности.
Эдвин рассмеялся.
— Откуда взялась такая бредовая идея?
— Нетрудно догадаться. Может, ты с виду и был взрослым, когда мы с Николасом поженились, но вот в душе оставался маленьким напуганным ребенком, который боялся остаться отверженным в очередной раз. Поэтому тебе и взбрело в голову пойти к Николасу, вместо того чтобы обсудить со мной то, в чем, как ты считал, меня уличил.
— Я действительно все видел. И, как уже заметил, я долго не собирался сообщать об этом твоему мужу. Мучился этим несколько недель…
— Что ты мог видеть?! — укоризненно произнесла Аманда. — Только меня и напуганного подростка…
— Которому вот-вот должно было исполниться восемнадцать!
— Бедняга был в отчаянии, переживал, что с ним будет, когда придется покинуть колледж. Ты же помнишь, что дела у него шли не очень… Травма руки не позволяла толком освоить ни один музыкальный инструмент. Максфилд понял это слишком поздно, и что ему оставалось делать? Выставить его обратно на улицу? Дома мать-алкоголичка и отец, который не давал денег под предлогом того, что она их все равно пропьет, а у Питера еще были сестра и брат. Парню приходилось разрываться между занятиями и зарабатыванием хоть каких-то грошей для семьи. Он рассказывал все это мне и расчувствовался, и я просто поддержала его.
Это было ошибкой, но было бы жестоко оставить его проблемы без внимания и проигнорировать боль и переживания.
— Когда он перестал плакать и поднял свое лицо, я поцеловала его в щеку.
Эдвин кинул на нее недвусмысленный взгляд.
— А он… истолковал это неверно?
Да. Губы Питера вдруг так нежно прижались к ее губам и были такими горячими и дрожащими, что их соленый от слез вкус привел ее в смешение чувств жалости и растерянности.
— Он просто растерялся. Я оттолкнула его, но не слишком резко. Мне не хотелось совсем сломить несчастного паренька. Но до него дошло, что он поступил некорректно. И Питер извинялся чуть ли не до самого порога дома. Прекратил только, когда мне удалось его убедить, что я не оскорблена, просто это не должно повториться снова. Он несколько дней не решался смотреть мне в глаза.
Аманде было все равно, верил ей Эдвин или нет. Он воспринял ее слова спокойно, никак на них не реагируя.
Она беспомощно опустила руки.
— Это было отнюдь не преступление! И тогда, оказавшись в музыкальной комнате, я действительно хотела подружиться с тобой, просто подружиться! Ты превратно понял меня! Мне и в голову не могло прийти, что у того, что я тогда тебе сказала, может быть какой-то другой смысл.
Его губы напряглись.
— Ты что-то там произносила по поводу того, что Николас, мол, слеп. Если это значило не то, что я подумал, тогда что?
— Я хотела объяснить, что рано или поздно он заметил бы нашу враждебность! И это его могло очень расстроить.
Эдвин даже не старался вникать в смысл произнесенных ею слов, пропуская их мимо ушей. Его взгляд был все еще недоверчивым и абсолютно холодным.
С замиранием сердца она произнесла:
— Ты и об этом рассказал Николасу?
— Нет. — Чувствуя, что не все сказал, он добавил: — Я не смог.
И жук свистит, и бык летает… Аманда беспомощно опустила плечи.
— Ничто из того, что ты обо мне думал, не является правдой. Но твое мнение вряд ли что-то изменит, предполагай, что хочешь.
Она открыла дверь, и он не встал у нее на пути.
Аманде должно было стать лучше после столь откровенной беседы, но облегчения не чувствовалось. Она устремилась к себе в спальню, кулаки ее были сжаты, щеки горели.
Значит, он считал, что она изменилась?! И любовь благородного человека сделала из лягушки принцессу. После долгих лет отторжения Эдвин пришел к заключению, что теперь она стала достойна его постели!
Да скорее ад замерзнет, чем она там окажется!
Ее собственная кровать еще никогда не казалась такой одинокой. Уже в сотый раз Аманда перевернулась и приняла привычную позу. Где-то в ночи верещала ночная птица.
В голове звучал голос Эдвина: «Ты придешь ко мне?» Ее тело дрожало при воспоминании о его прикосновении к ее груди, о его напряженных мускулах…
Нельзя думать об этом!
Руки сдавили подушку, она сжала веки, но никак не могла избавиться от образа Эдвина, возникавшего у нее перед глазами. Вот он разглядывает ее, стоя невероятно близко. Его длинные пушистые ресницы опускаются ниже и ниже, губы тянутся…
Измученная, она перевернулась на спину. Вдруг на лестнице послышался какой-то звук. Аманда замерла и прислушалась, ожидая, что будет дальше.
Ее сердце быстро забилось. Неужели Эдвин настолько отчаянный, что посмеет прийти к ней и заняться любовью?
А если б он все же явился, сумела бы она отказать? Хотела ли она ему отказать?
Звук повторился, но на этот раз менее четко. Старые деревянные полы иногда скрипели сами по себе — просто рассыхались. Конечно, никто не поднимался по ступеням.
Она подождала еще несколько минут. Тишина. Но сон покинул ее. Окно было распахнуто настежь, но в комнате все равно стояла духота. Аманде никак не удавалось заснуть.
Вздохнув, она поднялась, набросила на себя халат и сунула ноги в шлепанцы.
Ступени скрипели, когда она спускалась по ним в темноте. Только лунный свет струился через окна. Она добралась до входной двери и вышла наружу.
Аманда решила пройтись вдоль дороги. Но женщина в ночной рубашке и халате, в столь поздний час идущая по дороге, могла нарваться на неприятности. Поэтому она тут же отказалась от сомнительного желания и предпочла отправиться по каменной дорожке к любимой беседке.
Она уже почти дошла, когда заметила в летней постройке какое-то мелькание. Испугавшись, Аманда стала внимательно вглядываться в темноту. Но все было спокойно, и она решила, что ей почудилось.
Может, это опоссумы тревожили ночной покой деревьев. Лучше их не беспокоить, потому что, хоть они пушистые и симпатичные, у них сильные когти и острые зубы, которые зверьки могут применить, если почуют, что к ним явился незваный гость.
Продолжая путь, Аманда поглядывала на дорожку перед собой. Задвигались тени, и в проеме беседки внезапно появилась фигура.
— Смотрите, кто пришел! — произнес Эдвин. — Соскучилась?
Аманду чуть удар не хватил.
— Еще чего!