Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей — страница 32 из 32

II

Дома Айка плакала каждую ночь. Плакала не просыпаясь, отчаянно пытаясь забиться в угол. А проснувшись, говорила, что «вон в углу они стоят».

Нам, сорокалетним «молодым» родителям, становилось жутко до такой степени, что и самим уже начинали мерещиться кошмары, стоящие в углу.

А днем, когда ночные страхи на время прятались под кровать, Айка рассовывала все конфеты и печенья со стола по своим карманам. И если вдруг ей надо было отойти от стола во время обеда, она говорила свое неизменное: «Пап, я отойду, а ты покарауль мою еду, ладно?»

Караульщик из меня получался что надо. Я не только сохранял все сладкие богатства, но и за время Айкиного отсутствия их еще и пополнял.

Постепенно ночные пришельцы если не исчезли совсем, то, по крайней мере, попрятались куда-то по шкафам, до поры до времени. И конфеты уже можно было не оставлять папе под охрану – вроде как никто их не забирает. Хотя на всякий случай одну в карман она кладет до сих пор. Мало ли оно что.

А Тимошу мы забрали чуть позже, никак не удавалось сделать этому православному человеку российское гражданство. Оказавшись дома, он ровно сорок дней не слезал с маминых рук, вздрагивал каждый раз, когда открывалась дверь, и наизусть заучил мультик про мамонтенка.

Прошел год, и мы решились отдать Айку с Тимошей в детский сад. И если для Айки детский сад – дом родной, то с Тимошей все оказалось иначе. Этот день я запомнил так же хорошо, как и тот, когда увидел Тимошу впервые.

У меня было совещание в это утро, я надел галстук и так, при полном параде, повел его в сад. Мы шли по улице, и он болтал без умолку. Пока мы заходили в сад, пока шли по коридорам – тоже все было прекрасно.

Он уже приходил сюда раз с мамой, и настроение у него было замечательное. «Тут музыка, а тут бассейн» – показывал он мне детсадовские достопримечательности. Мы зашли с ним в раздевалку его группы и подошли к шкафчику. Тимоша посмотрел на него, развернулся и… стал плакать. Он взял мой новый галстук, вытирал им лицо, размазывая слезы, и сквозь всхлипывания говорил: «Папа, не оставляй меня, папа, не оставляй…». Немного опомнившись после такого резкого изменения настроения ребенка, я посмотрел на шкафчик. На нем был нарисован воробушек…

III

– Айка, Тимоша, приходите скорее завтракать, гренки готовы.

– Гр-р-ренки, гр-р-ренки! Пап, хорошо у меня «р» получается, да? – рычала Айка, прыгая то на одной, то на другой ножке.

Спокойно перемещаться у нее не получалось, в свои 6 лет она бурлила энергией, как маленький паровой котел.

– Меньше слов, больше дел, доча. Садись и ешь, пожалуйста.

– Пап, а я и дела делаю. Я очень полезный человек. Еще нежный. Да, я нежный и полезный человек. Вот на Золушке принц поженился, а на ее сестрах нет. Потому, что они были не полезные, а Золушка очень, пап! Посмотри, какую я вам с мамой сделала открытку сама!

Тут Айка подскочила со стула, мигом сбегала в детскую комнату и, вернувшись, достала из кармана кусочек картонки, сложенный пополам в виде открытки.

Из этого же кармана выпал неизменный запас в виде одной конфеты.

– Смотри, это мы с Тимошей, папа, мама и наш малыш Тагир! Пап, а можно сгущенку на гренки намазать, а?

– Айка, погоди. А почему же ты и Тима стоите отдельно, а мы с мамой и малышом как-то сами по себе, в стороне?

– Почему, почему, – сказал Айка, с полным ртом. – Потому что ну вот, Тагир у вас родился, а мы это… ну птица эта…

– Айечка, опять птица…

– Опять. Глупая птица, пап. Несла нас с Тимой к вам. Можно еще сгущенки, а, пап? Ну вот, несла, несла и заблудилась. Мама говорит, неправильная карта у нее была. Еще попала в тучу она и совсем дорогу потеряла. Принесла не к вам, а в садик. Там вот мы и родились. Без вас.

– Айка… послушай, родились вы в нашем сердце. В мамином и моем.

– Ну вот, все рождаются из маминого животика. А мы с Тимошей в садике. Все из-за птицы, пап. Потом вы меня искали везде на планете, а я была в самой серединке. В самой серединке, папа. Поэтому мы с Тимошей там вдвоем на открытке, догоняем вас. Чтобы вы нас больше не искали, а мы вот они, тут.

Мы сидим в залитой весенним солнцем кухне, а позади Айки и Тимоши я вижу тьму, следующую за ними по пятам. И чувствую, как им страшно повернуться назад. Всего-то два года там. Всего-то полжизни.

– Давайте знаете, мы что сделаем? Мы с вами завтра поедем на дачу и будем прививать нашу яблоню. Возьмем росток от другого сорта и привьем к той, которая возле летней кухни.

Скоро новый росток приживется и станет нашему дереву совсем родным.

Тимоша подошел ко мне и взял за руку, а Айка сидит и смотрит на меня своими большими глазами.

А на шее у них болтаются все те же крестики. И сегодня мне это уже не кажется странным. Как сказала в первую нашу встречу Ольга Ивановна: «Вера – это единственное, что мы можем дать им в дорогу».

Эльмира ЮсуповаЖизнь из одного шкафчика

– Мама, не уходи! – Он теребил свои колготки.

– Мама, тут посиди. Ну, мама!

Все дети были готовы к первому занятию, а я никак не могла переодеть его. И снова: «Мама, не уходи…»

Нянечка все выбегала из группы и всем своим видом показывала, что пора бы уже и освободить раздевалку. «Уж в четыре года мальчик мог бы и сам переодеться», – явно думала она. Но глубина взгляда моего сына показывала, что я не могу его просто оставить и уйти. Пятое утро в садике было медленным.

– Сыночек, ты же так хотел поплавать в вашем бассейне сегодня.

– Мама, я хочу с тобой. Ты не уходи!

Я видела, как Тима скользит глазами по шкафчикам. В его глазах они превращались в монстров, которые поедают детей.

– Мой дорогой, ты поиграешь с детьми, и я заберу тебя домой. Это будет очень скоро.

Я медленно переодевала его в плавки и резиновые тапочки.

– Сыночек, я прибегу еще до обеда. Ты здесь всего на пару часов. Ты же так ждал этого дня, чтобы учиться плавать! Да и поиграть с ребятами хотел…

– Мама, не оставляй меня…

Тимоша не умел громко плакать в общественных местах. Он тихо сопел. Его глаза были полны слез.

– Вы не переживайте, это адаптация. Сейчас он успокоится, – настаивала на своем нянечка детского садика.

А Тима все водил глазами по шкафчикам. Он не мог объяснить мне, что его так беспокоит в этих высоких «монстрах» с одеждой.

В том «детском садике» я ждала его сидя на полу. Меня предупредили, что мальчик хоть и привязчивый, в течение дня признает лишь одну нянечку. К остальным в этот день он не идет. А к чужим уж и подавно.

Я была готова к тому, что ребенок меня проигнорирует совсем. Он плохо ходил, хромал на одну ножку. В свои год и девять месяцев он не говорил ни слова. Его завели ко мне, крепко держа за одну ручку.

Я не ждала ничего. Все, что я хотела, это взглянуть на него. Посмотреть на Тиму одним глазком. Я совсем не хотела травмировать малыша, что-то обещав ему заранее. Пусть даже молча.

Увидев меня, он вцепился в меня взглядом черных бусинок-глаз. Я не могла ни моргнуть, ни отвести взгляда.

«Как долго я тебя искала… – звучало в моей голове. – Так долго я тебя искала…»

Этот молчаливый взгляд сказал мне все. Я знала, что это мой сын! Что наступит день, и я его заберу. Заберу домой. У него будет своя комната, свои игрушки, своя посуда, свой личный горшок. А главное, у него будет своя мама. Слезы счастья выступили на моих глазах. А он все глубже и глубже проникал в мое сердце.

Я попросила повторной встречи.

Через неделю, после разговора с главврачом, меня отвели в его группу. Показали шкафчик Тимоши. Единственное, что было его в этом учреждении. Потом была общая спальня, общая игровая, общий туалет. А я думала лишь о том, как бы его поскорее усыновить…

Он больше не хотел жизни, где нет своей мамы.

А шкаф в садике мы позже победили.

И многие другие шкафы тоже.