Разумеется, она могла бы заставить этого Чака. Но ведь он черный… Нет, с черным она не сможет.
Мысли Лидии путались, она все больше злилась на Мэри, а заодно и на ее партнера.
Наконец парочка затихла. Лидия поняла, что Чак заснул – от него стали поступать какие-то странные сигналы-картинки пустынной местности с глинобитными хижинами вдалеке. Мэри не спала. Мэри напряжено соображала, что ей делать, и Лидия, читая ее мысли, чувствовала ломоту в затылке – мысли Мэри были лихорадочно путаными.
«Он уедет, и снова потянется прежняя тягомотина. Не выдержу я, не выдержу… Ника интересуют только его быки и пивнушка, где убивают время такие же импотенты, как он… После черного любовника с белым невозможно этим заниматься. Меня стошнит, когда Ник будет тужиться засунуть свой сморщенный член… Господи, прости меня – я окончательно лишилась рассудка. Бедные дети… Но я все равно сойду с ума либо утоплюсь, если останусь с Ником. Не смогу я, не смогу… Я обязательно уговорю Чака взять меня с собой. Ведь ему нравится заниматься со мной любовью, иначе бы он не приходил сюда. Или же ему нужна не я, а еда, которую я ему таскаю?.. О Господи, все равно я сбегу отсюда. А там будь что будет…»
Лидия незаметно задремала, утомленная пережитым. Проснувшись, обнаружила, что любовники исчезли. Солнце клонилось к закату. В пронизанной его низкими лучами роще было душно.
… – Где ты была? Мы так без тебя скучали! – Джоан и Тим повисли на ее руках и потащили к разложенному специально для нее шезлонгу. – Приходил папа и спрашивал, не видели ли мы маму, – жестами рассказывал Тим. – Он почему-то был очень сердитый. А ты не видела маму?
– Нет. – Мне стало нехорошо, а потом я заснула. Наверное, будет гроза.
Она опустилась в шезлонг и закрыла глаза. Дети, вооружившись длинными хворостинами сгоняли гусей и уток в стаю – пора было домой.
– Пошли. – Подошедшая сзади Джоан разбудила ее.
– Идем. Без тебя было так неинтересно и скучно.
На глаза Лидии навернулись слезы. Девочка говорила от чистого сердца. Она, как и Тим, всегда говорила то, что думала.
…Сверкала молния, лил дождь, и ужинали не как всегда под навесом возле кухни, а на большой квадратной веранде окнами на шоссе. Дети уплетали все подряд, Ник и Мэри лениво ковыряли вилками в тарелках. Лидия знала: супруги успели крупно повздорить.
«У нее кто-то есть, – уловила она мысли Ника. – Про спущенную шину она врала. Зачем ей было ехать в супермаркет на велосипеде?.. Кто это может быть?.. Петерсон все время торчал на ярмарке, Венсона-Черепаху я тоже там видел. Больше здесь нет белых. Разве что этот похожий на гниду швед Андерсен?.. Но ведь ему под восемьдесят. Черт, неужели она спуталась с кем-то из рабочих? Это вроде бы на нее не похоже. Да и они для этих штучек вряд ли годятся. Алкаши они, вот кто. А у алкаша эта штуковина все равно что плохо набитая сарделька. Кто же это может быть?..»
Ник то и дело бросал на Мэри хмурые исподлобные взгляды, и она все больше съеживалась под ними.
«Пускай удирает со своим Чаком, а я останусь здесь, – вдруг осенило Лидию. – Я уже разок обожглась на любви. Крепко обожглась. Все это сплошной обман. Дети любят меня, в доме достаток, Ник хороший хозяин. У плиты я стоять ни за что не буду: выгоню в три шеи эту Фриду и найму кого-нибудь попроворней. Если мне вдруг захочется переспать с Ником, я смогу сделать так, что его сарделька будет тугой. Вряд ли Ник станет возражать. – Она вздохнула, вспомнив невольно, как упорно сопротивлялся ей Ян. Но воспоминание уже не причинило боли. – В Америке такие вкусные сладости».
Последнее соображение окончательно перевесило чашу весов.
– Я… мне что-то душно! – Мэри, вскочив из-за стола, бросилась к двери.
Ник отшвырнул вилку и стиснул кулаки. Дети перестали жевать и в удивлении уставились на отца.
«Иди за ней, – мысленно велела Нику Лидия. – Но только пускай она об этом не знает. Увидишь все своими глазами. Не жалей ее. Не жалей. Не жалей. Она тебя не жалеет…»
Ник тоже вскочил, на ходу сдернул с вешалки дождевик и выскочил во двор.
Лидия не спеша подошла к окну. Сверкнула молния, и в свете ее Лидия успела разглядеть Мэри – та была уже возле ворот. Дождь лил как из ведра. Лидия вернулась за стол.
– Мама… Ее убьет гроза. – Джоан расплакалась.
– Ли не позволит, чтоб маму убила гроза, – успокоил сестренку Тим. – Ли добрая.
Ливень продолжался несколько часов. Погасло электричество, и Ник-младший принес из гаража большую керосиновую лампу. Джоан с Тимом не отходили от Лидии.
– Мы ляжем с тобой. Можно? – спросила Джоан. – Я очень боюсь грозы. И Тим боится грозы, только ни за что не признается. Мама с папой говорят, это глупости, и ругают нас. Ты не будешь нас ругать?
– Нет, – ответила Лидия. – Конечно, вы с Тимом ляжете со мной. – Она даже обрадовалась тому, что сегодня ночью будет не одна в своей широкой неуютной постели. – Быстро умываться и чистить зубы. И не забудьте помыть ноги.
Через десять минут дети уже лежали в постели, положив головки на плечи Лидии. От них пахло тиной и молоком. Лидию умиротворял этот запах. Она заснула сладким блаженным сном.
…Кто-то сильно тряс ее за плечо. Ей ужасно не хотелось открывать глаза. Ей снился скит, Перпетуя, кормившая ее, голодную и несчастную, молоком и теплым хлебом. Перпетуя гладила Лидию по руке и жалостливо на нее смотрела. Молоко было очень вкусным, а спину Лидии приятно покалывало от тепла – она сидела, привалившись спиной к горячей стенке печи…
Она с трудом открыла глаза.
Над ней стоял Ник. Вода с его дождевика капала ей на ночную рубашку. По выражению его лица Лидия поняла: свершилось.
Она поднялась, стараясь не потревожить детей. Накинула халат и вышла вслед за Ником в освещенный тусклым светом керосиновой лампы коридор. Она еще была во власти сна и не могла прочитать мысли Ника.
– Я убил их обоих, – сказал он, едва они очутились в гостиной и Лидия села на диван. Она теперь окончательно проснулась.
«Ты должна мне помочь, – прочитала Лидия мысли Ника. – Иначе я сойду с ума».
Лидия молча встала с дивана, вернулась в спальню и надела поверх ночной рубашки платье. Ник все это время стоял в дверях с лампой в руке. Уходя, Лидия поправила сползшее на пол одеяло и мысленно пожелала Джоан и Тиму счастливых сновидений.
…Они завернули тела Мэри и Чака в полиэтиленовую пленку, – каждое по отдельности.
«Каньон, – все время думал Ник. – Их съедят шакалы… Полиэтилен нужно снять… Горючего должно хватить туда и обратно… Каньон…»
Они погрузили тела в машину. Лидия села на переднее сиденье рядом с Ником.
«Я с тобой, – послала она ему сигнал. – Можешь мне доверять. Я люблю твоих детей».
Когда все было сделано, Ник намеревался бросить в каньон и полиэтилен тоже, но Лидия сказала:
– Положи в багажник на резиновый коврик. Я все вымою дома.
Дороги превратились в сплошное месиво из глины, но они все-таки успели вернуться на ферму до рассвета. Ник валился с ног от усталости, но Лидия заставила его помыть машину и поставить ее в гараж. Пленку и коврик она тщательно вымыла сама. Она велела Нику снять с себя всю одежду и засунула ее в стиральную машину вместе со своим платьем и ночной рубашкой.
На рассвете налетел ураган. Он сорвал с коровника крышу и животные подняли оглушительный рев. Обитатели фермы Джексонов его не слыхали, хотя старшие дети уже не спали, – они привыкли просыпаться с первыми лучами солнца. Ник-младший, выглянув в окно, сказал брату, что на улице настоящая буря, и ребята снова крепко заснули.
После завтрака Ник поехал к шерифу и сообщил ему, что пропала жена. Шериф попросил Ника изложить в письменном виде ход событий. Он написал:
«Во время ужина Мэри вышла на крыльцо, сказав, что ей душно. Я вышел минуты через две и увидел, что жена бежит по дороге в сторону фермы Петерсона. Было темно, дождь лил как из ведра, и мне пришлось вернуться в дом. Тем более что погасло электричество и дети боялись темноты. Я хотел поехать за женой на машине, но обнаружил, что бак почти пустой, а накачать горючего из подземной цистерны я не мог – у меня электрическая помпа».
Шериф Дуглас Франклин, знакомый накоротке со всеми фермерами в округе и навещавший их запросто, дружески похлопал Ника по плечу и пообещал в самое ближайшее время найти беглянку.
Ник вернулся домой и занялся починкой крыши. Дуглас Франклин подъехал к дому Джексонов вскоре после полудня и, протопав ботинками по дорожке, без стука вошел на кухню.
Толстая Фрида разливала рабочим суп – на улице было сыро и они обедали на кухне.
– Где мистер Джексон? – спросил он у нее.
– Они в доме с мисс… Лидией, – запнувшись, ответила Фрида и хихикнула. Рабочие переглянулись, что тоже не ускользнуло от внимания шерифа.
Шериф решил после разговора с хозяином фермы допросить всех пятерых, но не стал предупреждать их об этом заранее. Он знал этих придурков как свои пять пальцев: насочиняют всякую околесицу и будут потешаться вовсю, а потому их нужно захватить врасплох.
Ник и женщина из России сидели на диване в гостиной. Рядом играли дети. Шериф заметил, что Ник был мрачен и у него слегка дрожали руки.
– Есть новости, – обратился к нему шериф. – Я бы хотел поговорить с вами наедине.
Ему показалось, что эта русская смотрит на него с презрительной насмешкой. Правда, шериф Дуглас Франклин никогда раньше не встречал русских и не знал, соответствуют ли их мимика и жесты привычным.
Судя по всему, женщина поняла, что он сказал, – она встала и вместе с младшими Джексонами направилась к двери.
– Плохие дела, старина, – сказал шериф, присаживаясь рядом с Ником. – Мистер Петерсон говорит, что ваша жена была у них вечером. Собственно говоря, ей нужен был этот черномазый придурок Чак. Он уже спал, и мистеру Петерсону пришлось его разбудить. Они говорили о чем-то на веранде – мистер Петерсон оставил их одних. Он вернулся минут через пятнадцать, но их уже там не было. Куда они исчезли, он не знает. Чемодан Чака с его барахлом так и валяется под его кроватью. Деньги он держал в банке в Кингстауне. Я расспросил его дружков. Они говорят, что крепко спали и ничего не слыхали. Сдается мне, Ник…