Не обернувшись, он вышел, тихо закрыв за собой дверь. Крепко зажмурившись, я набрала полные легкие воздуха. От боли стало колотить, но я упрямо терпела. Так лучше. Боль отвлекает. Она отличный способ обуздать эмоции.
Глава 59
На следующий день явился уже сам Верчич. Нарочито медленно зайдя в палату, он подвинул к койке кресло и так же медленно опустился на него. Оперся локтями о колени и устремил на меня взгляд своих голубых глаз. В том была садистская насмешка, триумф, превосходство, смертельная угроза. Так смотрят те, в чьих руках абсолютная и нерушимая власть.
- Так и будешь сидеть? Или там снова изобьешь или даже трахнешь? Вряд ли кто помешает, -бесстрашно выдержав этот взгляд, спросила я.
- Обязательно. Так, что искры из глаз посыплются. Но позже. Не здесь.
- Искры? Из глаз? Серьезно, - я захохотала. Грудную клетку пронзила боль, но я продолжала смеяться. - Илюша, я с тобой даже не кончила ни разу, так имитировала. Или ты это про побои? Так смотри, убьешь еще ненароком, опять придется подчищать....
Лицо мужчины побагровело настолько, что приобрело свекольный цвет. Он дернулся, наверное, чтоб врезать мне, но остановился. Шумно выдохнул и откинулся в кресле.
- Что, камеры, да? - усмехнулась я. – Так попросил бы записи потом подчистить.
- Оклемаешься, тебе сразу принесут бумаги, подпишешь, - сказал после длинной паузы, во время которой более-менее обуздал свой гнев. - Для всех ты будешь несчастной жертвой свихнувшегося на мести социопата....
- Как заставишь подписать, а, Илья? Добровольно ведь - ни за что не подпишу.
- Не подпишешь, или еще хуже, какую чушь начнешь нести, будешь признана недееспособной и отправишься в психушку, где из тебя сделают овощ и, все равно, потом отдадут мне. А подпишешь, начнешь говорить, что нужно, все будет проще. Ты ж моя любимая супруга, по которой я скорбел столько месяцев, а теперь парю от счастья, что оказалась жива. Увидишь родных, подружку –шлюху и убийцу, поживешь еще пару лет при бабле да брюликах. Потом в расход пущу, конечно, но эти годы у тебя будут. И они будут неплохи, поверь. Решай сама, Нин.
Мерно оттараторив, достал смартфон, потыкал в экран и показал мне.
- Это схема охраны этой больнички, - стал водить по экрану пальцем. - Только личного состава сейчас двести пятьдесят человек, камеры через каждые десять метров, датчики движения. Мышь не проскочит, Нин. А как попробует, если не сдохнет, я тебя к нему притащу, при нем выебу сам и своим еще отдам, а потом у тебя на глазах на нем испробую все приемы, применяемые к террористам на допросах до изобретения химии, и только потом убью. Это, если не согласишься сотрудничать. А согласишься - убью быстро.
- Отпустишь меня, и он тебя убьет быстро. Я попрошу - и убьет. И даже потом не сходит в гости к твоей дочери, обещаю.
Молниеносное движение, и пальцы тисками сжались на моем кадыке. Я захрипела, вцепившись в руку, если конечно можно так назвать слабое касание, единственное, на что была сейчас способна.
В висках пульсировала кровь, легкие начали пылать огнем. Но я не двигалась. Просто неотрывно смотрела в глаза Верчича, стараясь не дать поплыть своим.
- Не смотри так, су-ука!
И отдернул руку.
- Как не смотреть? - спросила, давясь кашлем. - Как Титов, когда угрожал тебя убить, да? Ты боишься его, Верчич! Боишься до усрачки того, кто столько раз обыграл тебя. И сможет снова.
Глава 60
- Вам очень повезло, - поняв, что именно сказал мой врач, Вадим Николаевич, подавился словами и, торопливо затараторил. - Я в том плане, что повреждения внутренних органов легко обратимы. Конечно потребуется восстановительный период, но, если будете выполнять все назначения, то полностью поправитесь.
Смешной он. Невысокий, пузатенький, несмотря на свои максимум тридцать пять лет, с вечно удивленным выражением веснушчатого лица. И очень напуганный. Еще бы, учитывая необходимость работать с супругой самого полковника Верчича, которую официально почти три месяца держал в плену убийца-психопат. А неофициально… Что там со мной на самом деле было, его явно беспокоило исключительно с точки зрения возможных последствий для него самого. Вдруг решу рассказать что-то лишнее или о чем-то попросить. Поэтому он как мог избегал общения. Даже сказать пару слов о состоянии здоровья решился аж через три дня после операции.
С губ так и рвался ироничный вопрос о полном перечне диагнозов - последствий почти трехмесячного плена, но я его не задала. Зачем? Чем это поможет, что изменит?
- Спасибо вам.
- Давайте попробуем пройтись? - сочувственно предложил мужчина. - Вам уже нужно.
И я позволила себя поднять, поставить на ноги и даже сводить к противоположному углу палаты. Окна в ней, конечно же, не было.
В процессе пол гадко качался перед глазами, и я едва не рыдала от боли в ране, но упрямо передвигала тощими ногами, повиснув на пухленьком докторе.
Жалость к себе одолевала, но я упрямо гнала от себя и ее, и смертельный ужас. Ведь, вопреки незыблемой вере, что Андрей сможет меня вызволить, тот все равно норовил заползти внутрь. Но вера давала мне силы сопротивляться. Не позволять себе думать о том, что в любой момент Верчич может зайти в палату и сказать, что Андрей убит или что он у него.
Но я все равно придумала, что буду делать, если... Во втором случае потяну время и, если пойму, что надежды выбраться действительно нет, подпишу и скажу, что прикажет Верчич. Буду молиться, чтоб он сдержал слово. Потому как иного выхода не останется.
В обоих на себя уже будет плевать. Я просто найду способ умереть, и все. И, быть может там, на другой стороне, если она существует, мы встретимся.
Пусть даже это будет ад.
Я совершенно точно понимала, что больше не боюсь смерти. Жизнь без Андрея намного страшнее. А смерть - это покой. Даже если и рай, и ад - просто дурацкие сказки, то хотя бы мне не придется жить без него. И не придется жить пленницей его палача.
Глава 61
- Мам, пап, я правда в порядке, честное слово, - стараясь не морщиться от боли, я обняла их обоих.
Стараться не плакать было труднее. Потому что обнимали меня раньше редко. Потому что, узнай они правду, вместо теплых объятий будет ледяное пренебрежение.
- Умница моя, ты моя умница, - отодвинувшись, она промокнула глаза и стала гладить меня по волосам. - Илья сказал, накажет того, кто в тебя попал. А врач говорит, что ты скоро поправишься. И все у вас будет по-прежнему.
Ира зашла в палату с четырьмя бумажными стаканчиками с кофе. От его запаха на глаза навернулись слезы. Ведь последний я пила его вместе с Андреем... Шесть дней назад.
- Ей нельзя кофе.
- Он без кофеина, мам, - отмахнулась сестра, подавая мне стаканчик.
Я сделала глоток напитка, очень стараясь вместе с вкусной жидкостью проглотить и комок в горле.
- А урода этого поймают! Со дня на день поймают, дорогая. Он ответит за все, что с тобой сделал!
- Пап, не нужно, - Ира положила ладонь ему на предплечье.
- Да-да, извини, Нина.
Илья прямо мастер морального давления. То есть, таковым себя считал. Думал, пустив ко мне родителей, малой кровью добьется своего? Покажет, мол, сможешь еще сколько-то побыть с семьей, а потом им вновь придется тебя похоронить, и я соглашусь подписать документы?
Да, со стороны мой протест выглядел глупо. Андрей так и так меня спасет, так какая разница, будет Илья думать, что я покорилась, или нет. К тому же, если будет, то так даже лучше, хоть в психушке резко не окажусь. Ведь время-то заканчивалось.
Вот только засунуть меня в данное заведение Верчич мог в любом случае. Чисто в отместку. Мне, Андрею. Чтоб сделать больнее, поиздеваться изощреннее. С тем, насколько он его боялся, это элементарно.
Но даже, если б нужные показания действительно были какой-то гарантией, я бы все равно не дала их. Не смогла бы предать Андрея.
Распахнулась дверь, и в палату вихрем влетела рыдающая Лера.
- Нина! - и бросилась ко мне.
- Можно проведывать вообще-то только родственникам, - поджала губы мама, не удостоив подругу и взглядом.
- Илья же разрешил, - давясь подступающими слезами, сказала я, обнимая Леру.
- Ладно, мы придем завтра, - отведя взгляд, недовольным тоном выпалила мама.
- Поцелуйте от меня Лину, хорошо? - прошептала я.
- Конечно. Станет получше, приведем ее к тебе.
И они торопливо ретировались. А я впервые за все эти дни позволила себе поплакать по-настоящему.
- Нин-ка-а.
- Все нормально, моя хорошая, правда! – всхлипывала я.
- Да какое, нахрен, нормально, Нин? Како-ое?
- Не плачь, моя милая, не плачь! - я крепче прижала ее к себе. От этого стало больнее, ну и плевать. Дурацкая пуля не помешает мне, возможно, в последний раз обнять единственного, кроме Андрея, по-настоящему близкого человека.
- Ничего! Ничего! - хныкала, гладя по лицу. - Мы тебе врачей найдем! Хороших, самых лучших! На море поедем! К океану! Все будет хорошо, Нинка!
- Я так тебя люблю, Лерка! Так люблю! Я так скучала по тебе, по Светке! Как она?
- Хорошо, все с ней хорошо! Скучает по тебе. Я ей пока не говорила...
- И не говори! - уж если я не успела уберечь племянницу от вполне вероятной возможности похоронить меня дважды, то хоть крестницу должна. – Просто, поцелуй ее от меня, ладно? Скажи, что крестная очень-очень ее любит и всегда будет рядом. Как ангел-хранитель, хорошо!
- Сама поцелуешь! Прям сегодня скажу ей и....
- Нет! Не рассказывай пока! И не приводи. Поправлюсь и сама к вам приеду. Придумаю какую-то сказку и расскажу ей.
Когда-нибудь. Ведь, после того, как Андрей меня заберет, мы исчезнем на долгие годы. А он заберет! Сможет!
Дверь снова открылась, впуская Рузаева. Тот выглядел уже намного лучше, даже отек с лица заметно спал. У него в руках была папка. Нетрудно догадаться, что в ней.
- Лерчик, иди, ладно? - как можно более бодро улыбнулась я. – Вся эта бумажная волокита часами может длиться.