Поп‐музыка: мелодия на ягодицах грешника из «Сада земных наслаждений» Босха
Иероним Босх в совершенстве овладел целым жанром, соединив реализм фламандской живописи с фантастическими аллегориями на человеческое бытие. Его изображения вредителей и птиц в мужской одежде, разнообразных зверств и странных вещей в необычных комбинациях одновременно и предельно реалистичны, и резко карикатурны. Именно в такой предельно радикальной форме он ввел подобных персонажей и моральную дифференциацию в сферу реалистичных изображений.
Этот Иероним Босх. Ну и чудак.
Вещи из мира искусств редко вирусятся в интернете, но иногда это все‐таки происходит, и обычно из‐за чего‐нибудь абсолютно несуразного, приправленного добрым слоем уморительного. Вспомните, например, как в одночасье обрела звёздный статус ничем не примечательная фреска начала XX века под названием «Ecce Homo» за авторством испанского художника Элиаса Гарсиа Мартинеса после того, как одна пожилая женщина попыталась отреставрировать ее из самых лучших побуждений.
Типичное, довольно скучное изображение Иисуса Христа практически за одну ночь превратилось в кромешный ужас со смазанным обезьяноподобным лицом – и тут интернет просто сошел с ума.
Изображение этого так называемого «Пушистого Иисуса» (также известного как «Картофельный Иисус») стало главным мемом 2012 года, вдохновив бесчисленные твиты, пародии и костюмы на Хэллоуин. «Пушистый Иисус» стал настолько популярным, что в крошечном испанском городке Борха, в котором и проживает злополучная фреска (население, по данным последней переписи в 2018 году, составило 4922 человека), из‐за ее популярности был открыт музей, а поток туристов увеличился в девять раз.
Следующее такое событие произошло лишь в феврале 2014 года, и на этот раз интернет снова никого не пощадил. Как и в случае с «Пушистым Иисусом», дело было в смешном, а если выразиться точнее – дело касалось одной из самых глупых вещей, что только можно представить: музыкальных попах, сочиненных известным представителем Северного Возрождения по имени Иероним Босх (1450–1516).
Когда я в конце 1990‐х годов изучала искусствоведение, я оказалась не готова к Иерониму Босху.
Изображенный этим голландским художником эпохи Возрождения «Сад земных наслаждений» (приблизительно 1480–1505, Национальный музей Прадо, Мадрид) появился на экране одного из лекционных залов моего колледжа, украсив его морем цветов и деталей (и поп. Их тоже было много). Это было не похоже ни на что из того, что я видела раньше. Пока мои глаза скользили по изображению, я испытывала прилив эмоций: спокойствие и тоску, пока я смотрела на левую панель, изображающую первозданный и немного чудной Рай; затем последовали смущение и ступор, когда я прищурилась, чтобы посмотреть, чем и в каких позах?! занимаются все эти люди в саду центральной сцены; и, наконец, я замерла и замолкла, придя в ужас от пыток, творившихся в кошмарном аду.
Я понятия не имела, что на самом деле творится на знаменитой причудливой картине Босха. Я знала только одно: благодаря своей вопиющей странности этот художник мне очень понравился.
И я в этом была не одинока. Вот уже более пятисот лет Босх пугает и восхищает поклонников своими необычными картинами, полными религиозного и морального фанатизма (по крайней мере, нам кажется, что они полны религиозного и морального фанатизма – сейчас поговорим об этом). В музее Прадо «Сад земных наслаждений» привлекает больше всего посетителей, уступая, возможно, лишь не менее любопытной придворной сцене Диего Веласкеса под названием «Менины» (1656). Но большинству посетителей музея Прадо Босх запоминается намного сильнее Веласкеса – просто из‐за странности. Люди на панно Веласкеса, по крайней мере, узнаваемы, это что‐то из реального мира: инфанта, ее фрейлины и сам Веласкес в качестве королевского художника. Но вот что, черт возьми, творится в «Саду» Босха? В этом случае ваши догадки будут ничем не хуже моих. А детально проработанная абсурдность и странность триптиха – это основная причина его популярности. Причудливый адский пейзаж Босха даже вдохновил термин «босхианский» – синоним «кошмарного» или «ужасного». Большинство из того, что мы видим в «Саду земных наслаждений», выглядит абсолютно бессмысленным, и поэтому триптих так чертовски врезается в память. Он похож на работу сумасшедшего.
Все обожают Босха: земные наслаждения в поп‐культуре
Что общего у Доктора Мартинса, Кристиана Диора, детских раскрасок, писателя Майкла Коннелли, дизайнера Александра Маккуина, режиссера Гильермо дель Торо и многих других? То, что на всех них оказал немалое влияние один чудаковатый средневековый художник. Из‐за того, что образы с картин Босха (в частности, «Сада земных наслаждений») постоянно возникают в популярной культуре или в качестве принтов на различных товарах, он стал – как написало издательство The Atlantic – «самым трендовым среди средневековых художников, изображавших апокалипсис». Пик его популярности пришелся на середину 2010‐х годов, но откуда такое всеобщее восхищение Босхом? Искусствовед Крейг Харбисон считает, что причиной являются наши с вами тревожные и тревожащие времена – что, собственно, можно сказать и про эпоху самого Босха. «Его век был в чем‐то похож на наш: люди чувствовали, что все разваливается на части, – заявил Харбисон. – Это приводит к всплеску художественной фантазии и воображения».
Но сумасшедшим Иероним Босх не был… по крайней мере, мы так считаем.
Подобная неопределенность является обычным делом для исследователей Босха, потому что очень многие источники вдохновения, идеи и факты биографии художника до нас не дошли. По различным причинам – например, из‐за политической нестабильности в его родном городе и из‐за того, что прошло уже пятьсот лет – почти не сохранилось записей, проливающих свет на основные этапы его жизни. Нам известны лишь некоторые общие факты: человек, который в дальнейшем назовет себя Иеронимом Босхом, при рождении получил имя Ерун Антонисон ван Акен. Он родился в лесистом городке Хертогенбосе, на территории современных Нидерландов, в 1450‐х годах – точная дата или год неизвестны, и уже отсюда начинаются пробелы в биографии художника. Босх родился в династии художников и ремесленников, охватывающей шесть поколений, и поэтому его склонность к изобразительному искусству не была неожиданностью; отсюда же можно сделать предположение, что свое раннее художественное образование он получил дома, скорее всего, от отца и художника по имени Антоний ван Акен. С возрастом Босх и сам стал признанным художником: он пользовался спросом не только в родном Хертогенбосе (псевдоним «Босх», кстати, происходит из второй части названия этого города; так художник хотел прославить свою малую родину), но и по всей Европе – заказов от знати было предостаточно. Однако Босха не особо интересовали путешествия, и тот факт, что придворные, по‐видимому, сами приходили к нему с просьбой написать картину, является ярким свидетельством его репутации.
Босх был женат, но никогда не имел детей; зато он выступал в роли своеобразного отца для художников Хертогенбоса, изучавших основы живописи в его собственной мастерской.
Будучи набожным и человеколюбивым, Босх присоединился к Братству Богоматери – религиозной и общественной организации, которая стала духовным центром не только родного города, но и собственной жизни Босха.
Он не любил покидать дом и поэтому оставался в Хертогенбосе до конца своих дней; здесь же, согласно записям Братства Богоматери, в августе 1516 года в церкви Святого Иоанна для художника была проведена заупокойная месса.
И, по сути, это все, что нам известно о создателе самых смелых и пугающих произведений Северного Возрождения. Такой недостаток информации во многом затрудняет понимание его уникального стиля – например, мы не можем прибегнуть к методам психоанализа для трактовки изображений художника. На протяжении сотен лет ученые ведут споры обо всем: начиная от источников вдохновения Босха и его символики и заканчивая тем, был ли он розенкрейцером (не был), астрологом (точно не был) или наркоманом (наверное, не был?). В книге «Земля крайностей: Иероним Босх, Сад земных наслаждений» писатель Рейндерт Фалькенбург пишет, что «картины Босха по‐прежнему кажутся нам сложными и двойственными; это все, что мы можем сказать о нем». Босх, как и его работы, является для нас загадкой.
Для современников его работы были не менее непостижимы и загадочны. Самое раннее упоминание «Сада» принадлежит Антонио де Беатису, секретарю испанского кардинала Луиса Арагонского; Антонио написал, что видел картину в середине 1517 года во время посещения дворца графа Нассау Генриха III в Брюсселе: «Там было несколько картин разных причудливых вещей… вещей настолько любопытных и фантастических, что их просто невозможно описать тем, кто не видел их лично». Даже современники Босха не могли понять, что там к чему на его самой известной картине.
Тем не менее принято считать, что центральной темой большинства полотен Босха является христианство, и даже беглого взгляда на «Сад земных наслаждений» достаточно, чтобы это подтвердить: левая сторона триптиха представляет зрителю видение полного зверей и растений рая до грехопадения человека. Бог в красных одеждах держит за руку Еву, представляя ее Адаму, среди множества реальных и воображаемых существ (ура, единороги!).
Животные и среда, в которой они находятся, оказываются намного интереснее, чем местные люди.
Убегающая кошка держит в пасти мышь, а из пруда неподалеку вылезает тюлень с круглой головой. Фонтан, в котором есть что‐то от ракообразных, льет воду во второй пруд, кишащий утками и странными ящерицами – в числе которых есть одна трехголовая. А сверху за этим всем наблюдает жираф‐альбинос.
Это похоже на настоящий волшебный рай; как и сказано в бытии, Адам и Ева здесь невинно обнажены и еще не знают об этом, что создает контраст с объемными одеждами Бога.
Центральная панель демонстрирует нам дальнейшие события и сам Сад земных наслаждений, в котором человечество после грехопадения больше сосредоточено на удовлетворении желаний, чем на соблюдении божьих заветов. И все эти желания крутятся вокруг тела: десятки – или сотни! – обнаженных людей резвятся рядом с водоемами (и этими причудливыми фонтанами), вместе дурачатся, питаясь огромными фруктами, а порой и залезая внутрь этих самых фруктов, моллюсков, яиц и странных пузырчатых сфер. Предаваясь поцелуям, ласкам и играм – не только друг с другом, но еще и с огромными птицами, – эти люди не заботятся ни о чем, кроме удовольствия и удовлетворения. И похоже, они хорошо проводят время – толпа людей в центре полотна кружится, словно на карусели, верхом не только на лошадях, но и на свиньях, львах, кошках и многих других животных, и, черт возьми, как же за этим интересно наблюдать! Только вот радость этих сцен омрачается характером третьей и последней панели.
Темная и мрачная по сравнению с яркими и красочными первыми двумя частями, правая панель триптиха демонстрирует нам десятки способов вечных издевательств над заблудшими душами. Это неприятно, но крайне завораживающе: пара гигантских ушей движется по черной земле, удерживая острый нож и топча тела на своем пути; синий демон с головой птицы глотает людей целиком, а затем испражняет их в такой же синий пузырь; свинья в костюме монахини пытается поцеловать очень незаинтересованного в этом мужчину; а руководит всей сценой фигура, представляющая из себя наполовину дерево, наполовину яйцо (есть версия, что она имеет лицо самого Босха) с хитрыми глазами и улыбкой, не менее загадочной, чем у «Моны Лизы».
Конечно, это ад, но он совсем не похож на другие изображения ада.
О пугающих сюжетах третьей панели Босха было уже много споров, но вот чего нельзя отрицать, так это творческих способностей и изобретательности художника. Эти качества были усилены мелькающими тут и там аллегориями на нашу реальность. Например, на картине можно увидеть вполне повседневные вещи – игральные карты, металлические ключи, фонари, нож, принадлежащий гигантским ушам, – но из‐за того, что они увеличены до неестественно огромных размеров, они выглядят неестественно и угрожающе, не так, как в жизни (ну а еще там полно пугающих чудовищ). Музыкальные инструменты играют в этой панели важную роль, и на изучении только их одних какой‐нибудь рьяный студент мог бы написать целую диссертацию – берите на заметку, студенты‐искусствоведы! – тут и барабаны, и колокольчики, и треугольник, и волынка, шарманка, лютня, арфа, труба, а также несколько деревянных духовых инструментов и – как же не упомянуть! – деревянная флейта, на которой какая‐то несчастная про́клятая душа играет своим задним проходом.
«Так выглядел бы концерт The Who в эпоху позднего Средневековья», – отметил журналист британской газеты Guardian, увидев эти изображения.
Все вышесказанное подводит к естественному вопросу: откуда такое внимание к музыкальным инструментам? Музыка играет в картине важную роль, но причина этого может быть непонятна современному зрителю. Если учитывать, что центральной темой «Сада земных наслаждений» является движение человечества от невинности к погибели, тогда инструменты приходятся кстати: музыку долгое время считали прямой дорогой к греху. Потому что музыка ведет к танцу, танец ведет к прикосновениям, а прикосновения к… ну, вы поняли. Таким образом, инструменты выступают символом вожделения, и именно так они, должно быть, воспринимались современниками Босха. (Оказывается, в словах отца из фильма «Свободные» мог быть смысл.)
«Ад ждет вас, злостные грешники», – словно говорит Босх своей культовой работой. Но вот вам факт, который не так часто появляется в статьях искусствоведов: Босх подходил ко всем этим вопросам с поразительным чувством юмора.
Безусловно, он дает зрителям религиозные и моральные советы, но относится к этому достаточно беззаботно.
Слишком уж много забавных и откровенно смешных деталей есть на каждой из трех панелей – особенно на адском пейзаже, – и нам следует отдать должное этому легкомыслию, отличающему работу Босха от множества средневековых произведений той же тематики. Если бы он действительно хотел напугать нас до смерти, он мог бы просто изобразить проклятых, кричащих в мучениях или кипящих в огненном озере, что и делали многие его предшественники (хотя, честно говоря, отдельные элементы всего этого присутствуют и в «Саду»). Однако Босх заходит дальше. Кокетливой свиньи‐монахини и огромных ушей уже достаточно, чтобы вас развеселить, и вот – толпа людей, вынужденных участвовать в этой зловещей адской какофонии во главе с человеком‐лягушкой в розовом тюрбане, полностью завладевает вашим вниманием. Иерониму Босху было вовсе не обязательно добавлять эти странноватые элементы, но он мог сделать это по двум причинам: чтобы зрители рассматривали полотно внимательно, а следовательно, погружались в него полностью; или, возможно, он хотел, чтобы мы смеялись.
Юмор Иеронима Босха зачастую упускается из виду в трактовках «Сада земных наслаждений», хотя большинство из нас чувствует его на фундаментальном уровне. Босх вовсе не первопроходец в этом жанре – в средневековых рукописях и готической церковной архитектуре достаточно часто изображались странные и фантастические звери, – но он поднимает всю эту причудливость на новый уровень даже в адском пейзаже. Если смотреть на эту работу только с точки зрения морали, мы попросту упустим ту самую важную деталь, которая делает Босха таким бесподобным художником.
Одна из причин, по которой мы игнорируем этот юмор, состоит в том, что изображенная тема – переход от сотворения к грехопадению и наказанию – достаточно мрачна.
Даже формат картины – триптих – имеет религиозный подтекст, ведь именно эта форма часто используется для оформления христианских алтарей. Но видели ли вы когда‐нибудь в церкви настолько эротичное, диковинное и забавное произведение? Полагаю, что нет.
Причины, по которым Иероним Босх обращался к юмору в своих работах, могли заключаться в желании подорвать устои. Иоанн Златоуст, архиепископ Константинополя в IV веке нашей эры и один из первых отцов христианской церкви, называл смех греховным из‐за разных его последствий. В 387 году Златоуст писал, что
«смех и шутки не кажутся греховными, но они ведут ко греху. Смех часто порождает скверные рассуждения, скверные речи и еще более скверные действия. Нередко слова и смех приводят к ругательствам и оскорблениям, а ругательства и оскорбления – к дракам и вредительству; драки и вредительство – к увечьям и убийствам».
Подобные заявления о том, что смех ведет ко злу (теперь понятно, почему на средневековых картинах все вечно только страдают), были актуальны и во времена Босха, когда Эразм Роттердамский, также известный просто как Эразм, написал целый трактат о смехе. Эразм, голландский христианский ученый, живший почти одновременно с Босхом, прокомментировал, что «безудержное веселье и громкий смех, сотрясающий все тело, неприемлемы, потому как они искажают лицо и являются демонстрацией распутного ума».
По итогу: смех – это худшее, что можно представить, и на протяжении многих веков его запрещали и не одобряли.
Чего вы такие серьезные? Юмор в искусствоведении
К искусству часто относятся сли-и-ишком серьезно. Но сами художники веселились – просто ради веселья! – веками. Некоторые из самых известных произведений искусства в мире были созданы в юмористическом ключе и до сих пор вызывают у нас смех. Мой любимый пример – дерзкая работа Марселя Дюшана под названием «L.H.O.O.Q.» (1919, Центр Помпиду, Париж; репродукции находятся в различных коллекциях), один из фирменных реди‐мейдов художника, подробно описанных в главе 11. Дюшан взял дешевую почтовую открытку с изображением «Моны Лизы» Леонардо да Винчи, подрисовал ей карандашом усы и бороду, а внизу написал буквы «L.H.O.O.Q.». Сам по себе дерзкий акт осквернения иконы мира искусств шокировал публику, но надпись подняла шутку на новый уровень: эта последовательность букв представляет из себя забавный каламбур. Если ее произнести на французском, это будет звучать похоже на «Elle a chaud au cul», что переводится примерно как «У нее классная задница». Разве можно придумать лучший способ надругаться над первой леди мира искусства – и вообще над всем пафосом изобразительного искусства?
Но затем начался бунт. Ученые и философы в конце XV века одновременно с ростом известности Эразма начали публиковать работы, в которых провозглашали положительное влияние смеха:
«Цель смеха состоит в том, чтобы восстановить утомленные души, погруженные в меланхолию», – сказано в одном из этих трудов.
Способность смеяться – естественную для человека – стали превозносить как придающую силы и даже способную спасти жизнь в темные и смутные времена. Кроме того, нельзя недооценивать те связи, возникающие между людьми, которые вместе смеются или шутят. Есть ли лучший способ сблизиться и найти общий язык? К XXI веку об исцеляющих и успокаивающих свойствах смеха было написано уже немало, но во времена Босха подобные идеи считались радикальными. И вот представьте, как он получает заказ на создание традиционного триптиха о человеческом проклятии – но вместо того чтобы действовать просто и прямо, Босх добавляет в картину веселье, наполняя адскую сцену абсурдными демонами‐химерами и нелепыми огромными предметами. Раз уж мы все катимся в бездну, почему бы не повеселиться в процессе?
Прошло пятьсот лет, и можно подумать, что визуальные шутки Босха потеряли свою остроту после многих веков исследований и трактовок. Но, как это бывает с настоящими шедеврами, следующее поколение открыло его заново. В начале 2014 года Босх снова оказался у всех на слуху благодаря студентке колледжа, наделенной склонностью к музыке и острым взглядом, – эта история связывает воедино смех, музыку и изобразительное искусство. Босху бы это понравилось.
В конце января 2014 года Амелия Хэмрик, двадцатилетняя студентка, обучающаяся в Христианском колледже Оклахомы, увидела «Сад земных наслаждений» в рамках курса, посвященного западному мышлению и самовыражению. Как и многие другие, она была очарована проработанным миром Босха, и потому захотела в свое свободное время рассмотреть картину подробнее. Намного подробнее. В процессе она заметила кое‐что интересное в левом нижнем углу адской панели. Внимание Хэмрик – опытного музыканта – естественным образом привлекли все эти огромные инструменты. Рассматривая лютню, девушка заметила наполовину торчащего из‐под нее человека. В том, что он голый, не было ничего удивительного – большинство людей на всех трех створках этого полотна обнажены. Но конкретно в этом человеке было кое‐что любопытное: рисунок в виде нотной записи на пятой точке.
Эта музыкальная попа ни от кого не спрятана – ближайший человек на картине даже указывает на нее, стараясь привлечь внимание, – но так как «Сад» по количеству мелких деталей напоминает картинки «Найди десять отличий», очевидно, что некоторые вещи будут менее заметны, чем другие. Хэмрик, однако, обратила внимание именно на этот элемент и сделала то, о чем никто ранее не задумывался: она решила перевести нотацию Босха в современную.
На этот эксперимент у Хэмрик ушло примерно полчаса; студентка использовала программное обеспечение для создания музыкальных композиций и, наверное, увеличительное стекло, с помощью которого можно было рассмотреть попу в деталях. Сделав несколько предположений (Хэмрик подумала, что «вторая линия на нотном стане – это “до”, как это было принято в григорианских хоралах того времени»), девушка переписала мелодию для синтезатора и воспроизвела ее. Получившееся тридцатисекундное аудио она – вместе с нотной записью – загрузила в свой музыкальный блог в Tumblr под псевдонимом chaoscontrolled123. Так мелодия ушла в пучину интернета.
По словам Хэмрик, это была просто шутка – пост, созданный в час ночи, который она назвала «шестисотлетней песней попы из ада».
(Скорее, пятисот с лишним, но кого это волнует?) Девушка и подумать не могла, какое влияние окажет ее короткая мелодия.
В считаные дни «песню попы из ада» прослушали и репостнули тысячи раз – она мгновенно разлетелась по Сети благодаря беспроигрышному сочетанию чьей‐то попы и странности (а интернет любит и то и то).
В середине февраля 2014 года скромная композиция Амелии появилась в сообщениях британского издания Guardian, блога BBC Culture и многих других, а новостные и телевизионные организации раструбили об этом открытии по всему миру. Хэмрик даже была приглашена на ток‐шоу «Андерсон Купер 360», и этот выпуск стоит посмотреть не только ради самой девушки, увлеченно рассказывающей историю рождения песни попы, но и из‐за шуток Купера: он качал головой в такт мелодии и заметил, что «ей не помешал бы какой‐нибудь бит на заднем фоне»; это иллюстрирует одну из самых лучших черт неожиданной классики Хэмрик: с ней можно придумать миллион каламбуров.
Когда я впервые узнала об этом открытии на Artnet.com – одном из ведущих веб‐сайтов, посвященных изобразительному искусству, – я была не в силах сдержать восторга. Я не только разместила новость во всех социальных сетях, но и с радостью отправила ее всем своим друзьям, увлекающимся искусством.
Так как же на самом деле звучит эта «песня попы из ада»? Не очень – что, я полагаю, логично, исходя из того, что она предназначена для пыток. В этой «песне», расшифрованной Хэмрик и загруженной на YouTube, похоже, нет ни ритма, ни смысла – по сути, она представляет собой случайную последовательность тонов и интервалов.
Уловить в этом какую‐то мелодию попросту невозможно, и в ближайшее время эта композиция вряд ли попадет в чарты.
Даже сама Хэмрик призналась: «Это действительно ужасный григорианский хорал». Это подтвердил и другой пользователь Tumblr, известный под ником wellmanicuredman, преобразовав песню в правильное григорианское пение, что, по крайней мере, сделало мелодию более приятной. Знаете, какая лучшая ее часть? Абсурдный текст, который wellmanicuredman сочинил для нее:
Песня попы из ада,
Это песня попы из ада,
Наши попы поют, сгорая в чистилище…
Песня попы из ада,
Песня попы из ада,
Попы…
Поп‐улярность: «Венера с зеркалом» (1647–1651) Диего Веласкеса и женская ярость
Будучи одной из самых великолепных богинь всех времен (и единственной женщиной, которую Веласкес (1599–1660) написал обнаженной), Венера с зеркалом стала центральным украшением Лондонской национальной галереи с самого момента ее приобретения в 1906 году, привлекая внимание своими округлыми формами. У некоторых мужчин чуть ли не текла слюна при взгляде на картину, и подобное неуместное внимание разозлило одну канадскую/британскую активистку по имени Мэри Ричардсон, которая 10 марта 1914 года напала на картину с ножом для мяса. Зачем она сделала это? Хотя первоначально женщина объясняла свой поступок тем, что она суфражистка, сорок лет спустя она призналась, что на самом деле ей просто не нравилось, «как посетители‐мужчины пялились на картину целыми днями». Вот почему в музеях нужны охранники (и целые команды реставраторов).
Естественно, интерпретации нашей новой старой песни на этом не закончились. Кент Хеберлинг, композитор и исполнитель из Милуоки, штат Висконсин, представил свой собственный взгляд на шедевр Хэмрик, переработав его в тяжелую гитарную металл‐композицию. В 2017 году группа под названием An Dro при участии классического гитариста Джеймса Спалинка выпустила трек «Hieronymus Bosch Butt Music[32]» на своем альбоме «Loose Change» (вы можете послушать его на Spotify). Это была «песня попы», переработанная в гитарные табулатуры и сыгранная с использованием исторически верных инструментов: шарманки и лютни.
Короче говоря, отойди в сторону, «Пушистый Иисус». Да здравствует новый король глупости из мира искусств!
Оказалось, что Хэмрик, возможно, была не первой, кто расшифровал ноты на попе. Еще в 1978 году испанская группа из Мадрида Atrium Musicae выпустила «Codex Gluteo» под руководством музыковеда и композитора Грегорио Паниагуа. Чем же они вдохновились? Естественно, нашим приятелем с нотами на попе. Первый трек с одноименного альбома «Introitus, Obstinato I – Organa, Codex Gluteo» начинается с медленных жужжащих звуков шарманки – именно то, чего мы ожидаем от дьявольских инструментов Босха, – а затем темп увеличивается, и мы получаем мелодию, звучащую удивительно по‐средневековому. Но я все же настаиваю на авторстве Хэмрик, потому что (по моему скромному, немузыкальному мнению) запись Atrium Musicae скорее была вдохновлена нотами с попы, чем являлась их адаптацией.
«Песня попы из ада» Хэмрик – это буквальная, нота за нотой, транскрипция написанной Босхом партитуры, в то время как музыка Грегорио Паниагуа – нет.
Это скорее дань уважения, чем сама мелодия. Учитывая также, что альбом Atrium Musicae также включает в себя традиционную музыку Средневековья и раннего Возрождения, группа скорее просто дает нам послушать демоническую музыку, как если бы она была написана во времена Босха.
Удивительно, но Амелия Хэмрик была не первой, кого заинтересовала музыкальная составляющая «Сада земных наслаждений» Иеронима Босха. В 2010 году группа музыкантов и кураторов Коллекции музыкальных инструментов Бэйта (Оксфорд, Великобритания) – одного из крупнейших в мире собраний современных и исторических музыкальных инструментов – также заинтересовалась обилием музыкальных элементов, как выдуманных, так и вполне реальных, на адской панели Босха. Коллектив задался вопросом: а как же, собственно, звучит этот сатанинский оркестр? В течение нескольких месяцев специалисты создавали физические репродукции инструментов Босха – флейту, барабан, трубу, шарманку, арфу, лютню и волынку, – чтобы прийти к выводу, что все эти инструменты, кроме двух, абсолютно непригодны для игры. Энди Лэмб, менеджер Коллекции Бэйта, заявил лондонскому изданию Times: «Я попытался сыграть несколько нот на одном из духовых инструментов. Производимый им звук был просто ужасен». Что касается других инструментов, то их «было невозможно либо сконструировать, либо слушать».
И хотя я сочувствую музыкантам из Коллекции Бэйта, которые наверняка были разочарованы тем, что не смогли сыграть свою адскую музыку, такой результат вполне оправдан. В конце концов, это была преисподняя Босха: место, где про́клятые грешники должны проводить вечность, подвергаясь мучениям, а не слушая приятные симфонии. Лэмб тоже отметил, что издаваемые их инструментами «мучительные» звуки вполне подходят изображенному миру. И, опять же, мы обязаны признать весь абсурд ситуации.
И эксперимент музыкантов из Коллекции Бэйта, и мем Амелии Хэмрик должны напоминать нам о юмористическом характере «Сада земных наслаждений» Босха, ад которого является одновременно устрашающим и причудливо-забавным.
Все эти шутки с музыкой лишь укрепляют наше представление об Иерониме Босхе как об умном художнике‐бунтаре, чьи работы пропитаны уникальным чувством юмора – и это вовсе не умаляет их духовной нагрузки, а возможно, даже дополняет ее. Быть может, задумывая этот триптих со всеми его нелепыми элементами сотни лет назад, художник лишь хотел, чтобы зрители смеялись. И то, что в XXI веке мы продолжаем смеяться – в этот раз над «музыкой попы» и ее многочисленными воплощениями на YouTube, – это дорогого стоит, ведь так мы лишний раз вспоминаем про этот шедевр эпохи Возрождения. Хотя вполне возможно, что, создавая «Сад земных наслаждений», художник добавил в картину юмор без задней мысли. (Ну извините!)