– Берегите себя и можете на меня расчитывать, когда понадобится микрофон, если мне его еще когда-нибудь вернут…
– Как тебе мой друг? – спрашивает Пабло, оставшись со мной наедине.
Говорю, что Иван Марино показался мне храбрым, смелым и убежденным в своем деле человеком. Он действительно ничего не боится.
– Но у тех, кто не боится абсолютно ничего, типаж самоубийцы… Думаю, ему не хватает влияния, Пабло. Не могу представить, если б Ленин просил у Арманда Хаммера[203] перед журналисткой двух проституток. Или чтобы Мао Цзэдун, Фидель Кастро или Хо Ши Мин, который говорил на десятке языков, был под наркотой. Кстати, зачем ему миллион?
– Чтобы избавиться от моих судебных дел и задать всем жару. Если они исчезнут, меня не смогут экстрадировать, – признается Эскобар, победоносно улыбаясь.
– Но, Пабло, ты так не восстановишь свое доброе имя и не докажешь невиновность! Судьи и гринго накопают что-то новое! Иван Марино навел тебя на подобные мысли?
– Знаешь, мне невозможно что-то навязать. Это единственный способ – другого нет. Пройдут годы, пока они что-то нароют… Думаешь, кто-то добровольно вызовется свидетельствовать против нас? Где они такого возьмут, из клуба анонимных самоубийц?
Пабло объясняет: их с партнерами судебные дела уже во Дворце правосудия. Апелляции, дошедшие до Верховного суда, были бессмысленны. Конституционный суд начнет следствие по удовлетворению требований североамериканского суда по их экстрадиции, это всего лишь вопрос недель.
– Значит, чтобы достать откуда-то пачку бумаг, ты согласен заплатить миллион долларов?
– Это никакая не пачка, любимая, это – 6000 исков. Скажем, это… – несколько ящиков.
– Думала, твое прошлое умещалось в несколько телефонных справочников, но не горы таких справочников, ради бога, Пабло!
– Ты меня недооцениваешь, любовь моя… Ты в руках самого крупного преступника в мире. У меня есть новость: через пару месяцев я стану обычным человеком без судебного прошлого, как и ты…
Смеясь, он целует меня, прежде чем я успеваю ответить.
Эскобар надевает кеды и говорит, что ему нужно оказать услугу своему другу, пока тот не свел его с ума.
– Пабло, «M-19» на самом деле обычно действует очень мощно, но это Дворец правосудия, а не доминиканское посольство…[204] Тогда все получилось, потому что посольство находится на спокойной улице, где много путей входа и выхода, но Дворец правосудия выходит на площадь Боливара, огромную и открытую. Два единственных прохода узкие, а на обратном пути – казармы батальона Президентского полка. Что, если партизаны случайно выстрелят, убив какую-нибудь несчастную секретаршу, мать троих детей, или одного из полицейских на входе? Это здание ко всему готово, любимый. Войти во дворец, должно быть, очень легко, выкрасть бумаги – слегка посложнее, но выйти оттуда – невозможно! Не знаю, как они собираются это сделать. И на самом деле – даже не хочу знать…
Эскобар садится на край кровати и берет мое лицо в свои руки. За мгновение, кажущееся вечностью, он пробегает пальцами, как будто стараясь запомнить его, пристально смотрит на меня, словно роясь в моих глазах, проверяя, что за очевидным неодобрением захвата дворца не скрывается опасность возможной огласки, и предупреждает:
– Ты никогда и ни с кем не должна говорить о произошедшем здесь этой ночью, ясно? Ты не знакомилась с Оспиной, не видела, как уезжает Фаяд. Если тебя спросят обо мне, мы тоже не встречались. Не забывай ни на секунду, что они запытывают людей на допросах до смерти, чтобы получить информацию о местонахождении таких типов, как мы… Тот, кто ничего не знает, заканчивает хуже всех, а тот, кто знает, «запоет» в первые десять минут! Мой друг – умелый стратег, и его доблесть в бою известна всем. Больше не беспокойся, это будет моментальный и чистый удар, они профессионалы и до настоящего времени никогда не промахивались. Я умею выбирать людей в своем окружении и поэтому выбрал тебя… где-то из десяти миллионов женщин! – говорит он, целуя меня в лоб.
– Какая толпа претенденток… И зачем ты хотел познакомить меня с Иваном Марино, Пабло? – интересуюсь я.
– Потому что только такой влиятельный лидер, как он, может оказать мне подобную услугу. А ты должна по-другому взглянуть на реальность, не оценивая ее как твое окружение, поверхностная и фальшивая верхушка общества… Есть еще много причин, о которых мне нельзя рассказывать, – могу только ответить, почему я так редко звоню и не вижусь с тобой, как бы того хотел, но раскрывать секреты своих союзников я не вправе. А теперь постарайся отдохнуть, через несколько часов за тобой приедут и отвезут в отель, перед тем как рассветет. Вот увидишь, через пару недель мы уже будем праздновать успех операции, откупорив бутылку твоего любимого шампанского «Rosé».
Я погружаюсь в его спасительные объятия, Пабло целует мои волосы. Так ведут себя мужчины с той, которую боятся потерять, зная, что ей грустно. Он гладит меня по щеке и молча встает.
– Я позвоню тебе через несколько дней. И, ради бога, держи «беретту» в кармане, а не в сейфе. У меня много врагов, любимая.
Мы никогда не знаем, увидимся ли снова, но я всегда предусмотрительно не упоминаю об этом. Это как поставить под сомнение его абсолютную уверенность в том, что смерть, очевидно, обходит его стороной, в отличие от остальных. Открыв дверь, Пабло на мгновение оборачивается, чтобы послать мне последний поцелуй, а мне лишь удается произнести:
– Пабло, «M-19» приносит нам одни несчастья. Думаю, вы совершаете безбашенный поступок…
И снова я вижу, как он уезжает, тихо унося в темноту свой крест, о котором известно только мне. Слышится его свист. Пару минут спустя я наблюдаю из окна, как он отдаляется в сопровождении группы людей. Мне интересно: у кого-нибудь еще, кроме этого богатого и влиятельного, но такого беспомощного перед законной властью человека, таится в душе ужасный страх перед экстрадицией? Знаю: никто больше ему не посочувствует, а я никому не смогу признаться в накатывающем на меня беспокойстве. Я осталась одна, размышляя о деле всей жизни двух друзей, один из которых борется за права бедняков, а другой – за права богачей; о боли и ужасах, которые эти храбрые мужчины спрятали глубоко в сердце из плоти, свинца, камня и золота. Мне грустно и тревожно, я все думаю: действительно ли Пабло контролирует Ивана Марино, спонсируя его, или партизанский командир манипулирует мультимиллионером, прибегая к уникальной способности оказывать услуги, от которых, возможно, будет зависеть вся оставшаяся жизнь Пабло и моя заодно…
C последней ночи в асьенде «Наполес» прошло уже десять дней. Сейчас 29 августа 1985 года. Открыв газету, я обнаружила, что Иван Марино Оспина убит в Кали во время столкновения с армией. С одной стороны, я искренне сочувствую потере грандиозного воина, а с другой – ощущаю сильное облегчение, потому что знаю: без его отваги и сильного духа абсурдный план отменили или, по крайней мере, отложили.
Я, как и Пабло, обожаю Симона Боливара, умершего в Колумбии с сердцем, разбитым неблагодарностью освобожденных им народов, и молюсь «Освободителю» за душу партизанского командира, жизнь которого пересеклась с моей на несколько коротких часов. Я задумалась: как долго армия преследовала Ивана Марино? Меня пробирает озноб при мысли, что убить могли Пабло. Я думаю о том, что он должен чувствовать, потеряв своего друга, зная: с этого момента меры безопасности усилятся до предела, мы наверняка не будем видеться неделями.
В середине сентября Эскобар преподносит сюрприз – мои любимые танго: «Ни одна» («Ninguna») и «Прогуливаясь на углу, где ты живешь» («Rondando tu esquina»). Кажется, эта песня, которая всегда так нравилась мне, теперь напоминает только, насколько я загнана в угол. На следующий день Пабло звонит, заявляя, что непрерывно по мне скучает, и просит всерьез поработать над анонсом фильма. Если итальянцы не возьмутся за его экранизацию, это сделает он. В начале октября Эскобару уже очевидно: суд одобрит его экстрадицию, поэтому придется исчезнуть на некоторое время. Он дал мне понять: план по захвату Дворца правосудия провалился, объясняя, что не может взять меня с собой, не подвергнув опасности. С надеждой на скорую встречу, когда станет безопасней, он прощается под серенаду марьячис, с романтическими обещаниями: «Если они нам позволят» («Si nos dejan») и «Октябрьская луна» («Luna de octubre»).
Сердце, которое ты сумела вынести
и полюбить, превозмогая боль…
Если я ухожу, не думай,
что я хочу быть далеко от тебя.
Я навечно сохраню в себе страсть,
которая зажглась во мне,
когда я увидел тебя в первый раз.
С тех пор, как я мечтал о том,
что ты создана для меня.
В течение следующих недель я стараюсь забыть все, что произошло той теплой августовской ночью. Но воспоминания об отваге Ивана Марино и победоносном тоне Пабло мелькают в моей памяти, как чернокрылая бабочка. До нас, журналистов, снова и снова доносятся слухи об угрозах судьям Верховного суда со стороны «Экстрадируемых» и «M-19», но никто не обращает на них внимания, потому что почти все работники СМИ уже к такому привыкли и убеждены, что в Колумбии «брехливая собака редко кусает».
6 ноября 1985 года. В вестибюле отеля «Хилтон» я встречаюсь с коллегой. Мы вместе ведем радиопередачу о национальном конкурсе красоты. Событие, которое год за годом собирает в Картахене известных персон и любого, кто хоть чем-то прославился в мире косметической и модной индустрии. Королевы прибывают в сопровождении свиты из своего департамента[205], с женами губернатора и мэра региональной столицы. За день до «Вечера коронации», проходящего в конференц-зале, после которого всегда организуют грандиозный официальный бал в клубе «Картахена», приезжает губернатор, его родственники и должностные лица из каждого департамента, а также главы СМИ со всей страны. Последние обычно хотят взять интервью у политиков и воспользоваться моментом полюбоваться таким количеством красивых женщин. На тот момент взаимосвязь наркоторговли с политикой ни для кого не секрет. Общеизвестно, что без поддержки босса департамента руководство и не мечтало бы оплатить расходы королевской свиты из ста или двухсот человек: в нее входят родственники и друзья, две дюжины господ из высшего общества, бывшие королевы красоты с мужьями и региональные чиновники. Кроме того, неудивительно, если сама мисс – девушка босса или его сына, а связь начальников полиции и армейского полка с местным «королем кокаина или марихуаны» гораздо более тесная, стабильная, продолжительная и прибыльная, чем у успешного предпринимателя с очередным президентом.