Таня помолчала. И сказала строго:
– Пристроишь всех троих – и за диссертацию. Ты понял меня?
– Понял.
– Ты обещаешь?
– Обещаю.
Жена молчала, будто проверяя.
– Таня, я обещаю, что как только пристрою всех, сразу сяду за диссертацию.
Татьяна обмякла, прислонилась к стене. Стало тепло в груди и чуть сыро в глазах.
– И вообще, Сережа, я хочу, наконец, ребенка. Что я, не человек, что ли?
Сергей сгреб ее в охапку – и прямиком в спальню.
– Сейчас сделаем!
Любовь болеет во время ссоры, но излечение благословенно.
Анне Петровне приходилось все время уезжать к себе в деревню, но долго усидеть там она не могла, снова садилась на поезд до Москвы. Счастливая, разрумянившаяся, ставила на тумбочку в мальчиковой спальне банки с соленьями.
– Ребят угостишь…
– Так не осталось почти никого.
– Ну, Сергея Николаича… И вот.
Анна Петровна достала из сумки толстую книгу, сняла обложку из газеты, отдала Грише. Даниил Гранин. Гриша строго посмотрел матери в глаза:
– Прочитала?
– Еле успела за две недели-то.
– И как?
Анна Петровна в ответ погладила Гришу по голове. Гриша замер, ловя прикосновения. Но вошел Сергей Николаевич, и Гриша смущенно отстранился от матери.
– Гриш, сходи в столовую. Там булочки.
Гриша ушел, а Сергей Николаевич подсел к Анне Петровне. Анна Петровна кивнула на книгу.
– Вот. Воспитывает меня. Про физиков книжки велит читать.
– Он такой.
– А мне отопление провели. Да не только мне, во все дома провели. А водопровод – еще прошлой весной.
И жалобно, даже заискивающе, посмотрела Сергею Николаевичу в глаза. Такой молодой и так много от него уже зависит.
– Всего-то триста километров отсюдова… – продолжила она.
Сергей кивнул:
– Поговорите с сыном. Можно.
Анна Петровна заметалась, перестала вдруг понимать, куда деть глаза, руки. Схватила банку, стала корябать ногтем след бумажной этикетки.
– Поговорите с сыном, – повторил Сергей Николаевич.
– Хорошая мать сначала грудью кормит… Потом кашей… а уж потом и огурцами… Не то что я.
– Поговорите.
Детдомовскую столовую красит то же, что и дорогой ресторан в центре столицы. Еда. Если бы вы хоть раз попробовали здесь выпечку, вы бы засомневались, что вообще когда-то раньше ели что-то достойное из теста.
Света и Анечка ели булки и запивали какао. На столе стояла еще и третья чашка, ждала Гришу. А чашка Анечки вся была облеплена наклейками с принцессами.
– Смоются.
– А я чашку до завтра спрячу. Чтоб не мыли.
– А завтра тоже спрячешь?
Анечка кокетливо посмотрела на свое отражение в блестящем боку металлического чайника с надписью «Какао».
– Так заберут меня!
Света прикусила губу. А в столовую вбежал Гриша. Света равнодушно пододвинула ему тарелку с булочками. Кивнула на чашку.
– Я тебе какао налила.
– Да я не… У меня там…
Но увидел, что Света расстроена. Взял две булки, выпил свое остывшее какао почти залпом и побежал обратно в спальню, будто зная, что ждет его что-то очень важное. Так и получилось. Он услышал долгожданные слова: «Хочешь, будем жить вместе?»
Сергей уже стольких детей пристроил в семьи, что знал все ходы и выходы и умел в спринтерские сроки оформить бумаги на опекунство. Он влетел в детский дом, размахивая синей пластиковой папкой, и уже представлял, как хлопнет Гришу по плечу, как… Но его мысли прервала нянечка.
– Сергей Николаич!
Он думал завернуть за угол и скрыться, как школьник. Очень не хотелось сейчас заниматься хозяйственными делами. Но грузная нянечка на удивление быстро догнала его и схватила за рукав.
– А смотрите, нашла что. У Светки под кроватью.
Сергей мельком взглянул на какие-то обрывки, которые она с тревогой в глазах протянула ему. Чуть нахмурился, убрал в папку.
– Хорошо. Потом.
А в его кабинете в это время происходил непростой разговор между Гришей и Татьяной, которая, несмотря на все свое сопротивление, не могла не помогать мужу.
– Понимаете? Я сначала так обрадовался!
– Сначала? – осторожно спросила Татьяна.
– Не, мама хорошая. Только кормит все время, – начал оправдываться Гриша.
– Заботится.
– Заботится. Но… как бы сказать…
В этот момент в кабинет вошел Сергей Николаевич, потрясая в воздухе синей папкой.
– Вот она, твоя семья, Гриша. Это самое быстрое оформление, которое мне удавалось. Я – царь горы.
Сергей с гордостью положил папку на стол и не сразу увидел, что его жена чем-то обеспокоена.
– Кажется, Сережа, есть какое-то «но».
И это было очень серьезное «но».
Через два дня после этого разговора Сергей и Гриша встречали на перроне поезд. Проводница опустила ступеньку, пассажиры с сумками спускались один за другим.
– Гриша! Гришенька!
Гриша стоял белее снега. Анна Петровна неловко сошла на перрон – налегке, с одной сумкой. Ведь она приехала за сыном. Увидела, как он бледен, заподозрила неладное, перевела взгляд на Сергея Николаевича. Тот улыбнулся и кивнул на вокзальное кафе.
– Хотите чаю?
Анна Петровна перемешивала чай, хотя сахар уже давно растворился, и слушала Гришу, который говорил, упершись взглядом в пластиковую салфетницу.
– Ну вот, мама, короче, сейчас мне семнадцать. А когда исполнится восемнадцать, мне дадут квартиру или комнату. В городе.
– Квартиру или комнату… – эхом ответила Анна Петровна.
Сергей подтвердил:
– Сиротам предоставляют жилье.
– И я поступлю в институт, – продолжил Гриша.
– У него все шансы, – снова подтвердил Сергей.
– А ты переедешь ко мне. И мы будем жить.
– Когда тебе исполнится восемнадцать, – прошептала Анна Петровна.
Подошла официантка.
– Желаете что-то еще?
– Нет, спасибо, – ответил Сергей и бодро улыбнулся Анне Петровне. – До Гришиного дня рождения всего полгода. Зато…
– Есть свежие круассаны с лимонной начинкой, – настаивала официантка.
– Да уйдите вы!!! – рявкнул на нее Сергей.
Официантка обиженно пожала плечами и ушла. Сергей был очень недоволен собой, вскочил, чтобы догнать официантку, извиниться, но тут же сел обратно. Попытался вернуть себе спокойный, авторитетный тон.
– Поступит на физтех, получит высшее образование. Вы же понимаете, как это важно.
Анна Петровна взглянула на Гришу с гордостью.
– Я даже училище недотянула. Ты – другой.
– Только… – Сергей сделал паузу, хотя не собирался ее делать, хотел сказать это быстро, спокойно и деловито. – Только надо будет… – И снова чертова пауза. – Отказаться от опекунства. Я поторопился. Не подумал на радостях. Иначе с квартирой не выйдет.
Анна Петровна все понимала. Она не собиралась портить мальчику жизнь. Не собиралась заламывать рук и рыдать, завывая. Он такой умный мальчик, ему надо жить в городе, а не в ее Брусенках. Надо учиться в институте, а не огород пахать. А ей что, трудно подождать пять месяцев и две недели? Он-то ее сколько ждал…
Переночевать в детском доме она отказалась, хотя там было тридцать восемь свободных кроватей из сорока. Кроме Гриши, в доме оставалась еще Света.
Сергей Николаевич нашел родителей всем детям, потому что именно в этом видел свою главную задачу. Проводив детей в их новые семьи, он отслеживал их судьбы, но при этом старался не «маячить». Теперь самыми близкими и авторитетными взрослыми для них становились родители, ему нельзя было путать ребят, и без того запутанных своей непростой жизнью. Поэтому их навещала Татьяна, чтобы как опытный психолог помочь и им, и родителям быстрее стать семьей. Так что тридцать восемь свободных кроватей – это о том, как у тридцати восьми детей появились родители.
Пообещав приехать через неделю, Анна вскарабкалась в вагон. Поезд тронулся, и тогда она позволила себе заплакать. При Грише было нельзя. Отрыдавшись, настроила мысли на Гришин институт, на его комнату или даже квартиру, которую она вымоет до блеска, на супы и котлеты, которые будет ему готовить. На настольную лампу, которую она купит обязательно, чтобы Гриша не испортил себе зрение. В сердце больно кольнуло – и пропало. Все будет хорошо.
Сергей водил по детскому дому комиссию. Тут были чиновники из управы и из соцопеки, но ему хоть бы хны. Планы эвакуации висят, на кухне – порядок, детей – всего двое. Замглавы администрации Олег Иванович решил так: Горниковский детский дом перевести сюда, а там сделать ремонт. И намекнул Сергею, что директор Горниковского детского дома просится на пенсию. Так не взяться ли ему? Что ему стоит пристроить еще полсотни детей?
Сергей отказался, помня данное жене обещание: пристроит всех своих – и за диссертацию. К тому же она ждала ребенка. Пора была заняться наукой и собственной семьей.
И вот – долгожданный Гришин день рождения. Спальня украшена воздушными шарами. На тумбочке – большая открытка, которую нарисовала Света. Но Гриша лежал в своей кровати и смотрел в потолок. В одежде и обуви, поверх покрывала. Света принесла кусок торта.
– Гриш…
Гриша молчал.
– Ну, может, поезд задержался.
– На сутки? – Он даже головы к Свете не повернул.
– Или она заболела, а телефона в деревне нет.
– Мобильный есть.
– А ты звонил?
Молчание.
– А давай с моего позвоним?
И тут Гришка закричал зло:
– Ага! То есть с твоего позвонить – она типа ответит? Так, что ли? А со мной она не хочет говорить. Так получается? Так?!
Света захлюпала носом.
Вошел Сергей, кивнул на дверь – и Света вышла.
– Я нашел твою маму. Вчера ее увезли в больницу.
– Значит, правда заболела? – почти радостно спросил Гриша и тут же устыдился своей радости. Сергей же почувствовал себя еще хуже, чем тогда, в вокзальном кафе.
– У нее был инфаркт. И она…
– Что?!
– Ей пытались помочь. Но твоей мамы больше нет.
Сначала было очень тихо. Тихо. Тихо. Тихо. А потом…
– Это я! Это из-за меня! Надо было плюнуть! Надо было ехать! Сразу ехать!!!