Алена от советов Лены отбивалась практически ногами. А бедра у нее были, как и положено хорошему самбисту, – железные, с мощной четырехглавой мышцей. И живот с вертикальной полосой крепкого пресса.
Тем временем, сужая круги по хорошо просчитанной спирали, вокруг кружился Алексей. Все ближе. Ближе.
– Отвянь.
Тогда он садился рядом. Как обиженный щенок. Голова набок, очки сползают на кончик носа. Глаза большие и печальные. Алена переставала злиться почти мгновенно. Алексей минута за минутой придвигался, сокращая дистанцию. Молча ел девушку глазами.
Вел себя как полный псих. Понятно почему друзья Алены вместе с самим предметом грез нашего Ромео решили, что он немного того… Вроде Форреста Гампа. Не гнали прочь потому, что, похоже, безобидный… И даже польза от него есть. На пляже за вещами следит, пока все в море плещутся.
Но тут, на четвертый или пятый день знакомства и общения, когда казалось, все точки над i давно расставлены, у Леши запел телефон – дозвонился доцент с кафедры, стал задавать вопросы.
И наш герой ответил. Забормотал на своем математическом языке что-то абсолютно непостижимое обычным людям – Лена, подруга Алены, уронила в казан поварешку.
Настала тишина, в которой все, открыв рты, смотрели на смешного ухажера.
– Что это было? – флегматично поинтересовался капитан, муж Лены, отрываясь от бутерброда и пива, когда разговор Алексея закончился. А все остальные наблюдатели еще не обрели дара речи.
– Где?
– Ну вот сейчас. Гаус, шмаус, апофема, шримохема, конфоида, матрица шматрица… Это все о чем?
– А… Это приятель попросил помочь. Подсказать ему тезисы для доклада. Мое мнение про…
Последовало второе извержение математического Везувия.
Может быть, в этот момент Алену и толкнуло в сердце. Пылающие глаза Леши, который говорил о любимой науке, казались двумя огромными безднами, куда затягивает. Крутых профессионалов она с детства уважала.
Изменение отношения к себе Леша осознал, когда Алена села рядом и ткнула кулаком в плечо.
– Рассказывай.
– Что? – Он нервно сглотнул.
– Фамилия, профессия, образование, интересы.
Это походило на допрос. Но Леша радовался и взахлеб, торопливо отвечал. Алена слушала внимательно.
А когда наконец остались во дворе одни, перешли на шепот, – чернильное небо интимно склонилось над кудрявой темной макушкой Алексея и светлой короткостриженой Алены, обняло и математика, и его обретенное чувство… Завернуло в свои волшебные крылья.
Казалось, что они вдыхают южную ночь. И трезвые головы кружились сильнее, чем от алкоголя, под стрекот цикад, которые, надрываясь, голосили из каждого куста.
– Леша. Ты вот это все всерьез?
– Алена?
– Про замуж, жить вместе. У вас в Москве что – невест нет?
Он молчал. Сцепил зубы. Злился? Подбирал слова?
Она сняла с крупного носа своего забавного курортного друга очки. И потянулась поцеловать. Леша мешал. Тыкался губами в ухо, макушку, прижимал к себе. И шептал, что на фига ему какие то чужие невесты. Он свою искал.
– Тебя!
Обзывал Алену аксиомой, глобальной идеей и какими-то другими терминами.
Расписались через месяц.
И еще полгода тянулась морока с переводом молодой жены на новое место службы. Маме Алексей признался в самую последнюю очередь. Хотя она и так чувствовала перемены. Угадывала по ярким веселым глазам сына. По его бесшабашности. По расправленным плечам и сильным движениям счастливого тела. По тому, что куда-то исчезал на выходные (мотался то поездом, то самолетом в Саранск и обратно). Но надеялась, что причина перемен – «хорошая девочка». Как же.
– Здравствуйте.
В дверях высилась широкоплечая, как сержант в кино про спецназ, девушка с очень короткой стрижкой. Грубые ботинки, джинсы, серая майка. Цепкий взгляд. Немного приплюснутый нос.
– Меня зовут Алена.
Протянула руку. На пальце ярко сверкнуло кольцо. Анна Анатольевна трагически взялась сначала за лоб, потом за сердце.
Алена хмыкнула.
Алексей обнял маму и сказал громко:
– Я вас обеих очень люблю. Вы обязательно подружитесь.
Ничего подобного.
Пять первых лет совместной жизни напоминали поле боя. При этом зачинщиком выступала именно мама. Критиковала вслух. Или смотрела неодобрительно. Алена вспыхивала чрезвычайно редко. Когда совсем доведут.
В роду у нее отметились буряты и эвенки. Алена умела смотреть отстраненно, как каменное изваяние в степи со сглаженными чертами, которое и не такие бури видело за свою тысячелетнюю историю. Но порой сдвигала брови. А мышцы на руках вздувались. В такое мгновение в руках взрывались, разлетаясь как шрапнель, чашки и пиалы. Могла треснуть столешница под лежащей на ней ладонью.
Молодую жену выпихивали из жизни сынулика. Она не знала, как сопротивляться. Но не сдавалась. А любовь к Алеше из маленького робкого росточка, наоборот, набирала силу. Вытянулась до небес.
Ночью, когда муж давно видел десятый сон, Алена приподнималась на локте и любовалась крутыми густыми бровями. Иногда осторожно прикасалась к ним, очерчивала. Наматывала на палец прядку волос.
Алексей по-прежнему ходил как растрепа, кудри почти до плеч… Алене это нравилось.
Она оценила ум и таланты мужа. Увидела, с каким уважением здороваются с ее Алексеем подростки. Не в состоянии понять и сотой, тысячной части того, что было для него важным, она обожала слушать его беседы с коллегами.
Втрескалась по самые ушки. В собственного мужа.
Алена была готова налаживать мосты со свекровью. Драила квартиру. Она обожала чистоту, думала, что Анна Анатольевна оценит усилия. Ванная и унитаз теперь сверкали, как улыбки голливудских звезд.
Нет. Вдова профессора поджимала губы и, хотя ростом была капитану полиции по плечо, ухитрялась смотреть на монументальную Алену сверху вниз!
Алексей уговаривал Алену потерпеть. Анна Анатольевна нерастраченный в жизни пыл направляла на моральное изничтожение снохи. Счастье, что закалка в большой многодетной семье, а потом работа в полиции помогли девушке нарастить броню. Особа с более тонкой душевной организацией точно не выдержала бы. Но и терпению Алены приходил конец. Она была готова взять мужа под мышку и вывезти отсюда.
Утащить прочь с территории войны драгоценный трофей. Хоть куда-нибудь. В комнату на другом конце столицы. Лишь бы сбежать от мамы.
А в длинном списке воображаемых и реальных недостатков снохи один стоял на первом месте. Бездетна.
Анна Анатольевна говорила подружкам так. Мол, казалось бы, кровь с молоком, деревенская деваха, рожать и рожать. Увы. Пустоцвет в тридцать с хвостиком лет. Теперь точно внуков не дождусь. Подруги, кто искренне, кто лицемерно, жалели страдалицу.
Напитавшись поддержкой, Анна Анатольевна еще больнее кусала сноху. Старалась делать так, чтобы Алексей не слышал.
Алена, кстати, жаловалась мужу редко. Просто просила съехать.
В один из вечеров в отделение привезли замурзанного ребенка. Схваченного с поличным рыночного воришку. Явно дошкольник. На вопросы не отвечает. Одет не по погоде. Забрать его могут утром… И что? Не в обезьяннике же держать.
Алена вызвалась отмыть, покормить и вернуть в срок. То ли несостоявшееся материнство в ней проснулось, то ли просто жалость. Мальчик на контакт не шел. Шипел и корчил рожи. Дома Алена сунула его в ванную. Он затих. Зажмурился.
А Алена, разглядывая синяки на тощем тельце, сильно грызла костяшки кулака, чтобы не реветь белугой.
Заглянула недовольная бесчинством снохи (притащила кого-то без спроса) свекровь. Увидела черные и синие пятна на плечах, на спине пацана. Мгновенно выдворила Алену жестами из ванной. Прошипела, закрывая дверь, мол, не пугай ребенка!
И вдруг внутри, закрывшись с мальчиком, заворковала, нежнейшим голосом, которого Алена за пять лет жизни в семье ни разу не слышала.
– А кто это у меня дома? Что за гость?
Нет. Не случилось немедленного счастья. Хотя Димку начали брать на выходные. Он писался, врал, воровал. Включил все, что только может выплеснуть из себя несчастный озлобленный малыш.
Однако в светлые периоды, которые проявлялись все чаще и становились длинней – лез под руки Анны. Ласкался. Расспрашивал о ее работе. Живо интересовался делами. Любимыми игрушками у него стали фонендоскоп и тонометр.
Неудивительно, что вдохновленная тем, что внук, возможно, станет врачом, а значит, она все же воспитает светило медицины (!) (Господь услышал ее молитвы!), однажды Анна Анатольевна завела речь про полноценную опеку.
К этому моменту они со снохой установили перемирие. Раз Лешина жена приволокла домой такую полезную находку, как будущий профессор, продолжатель династии, она заслуживала какого-то снисхождения.
Анна Анатольевна проводила с Димкой время за такими увлекательными играми, как измерение давления и подсчет пульса. Рассказывала про интересные случаи на своей работе. Малыш с лету запоминал термины и их значение, повторял названия диагнозов и рисовал жутчайшие каракули в блокнотах – простите, господин профессор выписывал игрушечным медведю и бегемоту рецепты.
Анна делилась профессиональными знаниями. Алена учила Димку складывать кулак, ставить ноги и дышать. Кувыркаться и бегать. Обещала позже научить стрелять из пистолета и водить машину.
Алексей млел от счастья, глядя на любимых, которые не ссорятся, а возятся с пацаном. И послушно кивал, что будет ходить в школу приемных родителей. Чего не сделаешь ради мира в семье?
Случалось всякое. За те год-полтора, что прошли до усыновления. Соседям Кафеджанам тоже досталось. И у них Димка что-то спер, что-то потерял, а что-то разбил.
Но… Анна Анатольевна при всех ее недостатках слово давала железное. Так что держалась. Утешала сына и саму себя. Пару раз подбодрила сноху (отчего Алена долго не могла опомниться).
И продолжала вести воспитательную работу.
Гром грянул, когда все узнали, что Алена беременна. Димку как раз взяли домой на выходные. И тут Алена упала в обморок. Когда все прояснилось, пацан решил, что больше не нужен, и сбежал. Искали по всей Москве. Анна чуть не поседела второй раз.