— Мама, — выдохнула я беззвучно.
Хрустально светящийся лик висел в небе. Раньше считали, что в небе обитают ангелы.
— Мама…
Она так хотела, чтобы я жила свободной и счастливой. А я — вечно в бегах, собственный муж предал, и я влюблена в чужого. Очень глупо; меня даже не оправдывает то, что он эршелла. Мама, прости, я не сумела найти хоть что-нибудь, напоминающее счастье.
Она смотрела на меня — с тревогой, с любовью, с состраданием.
Воин Скал у меня за спиной шевельнулся. Взметнулся новый луч, на этот раз желтый, мазнул по небу, перечеркивая хрустальное лицо. Зачем?! Не надо, пусть она еще немного побудет со мной!
Сияющий портрет начал осыпаться серебристыми блестками. Они опускались безмолвным дождем и гасли, не долетая до земли. Десятки, сотни тихо гаснущих блесток струились вниз, и лицо моей матери таяло, таяло. И когда исчезло совсем, я вдруг ослепла от выступивших слез. Наверное, надо было дать им волю, но я не могла. Не привыкла.
Отблагодарить бы Лэя, только чем? Решено: я не стану задавать неприятные вопросы. Что захочет, то скажет сам.
Ночью меня разбудили голоса. Сначала раздался женский, громкий и уверенный:
— А-а, вот и они!
Затем прозвучал мужской, гораздо глуше:
— Тише, люди спят.
Мы уже не спали, конечно. Из своего отсека выскользнул Лэй, я тоже накинула одежду и выбралась следом.
К площадке подходили четверо с налобными фонариками; в темноте плясали пятна яркого света. Лэй включил светильник над входом в палатку, и три чужих фонаря вдруг разом уперлись мне в лицо. Я зажмурилась, отвернулась. Ну и манеры.
— Что стряслось? — лязгнул рассерженный Лэй. — Дастин, почему в дороге ночью?
Ответила ему женщина:
— Мы захотели догнать вас пораньше. — Та, что громкая и уверенная.
— То бы только к вечеру пришли, а так к утру успели, — добавила другая, с хрипотцой.
— Узнали, что здесь — эршелла, и двинулись, — объяснила третья, со звонким голосом совсем молоденькой девчонки.
— Дастин! — рявкнул мой Воин Скал. — Что значит «они захотели»?! Почему ты позволил?!
Я обернулась, прикрывая глаза руками. Лучи мощных фонарей по-прежнему упирались в меня, но из-под ладоней я разглядела, что Лэй шагает навстречу чужачкам. Он решительно сдернул фонари с их голов, оставив болтаться на шее. Кто-то протестующе вякнул, но Лэй громыхнул:
— Вы нарушили условие контракта, — и они присмирели.
Отдуваясь, свалили наземь рюкзаки и снова принялись меня разглядывать во все глаза. Я старалась обуздать поднимающуюся злость.
— Мирон обмолвился, что ты ведешь женщину в образе эршелла, — вполголоса объяснил Лэю их проводник Дастин. — А они услышали и как с цепи сорвались.
— И ты не удержал?
— Их и Высшие не удержат.
— Дастин! Ты бредишь?
— Я — не удержал. Совершенно спятившие тетки.
Как ни тихо объяснялся Дастин, «тетки» услыхали.
— Эй, полегче, убийца, — осадила его та, что с хрипотцой.
— Мы торопились поглядеть на эршелла, — добавила младшенькая, звонкоголосая. — Вы ведь не против, милая леди? — обратилась она ко мне. — Мы только поглядим.
— За погляд денег не берут, — объявила громкая-уверенная, приближаясь.
— Не вмешивайтесь, — остановила я дернувшегося Лэя. — Сама разберусь.
Сунув руки в карманы, я стояла перед ними, перекатываясь с пятки на носок. Хорошо представляю, что они видели: довольно высокая, сильная, гибкая, с золотисто-рыжей гривой, глаза посверкивают зеленым; искрятся под серебряной оплеткой камни лла, пробиваются наружу крохотные лучики смерти. Знай они, что я — настоящая эршелла, пустились бы наутек. Но теткам в ум не приходило, что я могу быть настоящей, и даже простая осторожность не заставила их держаться подальше.
Они подступили ближе, все три. Из обычных, не измененных людей. Громкая-уверенная постарше и лицом погрубее, коротко стрижена, неприятно мужиковатая баба. Хрипатая — эффектная брюнетка с пышной фигурой и рано увядающим, помятым и потасканным лицом. Чутье эршелла подсказало: наркоманка. А младшенькая — и впрямь совсем девчонка, пятнадцати не дашь. Тоненькая, но ладная, все, что надо, при ней, и мордашка прехорошенькая.
— Точь-в-точь эршелла, — проговорила она, едва не облизываясь.
У меня зародилось скверное подозрение, мигом перешедшее в уверенность. Видела я такие типажи, и не раз. К Высшим двух старших, они сами себе хозяйки, но вот эта мелочь сопливая…
— Эр Дастин, вы ведете по маршруту несовершеннолетнюю, — лязгнула я не хуже Лэя. — Кто ее опекун?
— Старшая сестра, — пискнула оробевшая девчонка, ткнув пальцем в хрипатую наркоманку. — Ее зовут Лиза. Это тетя Грэм, — представила она громкую-уверенную. — А я — Милли. Мы уже давно все втроем путешествуем.
— Удачу ловите? — спросила я у Грэм и Лизы.
— Удача всегда с нами, — усмехнулась Грэм. — А ты кто такая, чтобы с вопросами соваться?
— Эр Леди Шелл здесь с инспекцией, — объявил Лэй, непринужденно награждая меня очередным новым именем. — Вы что, ее форму не видите?
Они снова меня осмотрели. Я и не сообразила сразу, что Лэй снабдил меня форменной одеждой. Видимо, и легенду он загодя придумал, про инспекцию.
— Что вы инсеп… инспектируете, эр Леди Шелл? — полюбопытствовала младшенькая Милли.
— Соблюдение законности на маршрутах, — бросила я, адресуясь к Грэм и Лизе.
— У нас законная семья, — мгновенно ощетинилась Грэм. — И никакого растления малолетних!
Надо было видеть гадливые гримасы обоих проводников. «Законные супруги» оскорбились, забурчали о предрассудках и праве на свободу выбора. А я подумала, что на воре шапка горит и как раз о растлении малолетних речь и идет.
— Повезло тебе с работенкой, дружище Дастин, — обронил Лэй. Затем жестко распорядился: — Ставьте палатки, и не шуметь. Вы и так подняли нас с эр Леди среди ночи.
Он ушел спать, а я помедлила, наблюдая, как они ставят свой лагерь. Палаток у них было две, и Милли поселилась с проводником. Их счастье, что не с Грэм, иначе я бы вмешалась. Навек бы тетки запомнили.
Утро было тихое, свежее. Гора Иль под лучами встающего солнца казалась светло-синей, как кусок ясного неба, теплой и ласковой. Снежные шапки двух других гор как будто плыли в вышине, похожие на крепко сбитые, плотные облака, и тоже глядели приветливо. Река шумела у дальнего края нашей площадки; по всему ее берегу стеной стояли кусты, усыпанные сиреневыми цветами. Красота, покой и вообще благодать…
Настроение испортила Грэм, привязавшись с разговорами. Деваться было некуда, потому что я готовила завтрак, а она якобы помогала, но больше мела языком.
— Нечего рожу кривить, моя милая. Сама-то вырядилась эршелкой, рыжий хвост распустила и рада. А слыхала, что на Денизе эршелками ходят проститутки? То-то же. Там это — знак принадлежности к цеху, хе-хе.
— Эр Грэм, меня не волнуют порядки на Денизе.
— Не волнуют ее, смотри-ка! Тогда что кривишься, на нас с Лизой глядя? Мы никому не вредим. Не такие, как ты? Да, мы другие. Есть разные формы любви. Вон народов разных полно — и те же эршелла, и спарреты, да хоть Воинов Скал возьми. Мы все вместе делаем мир богаче и разнообразнее. Никто ведь не запрещает нашим проводникам убивать друг дружку, их за это даже в тюрьму не садят. Тогда почему нас с Лизой должны запретить?
— Вас не запрещают. К моему сожалению.
— Сожалеет она! Ха-ха. Да мы с Лизой, коль захотим, полдесятка дочек можем нарожать, а эти Воины что? Никуда не годны, сама знаешь. Ни жен, ни детей. Они даже на тебя не облизываются, хотя от тебя-то все мужики слюни пускают, на эршелку клюют. Скажешь: нет?
Я потеряла терпение:
— Эр Грэм, будьте добры избавить меня…
— Эй, вы! — взревела она корабельной сиреной, выхватив у меня из-под рук последнюю не вскрытую упаковку с заливной рыбой. — Лиза, Милли! Завтрак готов! — Грэм открыла рыбу и победоносно ухмыльнулась: — Не подкатится к тебе твой Лэй, не жди напрасно. — Она помолчала и добавила со значением: — А то смотри, могу такое снадобье дать, что тебе все равно станет, с кем — с мужиком или с женщиной. В любом разе будет прекрасно. Та же Милли тебя с восторгом обслужит…
Ума не приложу, как я сдержалась и не плеснула ей чего-нибудь в физиономию. Гадина.
Лиза с Милли явились из душевой, которая занимала часть белого домика-склада, и вместе с Грэм набросились на еду. Милли успевала жевать и одновременно строить мне глазки и умильно улыбаться, мурлыча про «точь-в-точь настоящую эршелла» и про то, что за совсем маленькую плату она умеет «сделать для леди такое, что просто ах». Ну и крепко бы я ей влепила, будь Милли моей младшей сестрицей. А хрипатой наркоманке Лизе было наплевать. И Лэй с Дастином почему-то не шли, хотя Грэм несколько раз громогласно их призывала.
— Да наверняка уже поубивали один другого, — пробурчала Лиза, бесцеремонно забирая себе два чужих десерта.
— Ой, — встрепенулась Милли, — а я знаю: Лэй Дасти наказывает. Там, у реки.
— За что? — вяло поинтересовалась Грэм.
— За то, что Милли к нему в спальник залезла, — буркнула Лиза, подъедая десерт.
— И нет, — томно закатила глаза юная паршивка. — Я хотела, но Дасти прогнал. Дескать, я маленькая. Я сказала, что маленькая, да удаленькая, и денег много не возьму. А он все равно прогнал. Глупо, да? — обратилась она к Грэм за поддержкой.
— Дурее не бывает, — согласилась та. — Значит, твоя забава с Дастином не удалась. Так за что Лэй его наказывает?
— А за то, что с нами не справляется, — радостно сообщила Милли. — Но с нами никто не справится, правда?
Я поднялась и пошла к реке. Во-первых, меня тошнило от этой троицы, во-вторых, встревожила болтовня ушлой девчонки. Надо поглядеть, кто там кого наказывает.
Река бежала по дну довольно глубокого русла; усыпанные цветами кусты на берегу были мокрые от росы. Я пробралась сквозь них, спустилась по камням к шумной пенной воде, огляделась.
Оба Воина Скал были здесь, в полусотне метров выше по течению. Лэй что-то втолковывал Дастину, рубил ладонью воздух, а Дастин стоял с пришибленным видом, глядя в землю. Я еще вчера заметила, что он совсем не такой, как мой проводник. В нем не чувствовалось жгучей ненависти, бешеного огня и мощной внутренней силы, которой поразил меня Лэй. Человек как человек, с ходу и не скажешь, что