С мамой так не получится.
…В доме у мамы как всегда было шумно и царил жуткий беспорядок. Дети раскидали все, что было возможно. Прямо возле входа рассыпаны кубики, на коврике в прихожей растерта зеленая желейного вида субстанция, которая у моего младшего братишки Димки называлась "лизун". Наступила на кусок незамеченного вовремя "лизуна" белым носочком и почему-то именно в этот момент заплакала. Не знаю, как она услышала, но мама тут же появилась в дверном проеме. Бросилась ко мне, обняла, стала гладить по голове.
— Лиза, милая моя, что случилось? С Матвеем? Или в больнице?
Я рыдала в голос. Даже сказать ничего не могла. Хорошо хоть мальчишек нигде видно не было.
— Мама… мама меня в онкоцентр посылаю-ют…
— Что? Тебе сказали-то что?
— Я ничего не поняла-а. Врач что-то говорила. Дала бумажку. Я сама не смогла поехать — страшно стало. Что мне теперь делать? Я умру?
— Дурочка моя, не умрешь. Все будет хорошо. Завтра поедем вместе. Все узнаем. Может, все не так уж и страшно.
— Мама… — в голову пришла еще одна жуткая мысль. — Матвей теперь меня бросит! Зачем ему такая… больная? И как мне теперь…
Я все еще ревела в маминых объятиях, когда буквально за ее плечом вдруг вырос Сергей.
— Лиза! Марина! Что этот придурок еще натворил? Обидел ее, да? Я эту сволочь…
Мне стало жалко Матвея — он не заслужил совершенно, чтобы так… Но мама опередила:
— Сергей! Прекрати! Матвей тут не при чем! Наоборот. Он Лизу замуж зовет.
— Не понял… Так чего тогда ревете?
— Лиза приболела… Сереж, иди присмотри за детьми — они в детской одни уже давно.
Хотела остаться у мамы. Не знала, как Матвею рассказать. Досиделась у Пылёвых до вечера — мама поила чаем, успокаивала, Сергей рассказывал смешные истории, как всегда. Но Матвей, видимо, вернувшись домой и не обнаружив нас там, начал звонить.
— Алло.
— Лиза, где вы есть?
— Мы у Пылёвых.
— Что с твоим голосом? Я сейчас приеду за вами.
— Э-э, Матвей, может быть мы с Даней здесь сегодня переночуем?
— Да что такое? Я тебя обидел чем-то? Это из-за Дани, потому что я вчера его испугал?
— Нет, не в Дане дело… — я поняла, что обижаю его, и мне самой ужасно хотелось… домой.
— Никуда не уходи. Сиди там. Я скоро.
Он бросил трубку. Я ждала его, уставившись в экран телевизора. Ничего не видела там, ничего не понимала. Думала только об одном, почему это происходит именно со мной? Что плохого я сделала в жизни? И почему это случилось именно сейчас, когда я так счастлива?
Когда приехал Матвей, я была почти спокойна и готова ехать домой. Даже улыбалась ему. Он с явным облегчением и нескрываемой радостью обнял меня, не стесняясь ни мамы, ни Сергея.
А может, вопреки моим дурным предчувствиям, все будет хорошо? Ну, мало ли… врачи тоже ошибаются… вдруг случится чудо?
36
Но чуда не произошло…
Современное здание. Хороший ремонт внутри. Четко отрегулированные специальными талонами очереди… И при этом запах страха! Да, это возможно! Там не просто пахло страхом — липким, мерзким — там, кажется, даже мягкие креслица в коридоре его источали.
И люди… Не хочу видеть, не могу…
Матвей поехал со мной. Я отговаривала его. Но он все равно поехал. Сидя у кабинета, я старалась сосредоточиться на воспоминаниях о вчерашнем вечере. По дороге домой я рассказала Матвею — не могла смолчать или обмануть. Он выслушал и спросил, поставили ли мне диагноз. Я ответила, что пока нет. И тогда он улыбнулся и сказал: "Милая моя, жизнь продолжается! Все будет хорошо!"
А потом он заставил меня выбирать фасон свадебного платья! И я выбирала! И почти не думала, ну, если только перед сном.
… - Может быть я лягу с Даней? — я не могла поднять на него глаз. Почему, ну почему, я чувствую себя какой-то ущербной, не такой, как нужно, недостойной?
— Та-а-ак, — протянул Матвей, складывая игрушки в большой пластмассовый ящик. — Не понимаю. Это еще почему?
— Ну, нам же все равно нельзя…
— И? Ты считаешь, что я сплю с тобой только из-за секса? — он даже кубик выронил — так резко распрямился и повернулся ко мне.
Вот сейчас я не понимала. А что, не поэтому? Мужчинам разве нужно что-то другое?
— Да.
— Хм, ну-у я даже не знаю! Чем я заслужил такое мнение о себе? Вот смотри. Я боюсь темноты, это — раз! Я мёрзну, если сбрасываю одеяло, это — два! Ну, и я сбрасываю одеяло во сне, это — три! Ах, да, ещё я, как и мой сын, люблю спать с мягкими игрушками. Но для взрослых мальчиков как-то не принято обнимать по ночам плюшевого мишку. Поэтому ты и будешь играть эту достойную роль! А еще — греть, успокаивать и поправлять одеяло! Вопросы есть?
Какие уж тут вопросы? Нет, конечно!
… Ненавистное гинекологическое кресло, мазки, осмотры, биопсия, так как был подходящий день цикла. Десять дней ожидания (жила я в эти дни или нет?)… Врач позвонил сам. Не знаю, делается так со всеми или это случилось из-за того, что после моего выхода из кабинета, туда зашел Матвей и о чем-то целых двадцать минут говорил с доктором. Очередь из нескольких разновозрастных женщин шумела и смотрела на меня с нескрываемым недовольством, но смелости открыть дверь в кабинет и позвать Матвея у меня не хватило.
После звонка он снова поехал со мной вместе. И даже зашел в кабинет. Я была уверена, что сейчас услышу страшный для себя приговор. Иначе, зачем бы доктор стала звонить? Но услышала вдруг:
— Все не так уж плохо. Да, у вас обнаружена миома, но это доброкачественная опухоль. Хотя изначально ваш гинеколог и предположил онкологию. Если есть сомнения, предлагаю сдать анализы на ВПЧ еще и в какой-нибудь другой, в платной клинике, ну можно еще и биопсию. Матвей спросил, где лучше. Врач давала номер телефона, объясняла, какое предполагается лечение, а я сидела в каком-то одурамненном состоянии. Я слышала ее и не слышала. Понимала и не понимала. Я буду жить? Я буду жить! Но потом вдруг из разговора мной был вычленен кусочек: — Консервативное лечение заключается в назначении гормональных препаратов. Целью такой терапии является отсрочить хирургическое вмешательство до периода менопаузы, когда миома регрессирует. Я написала назначение, это препарат гормональный. Будем смотреть в процессе лечения, как поведет себя опухоль. Если кровотечения будут повторяться, опухоль будет расти, придется провести гистерэктомию — полное удаление матки. Но если она останется такой, как на данный момент есть, вполне возможно, что получится сохранить репродуктивную функцию и провести консервативную миоэктомию. Правда, в последнем случае придется наблюдаться пожизненно. Ну, и, конечно, возможны осложнения, в том числе бесплодие…
Словно под гипнозом я вышла из здания больницы, села в машину. Я думала с ужасом, что столько лет ожидания, столько долгих лет, когда я день за днем преследовала его и заставляла обратить внимание на себя, привели к тому, что теперь он со мной и у него может больше не быть детей. У нас с ним может не быть ребенка… Я обманула его? Ну, если не его самого, то его ожидания точно!
Матвей завел машину, включил печку и с улыбкой повернулся ко мне:
— Так, только давай не будем говорить о том, что ты — ущербная, что мне такая не нужна.
— Почему ты решил, что я хочу говорить об этом?
— Потому что сам я испытываю чувство бешеной радости из-за того, что у тебя вполне себе не опасный для жизни диагноз. Что тебя вылечат и все будет замечательно. Но на твоем лице что-то радости не заметно. Значит, занялась самокопанием и думаешь: "Я не смогу родить десяток карапузов! Он меня бросит!"
37
— Не бросишь, значит?
— Я слишком стар для этих игр: такая-не такая, люблю-не люблю! Я тебя замуж звал? Звал! В любви признавался? Признавался! Так что тебе еще нужно? Хочешь на крови поклянусь? Хочешь на Конституции Российской Федерации, как президент?
Ну вот, улыбается! Гроза, кажется, миновала… Когда я уже решил, что пора ехать и положил руку на рычаг переключения скоростей, она вдруг опустила свою ладошку сверху.
— Матвей, ты самый-самый лучший мужчина в мире!
— Вот тут ты абсолютно права! Видишь, какой тебе достался уникальный экземпляр?
— Не достался, а я сама тебя выбрала. И очень сильно потрудилась, чтобы заполучить!
— Вот и береги теперь!
… Матвей: "Два месяца. Два до-олгих-долгих месяца мы жили бок о бок, как брат и сестра, как восмидесятипятилетние старичок со старушкой. Те самые, которые ещё теоретически помнят, как у них все происходило в постели, но на практике уже давно не использовали свои покрытые мхом инструменты для секса"
Лиза: "Я прошу тебя. Нет, я просто требую. Сегодня. Соскобли мох и подготовь инструмент. Есть другие способы его применения, необязательно в классическом варианте".
Матвей: "Я не хочу играть в одни ворота. Другие способы, конечно, эффективны и, что уж врать, очень заманчивы, но ты знаешь, если мужчина принял решение, значит, так и будет. Вот выйдешь замуж и будешь делать все, что захочешь… с моим инструментом!"
Лиза: "Но ведь осталась-то всего неделя. И я соскучилась. Я безумно соскучилась! Забери меня! Сегодня. Что хочешь сделаю, только забери!"
Матвей: "Напиши мне! О чем ты думаешь? Чего хочешь ТЫ?".
Лиза: "Трогать тебя. Целовать. Раздеть тебя догола. Запретить двигаться. Ласкать тебя. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Я с ума схожу без тебя! Забери, будь человеком! Иначе, я сама приеду!"
Сумасшедшая! Моя. Любимая. Желанная. Ненормальная!
Ругал мысленно, на чем свет стоит, и все равно ехал поздно вечером в соседний город, за пятьдесят километров от дома. За ней. Что я там говорил о мужских решениях? Не мог устоять. Не мог отказать ей. И оправдание придумал: ведь, действительно, рванет на такси. Мало ли кто попадается в пути? Вдруг маньяк какой-нибудь! Я не могу рисковать своей девочкой. Своим счастьем.
Я не видел ее целых семь бесконечно долгих дней! Я так привык к ней, так полюбил наши общие, практически семейные вечера, что вдвоем с Данькой, без Лизы, ощущал себя так, будто мне все время чего-то не хватает. И тосковал, так же, как и сын, который каждый вечер заставлял меня звонить Лизе, ставил телефон на громкую связь и играл под ее песенки. И я, как дурак, сидел поблизости и слушал, слушал, слушал родной голос.