Крестную попросили (читай – скинули обязанность) отвести девочку на торжественную линейку в школе. Саше с Дашей от этого похода вышло одно удовольствие. Так и пошло по нарастающей. Уроки вместе, ужины вместе, и даже помоечного котенка маленькая Даша притащила к крестной – родители не разрешили оставить у себя.
Даша расцвела. Хотя некоторые родственники и прочие доброжелатели пытались посеять в ее душе сомнения, мол, семья крестницы зарится на квартиру или просто деньги одинокой женщины, Даша их не слушала. И время показало, что правильно сделала.
В лице маленькой Саши она обрела настоящую семью. В отличие от родной матери девочки, которая преследовала выгоду – скинуть с себя дочь-обузу крестной маме, Саша была только в радость.
Она фактически самостоятельно воспитала прекрасную умную девочку. Сейчас Саше уже 20, и ближе крестной нет для нее человека. И конечно, когда придет время, крестная Даша станет чудесной бабушкой.
Татьяна Чернецкая, Наталя ШумакИстория Динара
– Может быть, я виноват отчасти. Может быть. И сейчас характер резковат, не люблю полутона. А тогда молодой был. Дурной совсем. Эмоции. – Динар прикуривает одну от другой и горько улыбается. – Но я правда очень хотел детей. Веришь? Вот сколько лет себя помню. Мальчишки мечтают о том, что вырастут и тачку купят, о том, как будут девчонок клеить, о деньгах мечтают, представляют себя крутыми. А я представлял себя отцом. Как буду повсюду ходить с детьми. Гулять с ними, учить жизни, дружбе. Представлял, как пельмени будем вместе лепить и в муке перемажемся или как в лесу буду их учить ядовитые грибы от съедобных отличать, рыбу ловить! Ну и все такое. Глупо? Не знаю…
Он крутит очередную сигарету в жестких пальцах, не замечая, как огонек уже подбирается к огрубевшей коже. Смотрит в пол. Молчит. Снова прикуривает.
– Когда мы с Наташкой познакомились – у нее уже был ребенок. Пацан. Маленький еще, года два. Она его одна растила, и я возомнил себя спасителем. Она мне нравилась, да. Но я не просто предложил ей выйти за меня, я благодарности ждал за то, что взял ее с ребенком. Как будто этот ребенок делал ее хуже, или она и без меня бы не прожила. Дурак, конечно. Но мне тогда было чуть за 20, я был максималистом, считал, что отсутствие прошлого делает меня выше ее. Ну, расписались. Жили. Я говорю, давай родим общего, я твоего воспитываю, но и своих детей хочу. А она вдруг категорически в отказ! Нет – и все тут. Дня не проходило без ссоры. Я не понимал, что происходит, чувствовал себя обманутым, она меня просто использовала, устроила свою жизнь, избавилась от статуса молодой матери-одиночки. А я? Я хотел семью нормальную, она говорила, что устала в декрете сидеть, что хотела «для себя пожить». Мы бурно ссорились, потом бурно мирились… А однажды она ушла. Забрала мальчишку и просто исчезла, уехала куда-то, вроде к тетке своей. Подала на развод. Я скучал по ней и мальчишке – привязался же. Бесился, видеть никого не хотел. И тоже уехал. Подался на заработки в другой город.
Прошел почти год. Я успокоился, забот хватало, заказов, друзья новые появились. Все шло как-то своим чередом, и вдруг мне позвонила мать. Позвонила и начала кричать на меня страшно! Плакала, задыхалась от гнева! Я понять не мог: что случилось?? А она: «Разве можно так? Разве можно? Да что ж ты за сволочь такая! Твоя же кровь! Тебе не надо, вы два идиота молодых, тьфу на вас обоих, но мне почему не сказал?! Как можно? Как ты мог бросить свое родное вот так равнодушно! И почему ты мне ничего не сказал?! Почему от чужих людей из опеки я должна узнавать, что у меня внук?!»
Сначала я думал, что это ошибка. А потом потемнело в глазах, в груди стало жарко. Мать продолжала кричать и плакать. Я хотел спросить что-то, но голос не сразу вернулся. Мама знает, что я не умею притворяться, гнев сменился удивлением, она поняла, что я тоже не знал… Наталья все-таки забеременела. И ушла от меня, не сообщив об этом. Уехала к тетке в Елабугу. Аборт делать не стала – я уже никогда не спрошу почему, не знаю, где ее искать, да и не хочу, если честно. Родила сына в срок, здорового, крепкого мальчишку на три шестьсот. А когда пришел срок выписываться – написала отказ от ребенка и оставила записку, где просила указать в графе «отец» мое имя. Врачи в роддоме применили все: уговоры, обещания помощи, угрозы карами небесными… Бесполезно. Наталья уехала, оставив ребенка. Опека нашла меня не сразу – они же в Елабуге искали, Наталья успела у тетки прописаться, думали, что и я – местный. Начались все эти запросы, переписки между ведомствами, проверка однофамильцев. Пока спустя примерно месяц поисков по адресу моей прописки не нашли мать.
Никогда еще я так не бежал! Квартал за кварталом, через дворы и дороги. Примчался на вокзал, девушка в кассе косилась на мое раскрасневшееся заплаканное лицо с тревогой: «На Елабугу? Прямого нет, есть с пересадкой. Вам на Казань или Набережные Челны? Какой дать? На Казань есть на 12-е число, на Набережные Челны на 11-е, но на пересадку между поездами времени очень мало. Можете не успеть. Что? Берете на 11-е?». В тот же вечер я забрал у бригадира расчет и уехал за сыном. Странно, но в поезде я не думал, какое дам ему имя, не представлял, похож ли он на меня. Не думал о том, как с младенцем на руках ехать до дома еще 200 километров. И даже не злился на Наталью. Я думал только о том, в безопасности ли мой мальчик. Я думал только о том, что он там совсем один.
По территории больницы я шел уверенно, будто невидимая рука вела меня к тому самому зданию среди многочисленных одинаковых двухэтажных корпусов. И вдруг услышал плач младенца: громкий, отчаянный, сильный. Сердце екнуло, и я перешел на бег, ворвался в здание, на бегу крикнул женщине в белом халате: «Отказники где?! Сына отдайте!», она закивала, накинула на меня халат и побежала рядом. Мы забежали в светлую палату на втором этаже: ряд одинаковых прозрачных кювезов, все, кроме одного – пустые. В этом единственном громко плакал малыш. Нянечка гладила его по животу, но он продолжал кричать. Я взял младенца на руки, уверенно, как будто умел. Сказал: «Привет, Марат. Это папа. Я здесь», – и прижал его к себе. Младенец успокоился. И теперь уже две женщины – педиатр и медсестра – плакали: «Одно лицо! Одно лицо…».
Он снова закуривает, но тут же выбрасывает сигарету. Вытирает слезу. Молчит. Достает из пачки новую.
– О! Ты бы видела, как меня провожали! Как в кино! Всем отделением, все плакали. Мне собрали огромную сумку: одеялки, памперсы, ползунки, распашонки. Показали, как переодевать, как кормить, дали термос с молочной смесью, бутылочку, соски и коробку смеси с собой. Даже меня накормили обедом. Была суета. Куда-то звонили, приехали люди – из ЗАГСа, или из органов опеки – я уже плохо помню. Быстро на месте выписали все бумаги. Я провел в больнице целый день, ты не представляешь, как мне все помогали, сколько было радости на этих женских лицах. Говорили, что опека уже собиралась перевезти ребенка в дом малютки, но педиатры там бывают и знают, что в роддоме уход лучше. Вот и искали предлоги не выписывать его подольше, все надеялись родственников найти или в семью на усыновление пристроить. Еще день-два, и мне пришлось бы долго оформлять документы, чтобы забрать Марата домой. Одна медсестра все причитала: «Такой хороший, здоровенький малыш! И мама молодая, здоровая, красивая женщина. Ну как так-то?»…
Динар кивает своим мыслям. Выбрасывает в урну пустую пачку. Лицо его внезапно темнеет:
– Я не хочу ни о чем спрашивать Наталью, не хочу пытаться понять, почему она так поступила. Благодарен, что сохранила ребенка. Что он со мной сейчас. Ему уже 14, у него есть я, бабушка, сестра и мачеха. Он называет ее «мамой», хотя знает, что он не кровный сын, мы не стали от него скрывать, я считаю, что ложь – не спасение. А искать мать или нет – пусть сам решит, когда повзрослеет.
Татьяна Чернецкая, Наталя ШумакРабота над ошибками
Алексей классический мамин сынок. Тридцать лет. Живет с родительницей в ее квартире практически в самом центре столицы.
Шикарные хоромы заработал сразу после ВОВ его дедушка академик. Вроде как некоторая часть исследований Алексея Алексеевича до сих пор засекречена. Его сын – отец нашего героя – Антон Алексеевич тоже посвятил себя науке, только был рангом пониже. На самый верх не пробился. Таланта, энергии или каких других качеств не хватило – второй вопрос. История у нас будет не про Антона Алексеевича. А про его внука Алексея и его семью.
С супругой – мамой Алеши – сын Алексея Алексеевича жил, что называется, душа в душу. Почти не ссорились. Это был брак на редкость счастливый. Молодой кандидат наук влюбился в студентку Анечку, умницу и красавицу, расписались мгновенно.
После рождения первенца со здоровьем по женской линии у Анны начались проблемы. И выяснилось, что других детей не будет. Муж молодой, в тот момент без пяти минут доктор наук – жену обожал, сильным чадолюбием не страдал. И то, что семья будет маленькой, его не огорчало.
Алешеньку баловали сообща всем кланом.
Дедушка академик (с которого мы начали нашу историю) возил внука на море. Его жена (домохозяйка, а по совместительству – бабушка нашего героя) и ее невестка (мама врач педиатр) ворковали над мальчиком, готовили диетическую еду, считалось, что у Алешеньки слабый желудок. Папа – доцент кафедры – учил ребенка читать, считать, дарил книги, водил в театр и музеи.
Леша сопротивлялся давлению и опеке как мог. А потом все же сдался, стал типичным профессорским сыночком. Таким, как мы их представляем. Тонкая стройная фигурка. Большие глаза за стеклами очков. Непослушные кудри. Кисти рук музыкальные, с тонкими пальцами.
В отличие от служителей медицины: дедушки и папы, наш парень с детства любил цифры. Нырнул в математику. Но тоже ведь наука? Семья поддерживала.
Алеша обожал свои исследования и умные книжки. Шарахался от грубых студенческих развлечений. Так и жил в вузе сам по себе. Друзей не завел. Только приятелей, которым давал списывать. Ботан, отличник и зануда. Что с него взять?