Тем временем нашему большому семейству стало очень тесно в крошечной квартирке в Москве, и мне пришлось взять еще одну ипотеку. Мы дружно переехали в дом в Подмосковье. Аню пришлось перерегистрировать в новую опеку, и, о чудо, я увидела в опеке не просто женщин-роботов, механически заполняющих бумажки и ставящих свои росчерки на судьбах детей, я увидела настоящих живых людей, которые любят детей и делают все от них зависящее, чтобы помочь ребенку. Именно ребенку!!!
Я продолжала общение с моими любимыми девушками, приемными мамами из «Арифметики добра». И вот на одной из встреч меня накрыла взявшаяся из ниоткуда мысль: «Я хочу мальчика»! Мало того, я ее даже произнесла вслух. Это было наваждение. Никаких предпосылок, ничего не предшествовало этому. Произнесла и забыла. Как будто и не было этого.
С того момента прошло 1,5–2 месяца, и я в чате получаю сообщение от специалиста опеки и фотографию мальчика. Ему 14 лет, зовут Кирилл. Сам написал заявление на имя директора детского дома с просьбой найти ему приемную семью. Число, подпись. Я до этого уже неоднократно получала сообщения из опеки о том, что нужно срочно найти семью тому или иному ребенку. Я их рассылала по разным чатам и группам, сводила кандидатов с нашей опекой и радовалась, когда получалось пристроить детишек в семьи и они не попадали в детский дом. Но это сообщение зацепило тем, что мальчик был какой-то родной, и еще заявление на имя директора детского дома!!! Оно меня возмутило. Я всегда считала, что детский дом обязан искать всем детям семьи безо всяких просьб и заявлений. Я отправила фото мальчика по разным чатам, но о нем больше не было никакой информации. Все задавали вопросы, а я ничего не могла ответить. Опека не знала его историю, так как, по их словам, в детский дом он попал всего 1,5–2 месяца назад. Тогда я решила съездить в детский дом и поговорить с ребенком лично, чтобы можно было рассказать о нем кандидатам и так быстрее найти ему семью.
Опека буквально за час сделала мне разрешение на посещение ребенка, и я поехала в детский дом. Пока я общалась с сотрудниками, пришел Кирилл… Он очень волновался, у него дрожали руки, пропадал голос. У меня было странное чувство. С одной стороны, хотелось сказать: «Это мой ребенок, кто посмел его сюда привезти, что он здесь делает, как вы можете его тут держать?!» С другой стороны, я ведь видела ребенка впервые, но почему я чувствовала себя так, как будто знаю его всю жизнь…
В то же время я понимала, что цель моего приезда – узнать побольше о ребенке и найти ему родителей. И я еще никому дома не рассказывала про него, ни с кем не советовалась. Поэтому мы разговаривали, я задавала вопросы, он отвечал. Потом сотрудники детского дома спросили, хочет ли он что-то у меня спросить. И Кирюша спросил, сможет ли он видеться с бабушкой. Этот вопрос поставил точку в поиске приемной семьи для него. Семья нашлась. За две недели я собрала документы и сразу после лагеря (детский дом вместо оформления в семью отправил ребенка в лагерь) забрала его домой.
Позже, когда мы с Кирюшей уже многое рассказали друг другу о себе, выяснилось, что именно в тот день, когда на меня снизошло озарение, что мне нужен мальчик, Кирюшу изъяли из семьи и отправили в детский дом. В этой истории много удивительного и необъяснимого. Кирюша очень похож на нас, даже внешне. У нас с ним одна группа крови, а 1 октября 2019-го было принято положительное решение суда об усыновлении, которое 11 октября вступило в законную силу. Я очень рада, что в свидетельстве о рождении у Кирюши в строке «мать» будут теперь мои данные!
Дмитрий СмирновПриемная семья по-быстрому
Встав на очередь в районную опеку, мы с супругой особых надежд не питали. В анкете зачем-то сразу честно написали, что планируем оформлять приемную семью на возмездных условиях. Дочитав до этого места, сотрудница опеки подняла глаза, пристально и строго на нас посмотрела и начала допрос с пристрастием:
– Есть некоторые варианты, которые подразумевают только усыновление. Вы их будете рассматривать?
– Нет.
– И вы тут выбрали подростковый возраст и девочку. А если будет мальчик-дошкольник?
– Наверное, откажемся.
– Небось и здорового ребенка хотите, русского, с голубыми глазами?
– Ну, у нас это первый опыт, инвалида мы точно не потянем. А национальность, цвет волос и глаз, пожалуй, значения не имеют.
– Понятно. Я вас сразу предупреждаю, что очередь у нас тут большая, а такие корыстные вы вообще одни. Ставлю вас в конец списка. Запасайтесь терпением, ждать придется долго.
Разговор был в пятницу. По дороге домой мы с женой даже начали обдумывать «менее меркантильные» варианты. Но мужская логика твердила, что нет ни единой причины отказываться от господдержки, которая предусмотрена законодательством, а женская робко поддакивала. В итоге мы решили положиться на судьбу.
И судьба незамедлительно постучала в дверь… уже в воскресенье. Позвонила та самая сотрудница опеки с пристальным взглядом:
– Я много думала… Вроде бы вы приятные люди, с твердой позицией и благими намерениями. И у меня как раз есть подходящий вам вариант, по которому возможна возмездная опека. Приходите завтра, если можете.
Можем ли мы? Да я приехал раньше, чем опека начала работу. Внутри все просто кипело, мысли путались, смутные ожидания терзали душу. Внезапно пришло осознание того, что мы уже на пороге новой жизни, дверь в которую сейчас может распахнуться…
А вдруг что-то пойдет не так? Будет ли возможность отступить назад?
Строгая дама из опеки на этот раз была приветлива и благосклонна. Я был один, потому что супруга в тот день работала. Передо мной на стол положили толстую папку с делом. На первой странице фотография девчушки лет девяти. Снято издалека, осенью, на улице. Девчушка в куртке и шапке подпирает березу, сжимая в руках какую-то игрушку. Явно позирует. Смотрит в объектив пристально и серьезно.
– Вы на фотографию не смотрите, она давно сделана. Девочке сейчас 13. Папа умер, мама лишена родительских прав. Жила под опекой у бабушки. Но бабушка уже в возрасте, стала часто болеть. Пару месяцев назад ее должны были госпитализировать, поэтому она попросила временно устроить внучку в приют. Но здоровье не улучшилось, и забрать внучку обратно к себе бабушка не смогла. А это абсолютно домашний ребенок, без вредных привычек, даже не сквернословит. Ей никак нельзя в «систему». Но и тянуть дальше с ее пребыванием в приюте я не могу, по закону ее ждет распределение…
Пока дама из опеки зачитывала эту информацию, мои глаза бегали только по фотографии, которая совершенно не давала никакого представления о девочке. Мысли путались. Почему она не улыбается? А вообще в реальной жизни она улыбается? Интересно, а как она учится? И что по части здоровья? Захочет ли она войти в чужой дом, когда у нее все еще живы мама и бабушка?
– …и я подумала о вас. Так удачно, что вы живете на той же улице, где девочка жила у бабушки последние три года. И если она перейдет в вашу семью, то сможет продолжать обучение в той же школе, видеться с бабушкой и своими друзьями. Ну что, знакомиться поедете? В приюте сейчас как раз неделя весенних каникул, удобное время.
Разумеется, надо знакомиться. Договорились на завтра. Мне выдали адрес, телефон, направление на встречу и пообещали связаться с приютом и предупредить их о нашем визите. Почему-то сам факт встречи мне казался формальностью. Наверное, решение уже было принято. Не только мной. Казалось, что оно принято вообще. Само по себе.
Жена отпросилась на полдня, созвонились с приютом, договорились о времени визита с утра. Нас попросили привезти с собой какие-нибудь фотографии нашей квартиры, чтобы хотя бы так предварительно дать девочке представление о том, куда ее могут пригласить жить. На мгновение я задумался. Ведь наша гостиная, оформленная как рабочий кабинет с обширной библиотекой и оклеенная обоями в китайском стиле, совсем не напоминала детскую комнату. Но именно это помещение в нашей квартире было единственным, которое можно было выделить в единоличное пользование приемному ребенку.
И как же мне сфотографировать гостиную так, чтобы девочка смогла себя представить в ней как дома? Стоя посередине комнаты, я с грустью осматривал пока еще целые обои, практически новую мебель, чистый ковер на полу, а в мозгу уже рисовались картины апокалипсиса в этих четырех стенах, который очень быстро сможет тут устроить обуреваемое горем и тревогой наше будущее чадо.
Рядом со мной замерла в стойке наша собака, грустным взглядом прощавшаяся со своей законной вотчиной, где она могла часами беззаботно валяться прямо на середине ковра, а иногда, в отсутствие хозяев дома, даже заползать и на диван. Собственно, эту грусть в собачьих глазах я и запечатлел на фоне книжных полок.
И вот утром вторника мы вошли в приют, который как-то сразу погрузил нас в атмосферу тревоги, грусти и одиночества. Было непривычно тихо в заведении, где в основном живут дети. Нет, не живут, а в напряжении ждут распределения. Нас встретили приветливо, но как-то безучастно, провели в специальную комнату, оставили одних. Пять минут ожидания показались нам с супругой вечностью. Почему-то обстановка не располагала к длительному пребыванию в этом учреждении.
Наконец зашли заведующая, психолог, воспитатель. Представились, задали нам ряд дежурных вопросов, вкратце рассказали о девочке. Оказалось, что она провела почти 3 недели в больнице, куда ее госпитализировали с обострением хронического заболевания. Еще выяснилось, что в приюте ее никто не навещал кроме кровной матери, которая всеми правдами и неправдами попадала сюда в Дни открытых дверей вместе с потенциальными приемными родителями и даже умудрялась что-то передавать своей дочери из продуктов и вещей. Разумеется, характеристику на кровную родственницу выдали самую что ни на есть нелестную, выразив убежденность, что в правах она никогда не восстановится. Обрадовались нашему интересу к этой девочке, проинструктировали относительно формата знакомства и послали наконец за ребенком.