– Я в порядке, Мэй.
– Мам, ты уверена?
– Да. Меня снова посадили под круглосуточный надзор, опасаются, что я наложу на себя руки, но этого не случится. Я нормально справляюсь.
Она бросила взгляд на охранников.
– Я не имею права рассказывать о деле, но мои адвокаты считают, что оно движется хорошо.
Я сказала:
– Это отлично.
Как и всегда, она нуждалась в моей помощи по разным бытовым делам – например, постирать одежду, в которой она появлялась на заседаниях суда, принести новую, купленную по каталогу. Я сказала, что хотела бы сделать для нее что-то помимо этого, например, морально поддержать.
– Ты и так делаешь все, что можешь, Мэй. Мне очень повезло, что у меня такая дочь.
Когда я уходила, она обняла меня, но в этот раз не плакала. Она чувствовала себя сильнее, чем раньше.
В суде маму ждали все более серьезные испытания. Не сумев предоставить ничего, кроме косвенных доказательств маминой причастности к убийствам, адвокаты обвинения сумели убедить судей провести слушание так называемых «аналогичных доказательств». Это означало, что суд разрешил вызывать на дачу показаний тех свидетелей, которые подверглись жестокости и нападениям от мамы, но не были напрямую связаны с убийствами, в которых она обвинялась. По мнению судьи, их показания могли помочь присяжным сделать вывод, была ли мама способна совершить те преступления, в которых обвинялась.
Одной из таких свидетелей стала Энн-Мари. Я помню, как меня тревожило, что она скажет. Когда маме с папой выдвинули обвинения, мы заняли противоположные стороны. Несмотря на насилие со стороны папы, Энн-Мари поддерживала с ним связь и говорила полицейским, что всегда любила его. С другой стороны, я заняла мамину сторону и с того момента всегда чувствовала, что Энн-Мари настроена против нас обеих. У меня почти не было сомнений, что после ее свидетельских показаний мамино положение на суде ухудшится. Но я никак не была готова услышать, насколько ужасно с ней обращалась мама.
Энн-Мари описала первое нападение на себя, которое совершили папа вместе с мамой. Это случилось, когда ей было восемь лет, они попросили ее спуститься в подвал вместе с ними. Она с охотой пошла, не подозревая, что случится дальше. Папа велел ей снять одежду. Она не поняла зачем, но, когда начала раздеваться, мама сказала ей, что та слишком долго копается, и разорвала одежду прямо на ней. Энн-Мари рассказала, что затем мама держала ее, пока папа связывал ей руки липкой лентой и c помощью нескольких полос разорванной ткани привязал ее руки к металлической раме. Когда Энн-Мари спросила, что он делает, папа ответил, что так поступают со своими дочерями все отцы, это необходимо, чтобы ее точно взяли замуж, когда она повзрослеет.
Энн-Мари все еще не понимала, что будет дальше, но начала кричать. Мама замотала ей рот несколькими полосами ткани, и затем они с папой изнасиловали ее самодельным приспособлением, которое сделал папа, – это был вибратор, размещенный внутри металлической трубки. Ей было очень больно и страшно, она начала чувствовать, что истекает кровью. Затем она потеряла сознание. Они дали ей немного времени, чтобы прийти в себя, а затем изнасиловали ее точно так же еще раз.
Когда все было кончено, Энн-Мари разрешили выйти из подвала и сходить в ванную, чтобы смыть кровь. Энн-Мари сказала, что мама тогда пошла в ванную за ней, дала ей чистое полотенце и притворилась, что произошло нечто веселое, сказав: «Не волнуйся, так бывает с каждой девочкой. Это отцовский долг. Это то, что делают все, но не каждый об этом рассказывает. Все будет хорошо, я никому ничего не расскажу».
В последующие годы, пока ей не исполнилось шестнадцать лет и она не убежала из дома, папа продолжал заниматься с ней сексом. Она заявляла, что мама знала об этом, хотя и не присутствовала при этом.
Еще Энн-Мари заявила, что как-то раз папа взял тот самый вибратор, которым изнасиловал ее впервые, и смастерил из него новое приспособление – некое подобие пояса из металла, к которому был приделан вибратор. Иногда ее заставляли носить этот пояс в доме, причем вибратор находился внутри нее. Она говорила, что мама смеялась, когда видела, как Энн-Мари носит это.
Я была абсолютно поражена, когда слушала о том, как именно мама с папой проявляли к ней насилие. Я знала, что мама была способна на жестокость и никогда не останавливала папу во время приставаний ко мне, к Хезер и к Луиз, но у меня не укладывалось в голове то, что мама помогала делать все эти вещи с восьмилетней девочкой. Однако я изо всех сил старалась выбросить эти сведения из головы – ведь даже если мама была виновна в этих чудовищных, бесчеловечных поступках, это еще не делало ее убийцей. Однако я понимала, что присяжным будет очень сложно проигнорировать такие показания, и Энн-Мари очень сильно усложнила мамину защиту в этом деле.
А ведь это было не единственное подобное показание. Кэролайн Оуэнс, бывшая няня у мамы с папой, была тоже вызвана как свидетельница.
Кэролайн рассказала на суде, что ей было шестнадцать лет, когда она впервые встретила маму и папу. Однажды вечером она голосовала на дороге в лесу Дин, надеясь, что кто-нибудь подвезет ее домой в Синдерфорд. Они подъехали к ней на папином «Форд Попьюлар» и предложили помощь. На пути к дому они болтали втроем, Кэролайн рассказывала им о своих проблемах в жизни, особенно о своем отчиме, с которым они не ладили. Мама проявляла сочувствие, Кэролайн почувствовала к ней доверие. Папа слушал с интересом. Они хорошо поладили.
На следующий день они подъехали к ее дому. С собой они взяли Хезер и меня – я была чуть старше новорожденного младенца, а Хезер только училась ходить. Родители Кэролайн предложили им зайти. Мама с папой предложили ей работать няней на Кромвель-стрит. Она получала бы восемь фунтов в неделю, комнату в свое распоряжение, а папа даже вызвался подвозить ее родителей из Синдерфорда раз в неделю, чтобы не терять связь. Кэролайн пришла в восторг от Хезер и от меня, а потому согласилась сразу же приступить к работе. Ее родителей тоже очень обрадовала такая идея. Мама и папа впечатлили их, показались им добрыми, дружелюбными и тактичными людьми.
На следующий день она переехала в дом 25 на Кромвель-стрит. Она хорошо справлялась с задачами няни, а мама – всего на несколько лет старше ее – казалось, стала ее близкой подругой. Затем ситуация начала меняться. Иногда мама гладила волосы Кэролайн и говорила ей, какая та красивая, и тон этих комплиментов смущал ее. Мама заходила в ванную комнату, пока Кэролайн принимала ванну, и разглядывала ее.
Вскоре мама и папа попытались убедить ее присоединиться к неким «играм», как они это называли, которые, как она выяснила, представляли собой секс-вечеринки в верхней части дома. Папа думал, что это ее заинтересует. Кэролайн была неприятно удивлена и сказала им, что это ей не по душе. К тому же ее сильно беспокоило, как родители обращались с Энн-Мари, особенно когда обнаружила тот мерзкий вибратор, который папа заставлял носить дочь. В страхе перед людьми, с которыми она связалась, Кэролайн собрала свои вещи и отправилась домой.
Она уже решила, что все обошлось, но однажды вечером, когда она искала машину, чтобы доехать домой из паба в лесу Дин, папа с мамой подъехали к ней. Они сказали, что очень сожалеют о том, что она ушла, и предложили довезти ее до дома ее родителей. Кэролайн поначалу сомневалась, но это была холодная зимняя ночь, она хотела поскорее попасть домой, так что села к ним в машину.
Кэролайн рассказывала, что пока они ехали, мама начала распускать руки и приставать к ней. Папа наблюдал за этим в зеркало заднего вида. Ей стало страшно, она отпихивала маму, а затем поняла, что папа не везет ее домой, а свернул в сторону Чепстоу. У нее началась паника. Папа притормозил на обочине, забрался в заднюю часть машины, и вместе с мамой они не давали Кэролайн двигаться, пока папа связывал ее и заклеивал ей рот липкой лентой. Они запихнули ее на пол под своими ногами и отвезли на Кромвель-стрит.
Они привели ее в гостиную на первом этаже и начали жестоко и по-садистски насиловать ее. Чтобы заглушить ее рыдания, в рот ей запихали вату. Когда мама с папой закончили с ней, то оставили ее обездвиженной, а сами занялись сексом друг с другом, после чего заснули. У Кэролайн не было выбора, кроме как пролежать там рядом с ними всю ночь.
Следующим утром кто-то постучал в парадную дверь. Папа пошел открывать. Кэролайн почувствовала, что это ее шанс спастись, и начала звать на помощь. Мама положила ей на голову подушку, чтобы этих криков не было слышно. Кэролайн подумала, что мама хочет придушить ее, так что притворилась мертвой. Найдя предлог, чтобы избавиться от стучавшего в дверь, папа вернулся. Он был в ярости и угрожал запереть Кэролайн в подвале, где его «черные друзья» сделают с ней все, что захотят, а когда они закончат, он убьет ее и закопает.
Мама ушла, чтобы отвести меня и Хезер в школу, оставив папу наедине с Кэролайн. Он снова изнасиловал ее, а затем – Кэролайн сказала, что еще долго потом не могла выкинуть это из головы – он начал плакать. Он говорил, что не должен был этого делать, потому что Кэролайн предназначалась для совместного развлечения с ним и с мамой. Он умолял ее не рассказывать маме о том, что сделал. Он сказал, что мама убьет их обоих, если только узнает, что он занимался с Кэролайн сексом без нее. В своей отчаянной попытке убедить Кэролайн ничего не говорить об изнасиловании, он предложил ей сказать маме, что она хочет вернуться домой. А если мама согласится, то он сразу отпустит Кэролайн.
Она согласилась, так как очень хотела уйти оттуда. Когда мама вернулась домой, Кэролайн смогла помыться и одеться, затем они вместе позавтракали. Она притворилась, что вернулась к работе няней, а затем, позже тем же утром, сказала, что ей нужно купить сигарет, вышла на улицу и поспешила домой.
Позже в тот же день в дверь постучала полиция. Папа был на работе, а мама, как и всегда с копами, была враждебна и вела себя агрессивно. Сотрудники начали обыскивать дом, а когда вернулся папа, осмотрели и его машину. Они нашли доказательства нападения, в том числе пуговицу с трусов Кэролайн и куски липкой ленты. Кроме того, они нашли большое собрание порнографии и секс-игрушек. Маму с папой арестовали. Мама призналась, что приставала к Кэролайн и хотела заняться с ней сексом, но остановилась, когда та попросила ее об этом. Папа отрицал факт изнасилования.