И вот мы стоим на пороге бабушкиной квартиры, а меня все еще терзают смутные сомнения. Дверь открывает бодрая дама преклонного возраста, опрятно одетая, причесанная, со слегка накрашенными губами. Вежливая, причем с теми же манерами, которые нам уже сутки демонстрировала ее внучка. Проходим в комнату и видим… кровную маму. Девочка бросается в ее объятия, мама в слезах, бабушка хлопочет вокруг меня, пытаясь усадить поудобнее.
Я начинаю понимать, что выгляжу глупо и не нужен среди этого родственного всеобщего счастья.
Проговорили мы в общей сложности час. Родственники пытались, скорее, как-то оправдаться передо мной, объяснить всю ситуацию чередой нелепых обстоятельств, продемонстрировать свою любовь к дочери-внучке и готовность оказывать нам, как приемным родителям, полную поддержку.
Правда, была очевидна разница в их позициях: лишенная родительских прав мама явно находилась в роли просящего, а бабушка, к слову, сама и инициировавшая в свое время это самое лишение родительских прав, – в роли всемогущего разрешителя, от подписи которого зависит все.
Поэтому бабушка, показав все грамоты и фотографии внучки, рассказав о своих победах на «фронтах» здоровья и образования подопечной, начала перечислять условия, на которых она нас благословит и все подпишет.
Во-первых, с меня взяли обещание приводить внучку почаще в гости, а также не препятствовать их общению по телефону. Во-вторых, меня попросили уделять повышенное внимание урокам, чтобы девочка не растеряла свой потенциал, который бабушка культивировала несколько лет. В-третьих, меня уведомили о плохом поведении внучки, из-за которого у них были конфликты. В-четвертых, рассказали о плохих компаниях, в которых девочка ранее была замечена, но в будущем не должна быть.
В общем, я выглядел как соискатель в поиске работы, которого будущий работодатель знакомит со своей фирмой и дотошно расспрашивает, чтобы принять для себя окончательное решение, достоин ли я стать членом его команды. Спустя час мне показалось, что «собеседование» я успешно прошел, после чего мы с девочкой поспешно удалились.
Стоит сказать, что ребенок всю процедуру перенес стоически, всхлипнув лишь раз в объятиях мамы. Но никаких истерик, заламывания рук, капризов не было. На ум пришла мысль, что девочка, видимо, сама уже давно морально освободилась из-под родственной опеки. И все, что сейчас происходит вокруг нее, является лишь юридическим оформлением давно свершившегося факта. И хотя спину она все еще манерно держала, мне показалось, что делает она это из последних своих детских сил.
Наверное, в этот момент я и решил, что сделаю все, чтобы оградить эту девочку от лишних переживаний. Утром пятницы я позвонил в приют и спросил, как нам все правильно сделать, чтобы ребенок остался у нас.
Ответ сотрудницы приюта меня озадачил. Она сказала, что сегодня я должен привезти девочку обратно, а на следующей неделе, когда все документы будут оформлены, мы сможем приехать за ней и ее вещами. Мне почему-то стало не по себе от одной мысли, что практически уже наш ребенок должен вернуться в приют, чтобы там ждать несколько дней, пока взрослые утрясают его судьбу. И я сказал решительное «нет».
Полдня прошло в выяснениях отношений. Я съездил в опеку, поднял там всех на уши, потом созвонился с директором приюта, долго ругался по телефону. Особенно меня покоробил цинизм, с которым директор взывала к моей совести и требовала вернуть ребенка к ним, так как девочка совершила страшнейший грех на земле – уехала к нам в казенных трусах и куртке, а ведь это все подотчетное имущество. Это было последней каплей – я позвонил в опеку и поставил ультиматум: «Ребенка мы в приют назад не повезем, а вы сами утрясайте с ними все вопросы, чтобы нас оставили в покое». И они все как-то быстро утрясли.
На выходных мы еще раз заглянули в гости к бабушке, выйдя оттуда с двумя большими сумками приданого. Собственно, вся жизнь 13-летнего подростка поместилась в эти две сумки. В понедельник мы с девочкой заехали в приют, сдали под отчет трусы и куртку, забрали несколько остававшихся там ее личных вещей, кулек с лекарствами и рецептом по их приему. Тогда-то я впервые и прочитал официальный документ о проблемах со здоровьем у нашей девочки. К сожалению, далеко не последний, но это уже совсем другая история…
Провожая свою бывшую подопечную, сотрудница приюта посетовала, что все так быстро произошло и ребенок даже толком ни с кем не попрощался. Но мне подумалось, что в данный момент девочку это обстоятельство огорчало меньше всего. С таким местом, на мой взгляд, лучше как раз прощаться быстро. Да и вообще, нам с супругой такой ритм привычнее. У нас все как-то по-быстрому обычно происходило: через полгода после знакомства я уже сделал предложение, свадьбу сыграли через 4 месяца, через 1,5 месяца жена начала учиться в вузе, а еще через месяц забеременела…
У нас такая семья – все самое важное в жизни мы делаем по-быстрому.
История нашей приемной семьи как дорога – без начала и конца, по большей части ровная, но есть рытвины, кочки и ухабы. Но главное, что мы уже 3,5 года едем по этой дороге вместе. А в окнах нашей «машины» мелькают, как в калейдоскопе, разные пейзажи…
– Хочу летом на море.
– Как же ты будешь там отдыхать, если боишься воды?
– Ну, хотя бы позагораю на берегу.
– Нет, придется научиться плавать. Запишем тебя в бассейн.
До начала лета удалось 2 месяца походить в бассейн на обучение плаванию. Но море было впереди, а сначала решили отправить в поход по соцпутевке на Сямозеро. И был поход, и был 2016 год, та самая злополучная 1-я смена, тот самый отряд… Повезло, заболел живот, не поплыла по маршруту в составе первых экипажей, поплыла на второй день и на другой остров, в итоге осталась жива, но эвакуировали силами МЧС, в спешке забыла там часть вещей и любимую мягкую игрушку.
Море, солнце, пляж… закрытый перелом, гипс.
В больнице:
– Как же ты так умудрилась сломать плюсну?
– Неудачно нагнулась за воланчиком во время игры.
В итоге половину отпуска пропрыгала на костылях и прокаталась у меня на закорках.
Учиться продолжала первое время в своей прежней школе в прежнем классе. Но ощущала себя уже по-новому. Диалог с учительницей на уроке:
– Почему без домашнего задания пришла? Значит, поставлю двойку, чтобы в следующий раз уроки делала.
– Я сделала, но просто тетрадь дома забыла.
– А вот это ты потом будешь объяснять своим родителям, за что у тебя двойка.
– Это я сейчас Димасику (мне, значит) позвоню, и он вам объяснит, как оценки ставятся.
Почти сразу обострились хронические заболевания. Одна госпитализация, затем через две недели сразу вторая. Каждый раз на «Скорой». Так и появился не слишком веселый мем насчет «покататься на бесплатном такси с огонечками».
Первое время мастерила любые поделки, рисовала что-то, лепила, вышивала и всем раздаривала. Как-то из лагеря привезла несколько поделок из бересты. Вставила в розовые рамки. Одну подарила кровной маме на одной из встреч. И с удивлением через полгода обнаружила свою же поделку в мамином подарке себе на Новый год.
Пришла к нам в дом с очками. У офтальмолога плохо видела, не могла осилить таблицу Сивцева. Но аппарат упрямо показывал отсутствие близорукости. Направили на дополнительное исследование – снова нет подтверждения. Мой диалог с доктором:
– А как же тогда так получается, что она не видит?
– А кто вам сказал, что она не видит?
– ???
– Я за 25 лет врачебной практики такого насмотрелся. Давал девочке стакан воды под видом заграничного передового лекарства, и она «прозревала». Вы дочь просто… обнимайте почаще.
Как потом оказалось, очки были взяты у подруги, потому что «в них солиднее».
Интерес к готовке начала проявлять почти сразу. Даже чересчур. Как-то решила сделать нам сюрприз и самостоятельно сварить суп. Чтобы определить степень готовности склонилась над кастрюлей. Сюрпризом для меня стала необходимость забрать ее вечером из больницы с ожогом роговицы глаза. Зато туда снова покатили на «такси с огонечками».
Обычное дело – пропали ключи. Обыскались. Спросили у детей: «Брали?» Оба ответили отрицательно. Утром в ботинке нашел. Засомневался.
В следующий раз пропала помада. Искали уже не так тщательно, но сказали детям, что вот, потерялась куда-то. Я в разговоре с женой пошутил, что завтра утром найду в ботинке. Там и нашел. Так родился еще один семейный мем про «волшебный ботинок-пропажеискатель».
Сначала поставили на простые лыжи, потом засобирались на склон. Приехали уже под вечер, под светом прожекторов потащил на гору, чтобы научить стоять на горных лыжах. Полчаса, час – страшно, постоянно падает, удержать равновесие не получается. Последний раз просто картинно падает перед собой на ровном месте и корчится от боли. Подняли ночью врача, та приехала, открыла травмпункт, осмотрела «рану», дала нашей симулянтке какую-то мятную таблетку и с собой еще парочку. А мне, прощаясь, сказала: «Волноваться не стоит. Больше внимания дочери, и «травмы» станут реже».
Внимание было оказано. Наутро поехала с горы. Потом второй раз, третий… Уже вечером наблюдали, как она обучает кататься чью-то маму, впервые вставшую на лыжи. На третий день профессиональный инструктор уже ставил ее на сноуборд.
И снова травмпункт, растяжение связок. Нам «скармливает» рассказ про «зима, скользко, упала на улице». Узнаем правду – мальчик в школе толкнул, упала с лестницы. Придумала альтернативную историю, чтобы мальчику не влетело и любимую учительницу не уволили.
Любопытно, что когда перешла в новом учебном году в другую школу, «любимая учительница» обиделась на нее и назвала предательницей.
Периодически проходит диагностики или просто разовые психологические консультации. После долгой душевной беседы с очередным специалистом заключила: «Я теперь поняла – я точно в этой жизни не пропаду!»
Вот так и тянется история нашей приемной семьи… Что там впереди, за поворотом? Овраг, бурелом, райские кущи, оазис? Этого наверняка не узнать, пока не повернешь. Главное, что пока мы вместе «едем в машине», не спеша, с остановками и пробуксовками, периодически сворачивая на заправку. Да и путь от приемной семьи к семье неблизкий. Идем и вспоминаем, как еще римляне говорили – «Viam supervadet vadens» или «Дорогу осилит идущий».