— Я уезжаю, Валя. На целых два года. А может, и на всю жизнь. Камчатка — не близкий свет. Поэтому… хотелось попрощаться с вами. Ведь когда вернусь, я уже не увижу вас такой. А хотелось запомнить вас именно такой.
— Я никогда не могла и подумать, что вы…
— За это время вы замуж выйдете, смените фамилию. Кстати, на вашем месте я ни за что не менял бы! Белобереза — чудесно! Бе-ло-бе-ре-за… А то какая-то… Жученко. Валя, прошу вас — не меняйте фамилию.
— Как-то странно вы говорите… Нет-нет, не нужно целовать мне руки — я чувствую себя тогда… слишком женщиной. Все это так неожиданно. И потом… какое это имеет значение, Сергей Павлович! Вам не нравится фамилия Жученко! А может, мне нравится? Может, я так хочу?
— Валя, у вас почему-то дрожат руки. Это оттого, что вы обманываете себя. Я вижу… чувствую… Вот он где у меня — ваш дорогой Жученко!
— Чем же досадил вам этот скромный труженик — вам, директору завода? И почему вы так кричите?
— Извините… Я буду говорить тихо. Жученко в самом деле славный парень. Умеет работать. Едешь утром на работу — он уже в своем конструкторском бюро. И зарплата у него всегда кругленькая… На машину собирает.
— Вы говорите таким тоном, словно в этом есть что-то плохое.
— Наоборот. Ваш Жученко — прекрасный выбор. Это будет вполне пристойный, вполне добропорядочный супруг. Он будет возить вас на «Жигулях» или на «Волге», покупать вам золотые колечки. Подарит вам ребенка, а может, и больше…
— Ну и что ж? Я люблю детей. Пусть будут дети.
— Дети будут. А любви не будет!
— Сергей Павлович!
— Не кричите, Валентина Игнатьевна. Ведь я уезжаю. На меня нельзя так…
— Простите… Но… вы слышите? Гости вас разыскивают. Ступайте же. Тоже мне хозяин. Назвал к себе гостей, поставил угощение, а сам пропал.
— А отчего вы смеетесь? Я, может, не для них эту вечеринку придумал. Скажите, зашли бы вы ко мне, если бы не эти проводы?
— Не знаю… пожалуй, нет. Но… вы слышите! На весь дом кричат. Зовут. Идите же!
— Выгоняете? А они мне не нужны. Впрочем, я пойду. Вы ждете… его? Этого… Вы в самом деле его любите? Не молчите же… Скажите хоть что-нибудь.
— Теперь это не имеет никакого смысла, Сергей Павлович.
— А когда имело?
— Когда-то… Если уж вы так допытываетесь. Но вы всегда держались со всеми одинаково. И меня тоже не замечали. Ну, кто я вам? Рядовой инженер, дизайнер. Импортное модное слово. Попробуй, бывало, выбить у вас хоть какие-нибудь фонды на эстетику цехов.
— А что ж, пробовали. Не боялись.
— Да ничего из этого не выходило. Мол, конец полугодия, денег нет, товарищи дизайнеры, изыскивайте внутренние резервы.
— И нашли, Валя. Молодцы. Спасибо!
— А почему вы это «спасибо» раньше не сказали, тогда? Знаете, иногда оно просто необходимо — простое человеческое «спасибо». Больше всяких денежных премий!
— Я и хотел это сделать, Валя. Вы тогда шли куда-то. Было воскресенье. Я ехал на своей машине за вами. Очень медленно ехал. И окликнул вас, поздоровался. Помните?..
— Я и ответила. Это было у самого парка.
— И тут к вам подошла какая-то пожилая женщина. Вы кинулись к ней и так обрадовались, что забыли про меня…
— Я была уверена, что вы подождете.
— Я хотел поблагодарить вас тогда. И так долго ждал, что, знаете, разволновался до предела.
— Вы, я видела, взяли тряпку и начали протирать стекло.
— Чтобы лучше видеть вас в зеркальце. А вы… И откуда оно взялось, это такси? Вы так стремительно кинулись к нему. Это было совсем неожиданно. Можно закурить?.. Спасибо. Ну, не смейтесь так… Это у меня руки дрожат от тогдашнего волнения. Я совсем растерялся.
— И я тогда тоже растерялась. Я встретила Екатерину Ивановну… Между прочим, это моя старая учительница немецкого языка. Она очень меня любила и все жалела, что я не пошла на германскую филологию. Разговариваю с ней — и все невпопад. Ну просто не знаю, куда деться. И вдруг — такси. Это было как молния. Это было спасение… Ой, зачем вы снимаете мой парик?
— Вы мне не нравитесь в этих мертвых локонах.
— Вас опять… зовут. Идите.
— Не пойду. Ну вот, это настоящие женские волосы…
— Вам надо идти. Ведь завтра ехать.
— А что будет, если я вдруг возьму и не поеду. Ну, заболел. А?
— Да кто же вам поверит? Такой здоровенный мужчина, с такими крутыми плечищами, с таким цветом лица, а руки…
— Что — руки?
— Должно быть, железные. Вон какие ладони. Как лопаты.
— И верно — от лопаты. С самого детства не расставался с лопатой. Нас у мамы было трое. Старшие в ремесленном учились, а я — все возле нее. На хозяйстве. Отец с войны не вернулся. Чуть только весна — на огороде копайся, а осенью — картошка… Тяжелая это работа — не детская.
— Я никогда не думала, что у вас было такое детство.
— Это потому, что вы родились в городе и на десять лет позже меня.
— Откуда вы это знаете?
— У нас отдел кадров работает исправно.
— Ой, стучат. Это вас ищут.
— Скажите, что меня нет.
— Я этого не скажу. Просто не открою.
— Но они знают, что я пошел за вами.
— Вы сказали?.. Зачем?
— Все равно теперь — ведь я уезжаю.
— А я?.. Я-то остаюсь! Пойдут разговоры… Зачем вы это сделали?
— Жученка боитесь?
— А хотя бы и так! Вам-то что до того? И вообще — не ваше это дело!..
— Я так и знал. Вы его не любите, только боитесь. Но ведь это эмоционально недоразвитый тип. А вы такая чуткая, такая утонченная…
— Немедленно уйдите отсюда! Прошу вас!
— Не уйду, я еще не все выяснил. А гости — слышите? — пошли искать меня по другим квартирам. Ведь это же заводской дом. Я мог зайти к кому угодно. У меня такое право. Я директор завода, еду создавать новое предприятие строительных материалов на Камчатке и хочу попрощаться со своими коллегами.
— Со мной вы уже попрощались. И потом — я жду гостей. Мне сейчас будут звонить.
— Прекрасно, я за вас отвечу, если хотите. Скажу, что вас нет. И не будет. И чтобы вообще не беспокоили. Дизайнеры сейчас в моде — без них и на Камчатке не обойтись.
— Да вы что, Сергей Павлович! Ну, едете — и поезжайте себе на здоровье. Удачи вам на других меридианах. Там интересная работа, интересные люди… Я очень прошу — уходите… Я жду…
— Жученка? Да это вы сейчас придумали. Уже поздно. Ночь. Никто не придет. А ваш Жученко не таковский, чтобы жертвовать своим сном…
— Вон! Ненавижу вас! Вон из моей квартиры! Я вас… у-дарю… Не трогайте меня! Отпустите руки… Я устала… Идите…
— Отчего вы плачете? Слезы портят лицо и косметику…
— Уже не плачу. Только — уйдите!
— Что ж… Если так, я уйду. А мне казалось… Я был уверен, что… Впрочем, может, это и к лучшему. Тогда — простите, Валя. Я понял. Спасибо за откровенность. Лучше, знаете, вот так, сразу, покончить с иллюзиями, чем после всю жизнь казниться. Только вы не думайте, Валентина Игнатьевна, будто я хотел вас обидеть. Я просто верил в чудо. Я ждал, что… А теперь все в прошлом. Только вот еще неприятность: в своем донкихотстве я включил вашу фамилию в список тех специалистов, которые мне будут нужны на новом предприятии. Простите за такую самоуверенность. Но мне сейчас страшно тоскливо. Наверно, оттого, что мне завтра сорок пять. Почти полстолетия! Всю жизнь вроде бы что-то делал, куда-то мчался, а ничего не догнал…
— Сергей Павлович, почему вы бросили жену?
— Она сама ушла. У нее было все — квартира, хорошая библиотека, машина, мебель, посуда. И ушла. Хотела работать. А что с той работы? Один беспорядок в доме. Как уйдет с восьми утра, так вечером уже не хочется ни в театр, ни в кино. Должно быть, я не понимаю женщин. А вы можете объяснить?
— Зато она чувствовала себя независимой.
— Да у нее было больше свободы, чем у меня! Читай, ходи по магазинам, ателье…
— Ну, это еще не свобода. Она хотела быть независимой от тех условий, какие вы ей навязали. От вашей милости.
— Значит, ваш Жученко, который обеспечит вас всеми земными благами, все же будет преспокойно наблюдать, как вы крутитесь с детьми, кормите, моете их, тащите в садик, бежите на работу, мечетесь по магазинам за продуктами. А он разляжется на диване и будет наслаждаться чтением газет и высшими благами женского равноправия. Свобода!
— Ну и что с того? Это тяжело. Неимоверно тяжело. Но гордая женщина не примет милости даже от собственного мужа. Вот как!
— Выходит, виноват я.
— Вы не поняли друг друга.
— Спасибо, что просветили.
— Что ж, пожалуйста. Телефон! Я сама возьму трубку, не трогайте… Алло, я слушаю. Ничего не слышно. Нажмите кнопку… Алло!
— До свидания, Валентина Игнатьевна. Уже за полночь. Я ухожу. Пожелайте мне чего-нибудь хорошего на прощанье. Может, и не увидимся никогда.
— Счастья вам во всем.
— Спасибо, Валя. У вас холодная рука… А все-таки я не ошибся в вас.
— А я — ошиблась.
— В чем, Валя?
— Вы так поступили со своей женой.
— Да что вы!.. Простите меня. Я все это выдумал. Вот тут, сейчас. Не было у меня никогда жены. Я все наврал. Хотел узнать ваш взгляд на семейную жизнь. Простите…
— Вы не были женаты?
— Нет. Отчего вы смеетесь?
— Сама не знаю отчего. Просто настроение стало лучше… Можно вас спросить?.. Что было бы, если б я не сбежала тогда на такси?
— Не знаю. Да и зачем вам теперь это знать? Я уезжаю. Завтра… Вы выходите замуж за своего Жученка. Что ж, славный парень. Будьте счастливы!
— Ой, опять телефон… Алло! Алло!.. Нет, не слышно. Ничего не слышно. Что это с телефоном?
— Дайте мне трубку. Алло! Да, квартира Белоберезы. Точно, Валентины Игнатьевны. А это кто? А-а, Жученко. Передаю трубку. Валя, возьмите.
— Что же сказать? Уже так поздно… И вы тут… боже мой! Я не знаю, как все это объяснить…
— Давайте скажу я… Алло! Она не может говорить, Игорь. Но она хотела бы сказать вам… Валя, подождите, что вы хотели ему сказать?
— Я… Ничего не хочу…
— Алло! Она говорит, что ничего не хочет сказать. Потому что ей некогда. Завтра она уезжает на Камчатку… Там очень нужны дизайнеры. Ну конечно, на новом комбинате… А еще ничего не уложено… Как что укладывать? Ясное дело, чемоданы. Сами знаете — женщины этому вопросу придают большое значение. Какому вопросу? Ну, чемоданы уло