– Я Андрей.
– Илья.
– Здравствуй, меня Татьяна зовут.
В этой семье было трое приемных детей и взрослая родная дочь моих новых родителей. А еще мне сказали, что через неделю они собираются в Крым. То есть тетя Таня и я. Новообретенный папа и их двое детей уже были в Крыму.
Вскоре я познакомился со многими ребятами из поселка в Крыму, где мы проживаем в летнее время.
Я побывал в горах, на море, во всевозможных городах Крыма. Живя до этого в Подмосковье, я не мог подумать, что все так резко хорошо обернется.
Благодаря маме я познакомился в Крыму со многими ее учениками-аккордеонистами, которых она учила, вот, например, Дмитрий Ноздрачев, лауреат международных конкурсов в Европе и России, ныне студент Санкт-Петербургской консерватории.
Еще там были замечательные друзья моей мамы. Раиса Наумова – поэтесса, член Союза писателей. Ленуза Ибетовна – математик, с которой мы очень сдружились, и я сам попросил маму Таню, чтобы в летнее время заниматься математикой с Ленузой Ибетовной. И все знакомства меня не грузили, как-то было все по-простому.
Я могу бесконечно рассказывать, как теперь все хорошо, ведь всего и не перечислишь. Прошел год. У меня появилась настоящая семья, где меня любят, могут выслушать и поддержать во всем, прошли депрессивные мысли, я научился радоваться жизни, осваиваю гитару, вновь стал писать, изучаю азы рисования.
Последнее, что я хочу сказать тебе, дорогой читатель. Возможно, именно ты сможешь забрать ребенка и подарить ему хорошую жизнь в настоящем и в будущем.
Представь себе, сколько еще детей в приютах, и почти всем им одинаково плохо без заботы о них. И не важно, сколько ребенку лет. Три годика или пятнадцать. Важно постараться помочь не пропасть в бездне детского дома.
Я надеюсь, что мой рассказ хоть немного замотивирует тебя взять ребенка. А я пока буду дальше совершенствоваться… Пока.
Юлия БелицкаяМоя девочка
Если бы я увидела ее фото из федеральной базы детей-сирот, то не поехала бы к ней ни за что! На той фотографии был запечатлен страшный заморыш, мало похожий на девочку.
Внешность – штука обманчивая, а в руках «умелого» фотографа она может очень исказиться.
Делая фото для базы данных, никто почему-то не заморачивается о качестве. Это вам не платная фотосессия в крутом лофте и даже не уютное семейное фото. Что вышло – то вышло.
Но Господь мудр. Он избавил меня от сомнений. Фото я не видела, и потому отношение к этому маленькому несчастному младенцу было абсолютно непредвзятое.
Мы отправились за 500 километров от Москвы вставать на учет в Вологодскую опеку. Провели чудесные выходные, гуляя по старинным улочкам Вологды. Размышляли, когда же найдем нашу девочку, даже не догадываясь, что уже завтра обретем наше маленькое счастье.
Утро понедельника началось в опеке. Эту фразу я слышала миллион раз: «Детей нет!»
С какой-то безнадежностью мы написали заявление о постановке на учет, и тут инспектор сказала:
– А хотите посмотреть одну девочку? По вашим пожеланиям подходит. Только она в области, километров 120 от нас.
– Хотим, – выпалили мы одновременно.
Оказалось, что ехать нужно 200 километров, 100 из которых по абсолютному бездорожью.
Прибыли ровно к началу обеденного перерыва в местной опеке. Голодные, уставшие, растерянные. Ни на что не надеясь, кроме знакомства с маленьким человечком. И тут все так закрутилось…
Мы не успевали даже понять, что происходит.
В 14.15 вошли в опеку.
В 15.00 приехали в детский дом.
В 15.30 увидели ее.
В 16.15 выходили из детского дома за руку с маленькой худенькой девочкой.
Сначала с нами беседовали психолог и директор детского дома. Потом привели маленькое худенькое существо с короткими бесцветными пушистыми волосами в красивом платье на три размера больше. Как потом выяснилось, всех девочек наряжают в это платье для знакомства с кандидатами.
– Вот и наша Полина, – театрально сказала психолог, – поздоровайся с тетей Юлей и дядей Володей, Полиночка.
Плохо помню, что происходило дальше. Кровь пульсировала в висках. Запомнила только огромные глаза, в которых читалось: «Нужно понравиться этим людям».
Еще в памяти осталась фраза воспитательницы, которая помогала нам собраться. Она нежно обняла Полинку, поцеловала и, сдерживая слезы, сказала:
– Надеюсь, больше не увидимся.
И в этой фразе было столько боли и радости одновременно. Домой ехали в полнейшей тишине. В дороге Полинка не спала. Приехали мы уже в третьем часу ночи, но она даже не сомкнула глаз. Было ощущение, что вцепилась в меня взглядом.
Наверное, ей казалось, будто закроет глаза, и мы исчезнем. Мы нереальный сон. Она проснется и снова окажется в детском доме. Поэтому держалась, как могла, только бы не потерять этот контакт, не порвать эту тонкую ниточку, связывающую ее с совершенно новой незнакомой жизнью. Ей было очень страшно, но так хотелось получить свой кусочек счастья. Она боялась нас, но и мы тоже боялись ее. Боялись даже больше, чем она. И все равно и мы, и она сделали этот выбор. Правильный выбор.
Возможно, самый правильный в нашей жизни.
Кимал ЮсуповАйка
Когда мы с женой впервые туда приехали, то увидели здание с голубой табличкой, на которой значилось «Муниципальное детское дошкольное…».
Только входов почему-то было два. Один в центре и еще один сбоку. Немного подумав, я решил, что, наверное, заходить надо через центральный.
Было за полдень, но детская площадка была еще залита солнцем. Вокруг аккуратных клумб стояли фигурки аистов, между деревьями были натянуты гирлянды флажков. На площадке было много детей, они были в разноцветных рубашечках и платьицах и напоминали елочные игрушки. Похоже, что шла подготовка к фотосессии: родители поправляли банты, причесывали непослушные вихры. И точно: на плакате было написано «Фотосессия “Дети современной России”».
Некоторых детей, кто был готов, уже расставляли на фоне клумб по одному, парами, с воспитателем, с машинкой, с куклой.
А тех, кто уже сфотографировался, родители уводили домой. Было слышно, как капризничающим детишкам говорили «а кто у нас плачет, а кому мы шарик сейчас купим, а кому мама чупа-чупс купила, а кого дома папа с новой машинкой ждет».
И вдруг я заметил, что детская площадка поделена сетчатым забором. За сеткой были такие же клумбы, аисты, гирлянды. И там тоже уводили детей с площадки. Уводили строем, по парам. У мальчиков были одинаковые синие рубашечки в клеточку, у девочек одинаковые бледно-розовые платьица. Шли они молча вслед за грузной женщиной, по-видимому, нянечкой. За подол ее синей куртки-униформы держался маленький мальчик, лет двух, с черными волосами. Он прихрамывал на левую ножку и изо всех сил старался не отстать от своей провожатой.
– Скажите, а там что? – спросил я у одной из воспитательниц.
– А, там… Там наше «зазеркалье». Сколько просим муниципалитет бетонный забор поставить, а вот нельзя, видите ли. У нас адрес один, и территория общая с «этим учреждением». Родители наши жалуются, что прямой контакт с ними почти, ничего не можем поделать. – Девушка теребила крупные золотые серьги в ушах.
Тут я понял, что приехали-то мы верно, а вот зашли не в ту дверь. Мы вышли из детского сада и пошли в «это учреждение».
Ольга Ивановна, так звали главного врача Дома малютки, оказавшегося на одной территории с детским садом, провела нас в комнату ожидания и обещала вернуться через минуту.
Это был наш первый визит, да и вообще первое знакомство с «системой», и то, что я увидел, оказалось не совсем тем, чего я ждал. В комнате ожидания внезапно оказался большой иконостас. Помню, как я стоял напротив него и думал о том, как ОН на все это смотрит, как позволяет…
Ольга Ивановна тогда нам объяснила, что крестит она тут всех, не разбирая национальностей. У нее были гладко зачесанные, тронутые сединой русые волосы, мягкие руки и оценивающий взгляд светлых зеленых глаз. Да, ей надо было нас оценить, сможем ли мы, осилим ли.
Мы шли познакомиться с мальчиком Тимошей и его сестрой Айкой, которым, судя по описанию, было 2,5 и 4 года. Но Ольга Ивановна не спешила.
– Пойдемте, мы с вами аккуратно за мальчиком понаблюдаем. А там решим, когда и как вам начать знакомство, – сказала она и поправила гладко выглаженный белый халат.
Мы стояли в коридоре и смотрели на детей. Мальчик, которого я видел держащимся за подол няни и слегка прихрамывающим, стоял у шкафчика в раздевалке и с серьезным видом пытался сложить туда свои вещи. На шкафчике был нарисован воробушек.
– Воробушек, да, у нас Тимоша маленький, меньше других, мы ему на шкафчик воробушка и приклеили. Он и есть наш воробушек. – Ольга Ивановна смотрела на нас пристально. И словно что-то для себя решив, повернулась и сказала тихим голосом:
– Тимоша, Тима, идем к нам, воробушек, к тебе пришли…
Айку мы тогда не застали. Не успели. Так как ей исполнилось четыре года, ее перевели в другое место. Детский дом. Ольга Ивановна рассказывала нам, что всячески пыталась момент перевода оттянуть. Но система работает по своим правилам, и тут уж ничего не поделаешь.
Лишь через неделю после знакомства с Тимошей мы смогли поехать в новое место, куда перевели Айку.
Новое место встретило нас отнюдь не иконостасом, но скрежетом открывающихся ворот и высоким серым бетонным забором. Во дворе стояли железные качели с облупившейся краской, трава вокруг была вытоптана.
Айка сидела на кухне, как ни в чем не бывало болтала ногой и пила с какой-то взрослой девочкой чай. Вот такое вот свойство у нее – быстро ко всему привыкать. А вернее – не привыкать ни к чему. И ни к кому. И не у нее, а у них. У всех, кто там. На худой шее у Айки болтался крестик. И тогда нам это казалось странным. Но не более странным, чем все остальное, что мы узнавали, начав этот путь. Не зря Ольга Ивановна испытующе заглядывала нам в глаза.