Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей — страница 18 из 32

Сейчас, когда мой сын вспоминает детский дом, его жизнерадостное лицо грустнеет, появляется тень печали…

Процесс привыкания у Алика шел именно так, как рассказывали в Школе приемных родителей. В этот период были и истерики, и скандалы, и катание по полу, отказ от какой-либо еды, кроме йогуртов, причем только с клубникой, ломание дверей и мебели, драки, игры в грудничка с требованием соски и памперсов, ночные скачки по квартире, бессонные ночи и другие прелести. Мы прошли все!

Мне хотелось получить смысл жизни, и я получила его сполна. Алик оказался трудным ребенком, которому нужна была социализация, обучение правилам общения и поведения.

Еще у него есть проблемы со здоровьем и не очень ладится учеба. У меня теперь очень большой фронт работ и забот!

Периодически я читаю статьи психологов на тему мотивации людей брать детей из детских домов, они делят причины на правильные и неправильные. Например, принять ребенка в семью сразу после гибели родного дитя – неправильная мотивация, так как не пережито горе, и одиноким брать ребенка, чтобы было кому подать стакан воды в старости, – тоже неправильно.

Я не знаю, правильная ли у меня мотивация, но осознание того, что я меняю к лучшему жизнь одного ребенка, а он делает более полной мою жизнь, его успехи, даже небольшие, дают радость и силы преодолеть все сложности. Для меня также очень важно, что мальчик сразу принял меня и стал называть мамой.

Алику нравится, когда я его беру на наши семейные посиделки с участием тетей, дядей, бабушек и двоюродных и троюродных сестер и братьев. Он приходит в неописуемый восторг, когда вокруг толчется народ, его гладят, тискают, дарят шоколадки, обнимаются и произносят тосты.

PS: В последнее время сын просит меня о братике и присматривает мужа. Возможно, в скором будущем наша семья будет расти.

Оксана КузнецоваИсповедь приемной мамы, или детозависимость

У нас с мужем семеро детей, четверо из которых приемные. Друзья и знакомые, родственники, каждый в свое время обязательно недоумевал: «Заче-е-ем?! Зачем так много?! Забрали бы одного ребенка, маленького, усыновили бы, дали бы ему все…»

Сейчас я расскажу вам, как мы «докатились до такой жизни».

У нас было двое своих детей, и мы решили забрать Антона.

Когда я выходила с ним за руку из детского дома, дети из его и других групп гуляли. По ходу нашего движения к воротам мы обрастали провожающими. С половиной из них я успела познакомиться за время встреч с Антоном в стенах детского дома. Дети от 4 до 11 лет шли рядом, толкались, цеплялись за меня, забегали вперед, разворачиваясь ко мне лицом. Спрашивали наперебой, сколько мне лет, есть ли у нас в семье папа, где я живу, далеко ли Москва, есть ли у нас дома чипсы, полечу ли на самолете или поеду на поезде, есть ли у нас кошка или собака и так далее.

Один мальчик лет 10 пытался использовать эту пару минут, дабы договориться со мной, чтобы я забрала его к себе или нашла ему другую семью. Потом присоединились еще несколько. Начали спрашивать, с надеждой заглядывая в глаза, не нужен ли мне еще один мальчик или девочка. Возбуждение от того, что они провожают товарища, переросло в какое-то всеобщее тревожное волнение. Воспитатели кричали, чтобы дети остановились, чтобы вернулись на свои площадки, но они продолжили путь со мной до самых ворот. Надеялись.

Истерия началась, когда мы с Антоном вышли за ворота. Пространство разделилось на «там» и «здесь». Я с Антоном шла «здесь», по асфальтовой дорожке, к автобусной остановке. Параллельно нам, «там», за забором, двигалась группка детей, ничейных мальчиков и девочек.

– Оксанаааа! Когда ты приедешь сюда еще?

– Оксанаааа! Ты приедешь еще?

– Забери меня-аа!

– Я хочу с тобооой!

Забор кончился, угол.

Дети не могли идти дальше параллельно с нами. Свои лица они просунули сквозь прутья. Кричали. Рыдали. Они и я. Было очень тяжело разворачиваться к ним спиной, оставлять их у забора и идти дальше. Ладошка Антона в моей руке. Перед ним открывается новая жизнь, во всей полноте возможностей и перспектив, с мамой и папой. А остальные оставленные дети?..

Их перспективы…

Нет…

Так не должно быть.

Вот тогда в моем, не знаю, сердце или разуме, зародилась мысль. И через несколько месяцев она совершенно однозначно оформилось в наше с мужем решение, что мы заберем в семью еще детей. Столько – на сколько хватит сил, времени, навыков, в конце концов, «койко-мест» в нашем доме.

Поэтому, немного погодя, мы забрали сразу трех родных сестричек: Лену, Надю и Веронику. А через год у нас родилась Злата. Вот и получилась такая большая семья.

Наши приемные детки уже 5 лет с нами, ужасы адаптации позади.

Ничейные мальчики и девочки продолжают смотреть на меня с фотографий из федерального банка детей-сирот. Свободные койко-места не дают покоя.

Детозависимость – шутят коллеги.

Надежда ДемочкинаПоздно не бывает

Я приемная мама уже более 7 лет. Дети в семье с младшего возраста. И, как и многие, учась в ШПР (Школе приемных родителей), я была уверена, что если ребенок старшего возраста, то не привыкнет и мы не сможем стать для него близкими.

Но судьба свела меня с мальчиком, который всю жизнь жил в системе (в домах малютки, интернатах и так далее), много из-за поведения «лечился» в психушках, и на момент нашего знакомства ему уже было 26 лет. Называю мальчиком потому, что воспринимала его именно как большого ребенка. Он и вел себя совсем не как взрослый человек. Имя скрою, пусть будет Сережа.

Отношения Сережи с женой на тот момент (да и с окружением) были похожи на сериал «Санта-Барбара пролетает над гнездом кукушки». Непонятно было, как он добрался до Москвы, как смог завести серьезные отношения и вообще как выжил.

Получилось, что я потихоньку начала помогать Сереже. Сначала советами. После моих подсказок он с юристами собрал и подал документы на жилье, которое ему, естественно, не дали.

Потом жена выставила его из квартиры и уехала с ребенком в другой регион. Мы нашли Сереже временное место для проживания, но фактически он стал жить с нами и с нашей семьей.

Начал помогать мне с детьми, на тот момент у нас с мужем родился четвертый ребенок. С момента «прихода в семью» парню снесло крышу от воспоминаний, страхи и ужас прошлого не давали ему спать. Мы с мужем слушали, слушали, сочувствовали его прошлому, искали ему психолога.

Один кризисный психолог МЧС вообще, пообщавшись с ним, сказал, что никто не будет с ним работать, его нужно срочно в психушку и желательно лет на пять минимум. Представляете, как забавлялся наш мальчик со своим системным опытом общения с психологами? Они же для него как подопытные кролики – верят всему, что придумает.

Однажды случилось чудо, и Сережу по моей просьбе приняла на консультацию Людмила Петрановская. После общения с ней Сережа долго ругался, спорил. Но через несколько недель записался к ней снова. Встреч было немного, но даже спустя четыре года он вспоминает о них как о том, что реально изменило его «установки».

В дальнейшем он уже в фонде «Арифметика добра» посещал психолога Наталью Валентиновну, и отношение было совершенно другим, как к процессу реабилитации.

Я очень благодарна своему мужу за огромное доверие, достойный пример и помощь во всем. Сложно впустить в свою семью взрослого 26-летнего мужчину с психологическим развитием на 12-летний возраст. Многие, особенно родственники, не понимали нас, и, наверное, до сих пор не понимают. Любимый вопрос: «А кто он вам?», на который у нас всегда разный ответ.

Было с Сережей много бытовых катастроф, откровенной глупости, наивности и даже грубости. С ним всегда не очень просто, например, был период, когда он понимал только повышенные тона, иначе это разговаривают не с ним.

Дети иногда спрашивали: «А почему ему можно так говорить и поступать?» И я объясняла, что «он жил в интернате всю свою жизнь, у него не было мамы и папы, которые могли бы научить его заботе, любви, уважению и даже правильному поведению». Как-то так, в разных вариациях, конечно.

Многое меня поражало, у него никогда при нас не было проблем с алкоголем и наркотиками, и даже ни разу он не ходил гулять ночами на «поиски приключений», было ощущение, что Сережа вообще не хочет выходить из дома.

Дети его полюбили, он сам всегда очень трепетно относится к детям. Это реально здорово, как он играет с малышами. Полностью отдается процессу, не отвлекается на дела, относится к ним как к равным, учит добиваться результата и поддерживает, если сразу не получается.

Прошло больше четырех лет. Сережа теперь живет самостоятельно. Работает, снимает жилье. Мы созваниваемся, он приезжает к нам в гости, спрашивает совета, делится новостями, успехами и готов всегда помочь. Мы родные люди.

Официально развелся с женой и через суд установил порядок общения с ребенком, платит алименты. Выигран его иск по жилью в Верховном суде, хотя тяжбы еще продолжаются. Значит, будет у Сережи и свое жилье.

Психологи скажут, что он социализировался. Что произошли глобальные изменения в его отношении к людям и к жизни. А я чувствую, что он успокоился и внешне, и внутренне.

Андреа ПетуховскаяЧетвертый не лишний

Несколько лет тому назад в далекой Сибири жил очаровательный мальчик – голубоглазый блондин, как с картинки. У него были папа и мама, бабушка и дедушка. Жил и не тужил. До того самого дня, который обернулся для мальчика страшным сном. На пороге собственного дома на папу напали грабители и сильно его избили. Когда отец умер, мама пропала без вести.

Заботливая бабушка, которая души не чаяла во внуке, старалась изо всех сил, чтобы внук ни в чем не нуждался. Ей было ох как непросто. Потеряв единственного сына и сноху, оставшись с маленьким ребенком на руках, эта храбрая женщина ухаживала за тяжело больным мужем. После перенесенного инсульта ему не становилось легче. Пожилой мужчина сначала потерял способность говорить, а с годами не смог передвигаться и ослеп. Сколько же горя может выпасть на судьбу одного человека?